Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Предисловие

Эта книга перенесет вас в странный и искаженный мир серийного убийцы. Серийные убийцы встречаются относительно редко. Они воплощают одну из самых мрачных сторон человеческой природы, сочетая наиболее примитивные и извращенные формы сексуальности с яркой агрессивностью. Соединение этих черт толкает их на криминальное поведение. Крайняя степень извращенности неизбежно наводит ужас и в то же время вызывает интерес. Захватывающее повествование Джоэла Норриса раскрывает суть такой личности и выявляет причины, способствующие формированию синдрома серийного убийцы.

Сегодня, когда Америку захлестнула волна насилия, сказывающаяся на всех сторонах жизни общества, книга Норриса особенно актуальна. За редким исключением, мы откликаемся на рост жестокости сугубо по-американски – призываем на помощь «закон и порядок», требуем более суровых приговоров для преступников и ведем борьбу за расширение применения смертной казни. Наши тюрьмы и колонии переполнены, несмотря на то что их строится все больше и больше. Мы начисто отказались от идеи реабилитации правонарушителей. Места заключения – это, по сути, склады для отходов общества, обучение и профессиональная ориентация, осуществляемые в них, – чисто символические. Показатель рецидивизма высок и не обнаруживает тенденции к снижению. Стоимость строительства и содержания мест лишения свободы дошла до такого уровня, что налогоплательщикам впору заняться поиском альтернативных путей решения проблемы наказаний за совершение преступлений. Наш обычный подход «с глаз долой – из сердца вон» обходится слишком дорого. В своей книге доктор Норрис весьма красноречиво показывает, что криминальное поведение – явление отнюдь не простое. Это исключительно сложная «заключительная стадия развития», в которой находят выход нарушения биологического, психологического и социального аспектов индивидуума. Я полностью согласен с доктором Норрисом, рассматривающим серийных убийц в контексте медицинских проблем.

Однако, в отличие от других областей здравоохранения, на исследование этой проблемы – проблемы причин и профилактики серийных убийств – не отпускается средств. К сожалению, в научной среде криминология считается малопрестижной. Многие специалисты, которые могли бы работать с преступниками, испытывают нерешительность. Одни говорят, что опасаются стать жертвами злой воли, иные, может быть, более откровенные, оправдывают свое нежелание тем, что их тесное общение с преступниками пугает близких. Как свидетельствует статистика, в психиатрических лечебных заведениях риск нападения на врача со стороны больных куда выше, нежели в местах заключения. Психиатры, как и я работающие в психиатрических пенитенциарных учреждениях, сталкиваются с интереснейшими примерами психопатологии. Мы наблюдаем у своих пациентов-заключенных сложное, но вполне доступное пониманию взаимодействие врожденного и приобретенного, природы и воспитания. Значительную часть наших пациентов составляют люди с личностными нарушениями, с настоящими пороками развития, с чертами характера, в которых можно проследить влияние наследственности и среды. У большинства из них просматривается связь совершенных преступлений с употреблением алкоголя или наркотиков, иногда наблюдаются органические поражения головного мозга. В последней группе многим из преступников никогда не ставился диагноз, хотя они и проходили медицинское обследование перед судом или во время отбывания наказания. В этой группе у значительной части убийц были выявлены нарушения неврологического типа, тесно связанные с совершенными ими преступлениями. Как показывает мой опыт, патология головного мозга у заключенных чаще всего не диагностируется, хотя ее роль в криминальном поведении важнее, чем мы привыкли считать. Внимательный подход доктора Норриса к этой области заслуживает всяческой поддержки.

Для меня чтение «Серийных убийц» стало настоящими «именинами сердца». В этом исследовании автор показал те черты характера серийного убийцы, которые обусловливают его трагическую уникальность, и поделился с нами своими важными наблюдениями и открытиями. Если выводы доктора Норриса помогут общественности осознать необходимость изучения и лечения криминального поведения, данная книга, сочетающая информативность с увлекательностью, приобретет поистине неоценимое значение.

Филипп С. Хикс, доктор медицины, главный психиатр тюрьмы штата Калифорния, Сан-Квентин, Калифорния

Введение

Являясь профессиональным психологом-консультантом, я неоднократно выступал в качестве эксперта со стороны защиты в ходе судебных разбирательств и помогал в составлении апелляций по ряду приговоров, вынесенных убийцам в штате Джорджия (некоторые осужденные были серийными убийцами). Я вел разъяснительную работу с заключенными и служащими охраны Федеральной тюрьмы в Атланте, являлся консультантом по профилактике насилия Университета штата Джорджия, обращался к членам исполнительной власти этого штата с предложениями по проведению реформы пенитенциарной системы для несовершеннолетних. Долгие годы я занимался экспертизой по уголовным делам. В исправительных учреждениях, в практической и научной психиатрии я много раз наблюдал взаимное непонимание, возникающее между наиболее жестокими преступниками и теми, кто в силу профессиональных обязанностей должен понимать и контролировать их. Я был поражен этим фактом. Как могли люди, отвечающие за самый жестокий контингент нашего общества, призванные держать его под контролем, совершенно не понимать тех, за кого несут ответственность? Найти ответ оказалось непросто. В конце концов, после нескольких лет напряженной работы я взял годовой отпуск, чтобы привести в порядок мысли, распределить свои силы и заняться исследованием интересующих меня проблем. Плодом этих исследований является настоящая книга.

Непонимание между теми, кто совершает акты жестокости и насилия, и теми, кто должен расследовать преступление, найти виновных и содержать их под стражей, проявляется по-разному. Во-первых, правоохранительная система не заботится о выяснении мотивов действий убийц. Не занимаясь профилактикой преступлений, она ограничивается лишь наказаниями. Расследования по делам серийных убийц, в которых мне пришлось участвовать, были направлены главным образом на то, чтобы утолить справедливый, хотя и не всегда точно направленный, гнев общественности. Значение имели стиль, личность, харизма, энергия, побудительные мотивы, финансовое и социальное положение сторон, участвующих в судебном процессе, ход разбирательства и настойчивое вмешательство средств массовой информации. Техническая сторона юридических вопросов, судебные прецеденты, нормы права, действующие в штате, наиболее выгодные для защиты и обвинения, заслоняли собой психиатрический аспект в мотивации преступников. Суды присяжных были недостаточно осведомлены о сложных механизмах, действующих в расстроенной психике серийных убийц. Попросту говоря, в зале заседаний не находилось места для всех улик и свидетельских показаний, и рассматривались лишь те из них, которые лежали на поверхности.

Во время работы в университете штата Джорджия, где я занимался подготовкой академических программ по изучению профилактики насилия и отдельных форм психических заболеваний, мне представилась возможность обсудить некоторые свои наблюдения с учеными и преподавателями, работающими в разных областях. Они должны были определять политику исследований, разрабатывать проекты профессиональной подготовки в университетах и государственных учреждениях. В их задачу входило выбирать группы населения в качестве объекта исследований и тщательнейшим образом изучать феномен насилия. Однако почти никто из них в действительности ни разу не посетил тюрьму и не поговорил с преступником с глазу на глаз. Мои душераздирающие рассказы производили на собеседников ошеломляющее впечатление, и они были готовы часами обсуждать случаи множественных и особо жестоких убийств, теоретизируя на тему о вероятных мотивах преступлений. К сожалению, их природная любознательность и почти интуитивное понимание контингента заключенных не выходили за пределы научной среды и не принимали форм общественной деятельности. Сформулировать на основе интуиции теорию осуждения убийц, представить преступника с нарушенным поведением элитарной академической группе, предложить использовать приговоренных к казни убийц в качестве объектов для исследования при подготовке специалистов казалось им опасным. Ученые боялись, что подобный поступок обернется угрозой их будущему, пагубно отразится как на личной карьере, так и на программе исследований, над которой они работали или хотели бы работать. В результате те, кому в первую очередь следовало бы представлять профессиональную информацию в суде и освещать истинные причины серийных убийств или других эпизодических жестоких преступлений, слишком пеклись о своей репутации и не желали вникать в суть проблемы.

В то же время широкая общественность была охвачена возмущением по поводу усиления незащищенности человека перед насилием. Люди хотели надежной защиты своей неприкосновенности, жаждали торжества справедливости в залах суда. В то же время средства массовой информации делали из серийных убийц своего рода суперменов, и вопросы профилактики и наказуемости преступлений терялись среди призывов к возмездию и искуплению. Вполне понятно нежелание политиков и ученых разрабатывать исследовательские программы, которые воспринимались бы как «цацканье с убийцами».

Сталкиваясь с очередным серийным убийцей, я понимал: в обществе растет число нездоровых индивидуумов, хотя и не имеющих очевидных недугов. В массе пойманные преступники выглядели изнуренными, переутомленными, но спокойными, словно недавно пережили внутреннее потрясение. В одиночных камерах за решеткой убийцы казались вполне индифферентными – и перед судом, где решался вопрос об их жизни и смерти, и отбывая пожизненное заключение, и ожидая исполнения смертного приговора. Они, несомненно, были физически и психически ущербны, одни – в большей, другие – в меньшей степени. Почти все имели на теле шрамы, следы ушибов или множественных ранений в области головы или шеи. У них были ожоги, следы от постоянных аварий, драк, поножовщины и перестрелок. Многие в детском возрасте получили травмы в семье. Все убийцы говорили, что мечтают о свободе, но, по-видимому, чувствовали себя в заключении как дома. Не раз после особенно напряженного допроса приставленный к преступнику охранник по-отцовски обнимал его и, провожая в камеру, говорил: «Ладно, сынок, пошли домой».

Почти все убийцы, которых я встречал, были рецидивистами, а некоторые – серийными убийцами. Они говорили о том, насколько унизительна жизнь в тюрьме, но в то же время старались приспособиться к этой жизни, собираясь провести здесь остаток лет. Меня удивлял тот факт, что разумные люди снова и снова совершают поступки, обрекающие их на тюремное заключение. Может быть, делая выбор, они не имели свободы воли? Один такой убийца сказал мне: «Как только я выхожу из тюрьмы и вдыхаю воздух свободы, я становлюсь похож на попугая, выпущенного из клетки, срываюсь с тормозов и делаю то, за что вновь попадаю в клетку».

Некоторые из убийц страдали психопатиями, но лишь немногие признавались невменяемыми, подвергаясь тестированию, известному как правила Макнатена^[1], которые используются для определения, в состоянии ли испытуемый различать добро и зло. Правила Макнатена пришли в Америку из Англии в начале XIX века. Они основаны на утверждении, что если человек способен различать добро и зло и предвидеть последствия своего поведения, он не является невменяемым. Эти правила – краеугольный камень официального определения вменяемости, и в нашей стране они служат основой всех гипотез и теорий, касающихся насилия. Меня беспокоит то, что в наиболее прогрессивном обществе XX века, когда наука и медицина совершили столько открытий, мы продолжаем полагаться на абсолютно некорректное определение человеческого поведения. Основывать официальное определение вменяемости на правилах Макнатена – все равно, что применять медицинские методы прошлого столетия в лечении рака или СПИДа.

Я также заметил, что средства массовой информации интересовались не столько жестокими преступниками вообще, сколько суперубийцами, такими как Джин Харрис, Чарльз Мэнсон или Тед Банди, либо историями убийств, где герою-преступнику удалось бежать, либо случаями, где детективу или жертве чудом удалось избежать смерти. Поскольку я жил в Джорджии, где хорошо помнили атлантские убийства детей, я занялся исследованием обстоятельств этого дела и личности осужденного убийцы Уэйна Уильямса. К моему удивлению, обнаружилось еще шесть случаев серийных убийств в Джорджии, имевших место в тот же четырехлетний период, что и трагедия в Атланте. Получалось, что синдром серийного убийства не является недугом одной Джорджии, а существует по всей стране. Первоначально я решил сосредоточить свое внимание на наиболее жестокой группе во всем спектре насилия, поразившего американское общество, – на серийных убийцах. В январе 1984 года ФБР объявило о том, что Америка охвачена эпидемией серийных убийств. Это совпало с моими наблюдениями, и я пришел к выводу, что серийное убийство и другие формы эпизодической агрессии – по сути, заболевание, которое следует диагностировать и локализовать, пока оно не захлестнуло наше общество. В августе 1984 года я опубликовал свою первую статью на эту тему в журнале «Лайф».

В последующие два года мне выпала возможность беседовать с глазу на глаз с несколькими обвиняемыми и осужденными серийными убийцами, познакомиться с их историями. Моя одиссея началась с родного города, и в конце концов я стал консультантом защиты по делу о Чулочном душителе города Колумбуса в штате Джорджия – осужденном убийце пожилых женщин, орудовавшем в районе, где прошло мое детство. Я видел Теда Банди и опрашивал Бобби Джо Лонга во флоридском отделении для смертников, разговаривал с Генри Люкасом в Джорджтауне, штат Техас. Я так часто молился, стоя на коленях, в камере Люкаса вместе с ним и его духовной покровительницей, сестрой Клементиной, что это стало для меня таким же привычным делом, как и выслушивание его первых признаний, насквозь проникнутых напыщенностью, и «перепевания» отредактированных рассказов о преступлениях – годом позднее.

В тюрьме Фарвью в Восточной Пенсильвании я интервьюировал Джозефа Каллингера и работал с его биографом Флорой Шрайбер, автором книг «Сибил» и «Сапожник». Мне довелось стать свидетелем того, как между Шрайбер и Каллингером образовалась уникальная связь, хотя они и происходили из разных кругов и вели совершенно разный образ жизни. Последним из убийц, с которым я беседовал, был Чарльз Мэнсон. Я также общался с родственниками жертв преступлений, включая Дорис Тейт, мать Шэрон Тейт, Роуз Элис и Чарльза Тейер, супругов Фентонов, чья дочь была изнасилована и убита Гэри Шефером в Спрингфилде, штат Вермонт. Переживая вместе с ними боль утраты, наблюдая тяжелейшие последствия полученной психологической и эмоциональной травмы, я сделал важный шаг к пониманию масштабов воздействия серийных убийц на наше общество. Позже, в Квантико, в Виргинии, мне встретились суперагенты Отдела ФБР по медицинскому исследованию поведения, которые поразили меня своей беззаветной преданностью делу и высочайшим мастерством составления профиля убийцы, модели, характерной для ряда преступлений, что позволяло им добиваться успеха в расследованиях. Но, к сожалению, они совершенно не понимали всей пользы моделей для специалистов других областей и не видели ценности своих изысканий в профилактике серийных убийств. И хотя истории таких преступлений различны, в них присутствовали практически идентичные эпизоды: родительская жестокость, насилие, унижение, неспособность к учебе, употребление алкоголя или наркотиков. Теперь, спустя четыре года, собрав более пятисот интервью, проведя много часов в библиотеках и у телефона, накопив обширные сведения о чертах характера и биографиях серийных убийц, я обнародую полученные мной результаты в книге «Серийные убийцы». Неподдельный интерес со стороны тех, с кем мне довелось сталкиваться в ходе своего исследования, позволяет надеяться, что эта книга привлечет внимание к проблеме и будет способствовать продолжению ее изучения другими специалистами. Ученые-медики, сами серийные убийцы, семьи жертв, обвинение и защита предоставили мне столько информации, сколько невозможно включить в одну книгу.

То, что вам предстоит прочитать, приведет в ужас, опечалит, вызовет у вас отвращение, а иногда – и гнев. Это не биография убийцы и не просто документальное описание синдрома серийного насильника. Это исследование заболевания, которое развивается в нашем обществе, угрожая поразить всю сеть исправительных учреждений для несовершеннолетних преступников, уголовно-правовую систему и пенитенциарные учреждения для взрослых. Вы сами убедитесь: в книге, как в зеркале, отражается тонкая грань, отделяющая нас от скатывания к первобытному, инстинктивному, животному поведению, которое таится за стеной психологического самоконтроля и социальных норм. Если условия в обществе станут напряженнее и усугубится разрушение социальных норм, может пасть последняя преграда, отделяющая нас от катастрофы. Поэтому главный хирург США назвал бытовое и социальное насилие одним из важнейших факторов риска для будущего общества. Пока наше отношение к насилию, и особенно к серийному убийству, основывается на принципе «око за око», на личном возмездии, показатели численности таких преступлений будут резко увеличиваться от десятилетия к десятилетию.

Природа серийного убийцы

Серийный убийца среди нас

Вначале тревога охватила Виннтон, один из районов Колумбуса, штат Джорджия. Дело было осенью 1977 года. Стояла необычная для этой поры жара. Ферн Джексон, вдова шестидесяти лет, известная в городе представительница высокопоставленного семейства, преподавательница общественного здравоохранения в школах города (с давних пор она жила одна в самом изысканном предместье), была обнаружена мертвой в собственной спальне. На лице и голове убитой виднелись следы жестоких побоев. Женщина подверглась сексуальному насилию, после чего была задушена собственным нейлоновым чулком, который полиция нашла туго завязанным на шее жертвы. Убийца прикрыл полунагое окровавленное тело одеялом. Детективы и эксперты-криминалисты установили: преступник вошел в дом через заднюю стеклянную дверь, застал миссис Джексон врасплох в спальне и избивал до тех пор, пока она не перестала оказывать сопротивления, затем затянул на шее чулок, изнасиловал несчастную, после чего задушил. Потом убийца, взяв ключи миссис Джексон, уехал на ее машине, которую бросил в Хайтсе, негритянском районе города, отделяющем Виннтон от центра и реки Чаттахучи. Это было жестокое и отвратительное преступление. Сообщение о нем в обзоре новостей прозвучало тревожно, как летний гром. Это произошло 16 сентября.

В воскресенье, 24 сентября, Джин Дайменстайн, одинокая женщина семидесяти одного года, была найдена мертвой жестоко избитой, изнасилованной и задушенной чулком в своей спальне всего в четырех кварталах от дома Ферн Джексон. Преступник угнал ее автомобиль, доехал на нем до Карвер-Хайтса и бросил в ста ярдах от того места, где четырьмя днями раньше полиция нашла машину миссис Джексон.

В уютном ухоженном белокаменном пригороде даже одно убийство было весьма непривычным трагическим событием. Излишне говорить, что два убийства, совершенных с разрывом в пару дней, два преступления, в результате которых были задушены жившие уединенно престарелые дамы, всколыхнули весь Колумбус. Жителям города и прежде приходилось видеть в вечерних выпусках теленовостей репортажи о подобных зверствах, совершающихся в других местах. Они слышали о Ричарде Спеке, убивавшем девушек-сокурсниц, знали о непрекращающихся случаях гибели молодых женщин поблизости от Сиэтла, о волне убийств и изнасилований, ставших визитной карточкой таких городов, как Атланта, Лос-Анджелес и Нью-Йорк. А теперь подобные происшествия происходят в их тихом Колумбусе!

Под нажимом общественности полиция поспешила арестовать Джерома «Дака» Лайваса, умственно отсталого, весьма удобного подозреваемого, и вскоре объявила, что преступник сознался в злодеяниях. Только обитатели Виннтона чуть-чуть расслабились, как Флоренс Шибел, прикованную к инвалидной коляске, слепую, восьмидесяти девяти лет, нашли задушенной в своей спальне. Подобно другим жертвам, это была белая женщина. Престарелая дама тоже жила одна. Преступник проник в дом, избил ее, изнасиловал, задушил чулком, а перед уходом прикрыл тело.

Еще через четыре дня мертвой в своей спальне обнаружили шестидесятидевятилетнюю Марту Термонд, также изнасилованную и задушенную. По иронии судьбы, после смерти Шибет она установила у себя в доме новый, более надежный засов, но в роковой час он оказался не заперт, и убийца без труда вошел в дом. Однако на этот раз преступник не тронул машину. Теперь полиция и жители Колумбуса поняли – мотивом преступления было отнюдь не ограбление.

Поскольку преступления, объединенные общим почерком, продолжали совершаться и после ареста Лайваса, обвинять его в убийствах стало сложнее. Правда, городской прокурор отказался выпустить арестованного из-под стражи. Просидев в тюрьме еще две недели, в эксклюзивном интервью Карлу Кэннону, корреспонденту городской газеты Колумбуса «Леджер», Лайвас признался в убийстве президента Джона Кеннеди и Уильяма МакКинли. Эта история появилась в газете на следующий день, и красный от смущения Ронни Джонс, начальник отдела грабежей и убийств полиции Колумбуса, который несколько недель назад объявил о задержании подозреваемого, сообщил журналистам, что охота за подлинным убийцей продолжается.

В конце 1977 года жертвой преступления стала Кэтлин Вудрафф, семидесяти четырех лет, вдова Джорджа «Кида» Вудраффа из клана Вудраффов, совладельцев «Кока-колы». Дама была изнасилована и задушена шарфом в гостиной своего дома на престижной Буэна-Виста-роуд. Общество охватила тотальная паника – люди боялись маньяка, который по-прежнему гулял на свободе. Теперь все поняли: грабеж со взломом не служил главной целью преступлений, и на самом деле это были жестокие сексуальные нападения, где изнасилование и убийство стояли на первом месте. Кроме того, поскольку убийца частично изменил свой почерк, перестав угонять машины, выяснилось, что он следит за репортажами о своих злодеяниях и старается сбить со следа полицию. Белокаменные особняки с колоннами, построенные основателями Виннтона еще перед Гражданской войной, солидные дома благополучного аристократического предместья, в которых проживали одинокие пожилые дамы, принадлежащие к среднему классу, превратились в непреступные крепости, оснащенные множеством засовов и хитроумных систем сигнализации. В дневное время по тенистым улицам рыскали специально натасканные собаки, вынюхивая след среди цветущих азалий, а по ночам район патрулировали полицейские машины, прорезавшие заросли зелени голубоватым светом прожекторов. Хрупкие старушки выходили из дома, аккуратно засунув пистолет в косметичку, а по воскресеньям и в церковь приезжали с оружием. Город парализовал ужас, любое новое лицо вызывало подозрения.

Постепенно местная полиция, прокуратура, а также газетные и телевизионные репортеры, освещавшие эти события, поняли: неуловимый призрак, выбирающий жертв на основании собственной логики, не является обыкновенным преступником, не вписывается в традиционные представления об убийце. Полиция Колумбуса, подразделение Бюро расследований штата Джорджия, ФБР и полиция штата начали составлять психологический и поведенческий профиль убийцы, используя данные об аналогичных моделях преступлений, совершавшихся в других городах. В это время в Сиэтле орудовал серийный убийца, студент колледжа Тед Банди, специализировавшийся на сокурсницах; в Чикаго преуспевающий бизнесмен Джон Гейси, строительный подрядчик с годовым доходом в двести тысяч долларов, на протяжении пяти лет убивал юношей, а затем хоронил в собственном подвале; в Калифорнии Эд Кемпер прикончил подряд восемь женщин; а по соседству, в Атланте, Уэйн Уильямс отбывал наказание за похищение, изнасилование и убийство более двадцати пяти мальчиков. Следователи пришли к выводу, что имеют дело с особенным убийцей.

Погибшие женщины из Виннтона вписывались в более широкую модель – то были жертвы преступников, не имевших очевидных мотивов. Благодаря своим методам и повадкам насильники, казалось, были почти неуловимыми. По сути, преступления такого рода не принадлежат к числу традиционных убийств, с какими обычно сталкиваются полицейские и криминалисты, скорее, это форма заболевания. У некоторых серийных убийц имелись физические недостатки, обернувшиеся фатальными симптомами, и в итоге жертвам казалось, что они подвергались насилию по чистой случайности. Сегодня серийное убийство в Америке стремительно превращается в эпидемию, которую главный хирург США причислил в своем докладе к первоочередным проблемам оздоровления общества.

Панику, охватывающую людей, когда поблизости появляется убийца и жертвы вначале исчезают, а потом тела друг за другом обнаруживаются в неглубоких могилах, испытали многие города. Так, в Техасе и соседних штатах от рук серийного убийцы, предположительно Генри Ли Люкаса, погибло более трехсот человек. Достоверность и точность его первых признаний до сих пор остаются под вопросом – позднее Люкас от них отказался. Некоторые из рассказов настолько поражают своей чудовищной красочностью, что даже полиция отказывается им верить. По данным техасских рейнджеров и органов правопорядка Америки, Люкас убил несколько сот человек мужчин, женщин и детей, которых он не знал, если не считать нескольких часов. Он истязал и убивал свои жертвы, расчленял тела, а затем закапывал останки. Жителей Атланты охватил страх, когда вблизи реки Чаттахучи стали каждую неделю находить все новые тела детей, подвергшихся сексуальному нападению и закопанных на берегу. Полиция Сиэтла в течение ряда лет безуспешно разыскивала убийцу молодых привлекательных женщин, которые, как казалось, не оказывали сопротивления преступнику. Лишь после ареста Теда Банди в другом городе убийства прекратились. Чтобы предстать перед судом, Банди потребовалось совершить насилия во Флориде и Юте, куда он бежал от преследования полиции. Даже после того, как Банди был вынесен приговор, истинное количество людей, погибших от его руки, осталось тайной. Многих родителей до сих пор мучит вопрос, не стали ли его жертвами их пропавшие дети, о которых давно нет известий.

Сейчас в числе главных серийных убийц, приковавших к себе внимание широкой публики, чьи преступления расследуются полицией и ФБР: Ричард Рамирес, известный как Ночной Сталкер, – взломщик, убивавший без разбору всех, кто заставал его за грабежом; находящийся на свободе неизвестный убийца из южного Лос-Анджелеса, за которым усиленно охотится полиция, – на его счету уже по меньшей мере двадцать убитых проституток; убийца с Грин-Ривер в Сиэтле – он также прикончил более двух десятков проституток и зарыл их тела на берегу Грин-Ривер, реки, протекающей прямо за городом. Если прибавить сюда «Тиленоловых убийц» и множество «убийц-повторял», начинающих действовать, когда становится известно о появлении в округе серийного убийцы, этот список увеличивается почти до бесконечности.

Все вышеперечисленные преступники принадлежат к новой категории, сформировавшейся совсем недавно. Это так называемые «серийные» безмотивные убийцы, «убийцы для развлечения» или убийцы по влечению, численность которых в последние годы растет с устрашающей быстротой. По данным ФБР, только в 1983 году жертвами таких преступлений стали приблизительно пять тысяч американцев, что составляет двадцать пять процентов от общего количества жертв убийств; в среднем серийные насилия совершались по пятнадцать раз в день. Садисты не знали своих жертв и убивали исключительно ради «кайфа». ФБР называет деяния подобного рода серийными убийствами, а преступников – отдыхающими убийцами или убийцами по влечению. Согласно данным ФБР, это наиболее коварные и отвратительные среди самых жестоких людей. Серийных убийц почти невозможно вычислить, поймать. Их действия непредсказуемы и не укладываются в обычную схему расследования; они перемещаются из штата в штат под самым носом преследователей, растворяются среди людей, чтобы позднее снова возникнуть в другой части страны и продолжать совершать новые серии немотивированных убийств.

Эти чудовища страдают своего рода зависимостью: акт убийства служит им наркотиком. Их неудержимо влекут жертвы, которых преступники выбирают в сумерках среди покупателей магазинов, по ночам на темных городских улицах, средь бела дня на дорогах в сельской местности, в уединенных деревнях. Серийными убийцами движет сила, неведомая им самим. Положив глаз на очередную жертву, они начинают преследовать ее с упорством гончей, пока добыча не будет загнана в угол. В конце концов, ловушка захлопнется. Подобно раненым хищникам, серийные убийцы не удовлетворяются простыми убийствами. Они часто пытают свои жертвы, наслаждаются видом агонии, гримасами ужаса, воплями отчаяния, реакцией на боль. На смену эйфории убийства приходит период выраженной депрессии. Убийцы обращаются с мольбами о помощи к полиции или прессе, как это делал, например, в начале шестидесятых годов Ричард Хирринз, серийный убийца из Чикаго, – он оставлял на зеркале над головой своей жертвы надпись губной помадой. «Поймайте меня, пока я снова не убью!» Серийные убийцы всегда прячутся, в то же время оставаясь на виду. Некоторые просят, чтобы их поймали, обещают сдаться и пройти курс лечения, но исчезают, чтобы, появившись вновь, совершить очередной акт насилия.

Откуда берутся серийные убийцы? Отчего возникает их чудовищная жестокость? Почему убийцу вроде Теда Банди так трудно поймать? Почему Генри Ли Люкасу удавалось ускользать от полиции более десяти лет, переезжать из штата в штат, оставляя за собой десятки тел, закопанных в землю? Почему Карлтон Гэри, Чулочный душитель из Колумбуса, признается, что присутствовал при всех виннтонских убийствах, но по сей день настаивает на том, что убивал кто-то другой, называя вымышленного убийцу одной из своих кличек? Может быть, эти убийцы – суперпреступники, способные обводить полицию вокруг пальца на каждом шагу? Или сама природа их преступлений настолько отлична от остальных известных типов убийств, что не поддается контролю местных сил правопорядка?

К несчастью для нас, серийное убийство принципиально отличается от других преступлений. Этот факт лишь недавно признали полиция, ФБР, суды, медики и все правительственные инстанции. В основе большинства нарушений закона лежат определенные, доступные пониманию мотивы. Драка двух мужчин внезапно превращается в убийство, как только один из них достает пистолет. В жестокой ссоре любовники начинают наносить друг другу удары, пока какой-то из них не окажется смертельным. Взломщик, орудующий в доме или магазине, застывает как вкопанный, когда включается свет и его застают врасплох, и вдруг стреляет в первого попавшегося ему на глаза. Или насилием завершается семейный скандал. Полиции бывает достаточно дня, а то и нескольких часов, чтобы раскрыть любой подобный случай. Мотивы – налицо. Жертвы определенно связаны с убийцей, а тот настолько переполнен раскаянием, так мучится сознанием своей вины, что задержать его не составляет труда. Кроме того, значительную часть убийств совершают «новички». Они почти не обладают навыками, необходимыми для того, чтобы скрыться. Единственное, на что они способны, – в панике убежать, предварительно засыпав место преступления ключами к его разгадке и уликами, оставив кучу свидетелей. Они думают, что если будут бежать достаточно быстро и долго, то в конце концов окажутся в безопасности. Однако в итоге бремя содеянного заставляет их остановиться и выдать себя. Если бы они были чуть опытнее или заранее планировали путь к отступлению и приготовили себе укрытие, возможно, им удалось бы отсидеться, пока о них забудут, и внимание сотрудников отдела убийств, у которых всегда уйма работы, переключилось бы на новые преступления.

Выследить вооруженных грабителей, совершающих убийство, тоже довольно просто. Те, кто переезжает из штата в штат, оставляют следы, и, если к делу подключится ФБР, скорый арест им гарантирован. В случае заказных убийств – гангстерских разборок, политических убийств – мотивы бывают вполне ясны, и полиции остается лишь найти исполнителя и закрыть дело.

Даже массовые убийцы не похожи на серийных. Первых почти всегда задерживает полиция. Приведу в пример Джеймса Хьюберти, убившего свыше двадцати пяти человек в лос-анджелесском «Макдональдсе»; Ричарда Спека, на счету которой семь медсестер из Чикаго; Чарльза Уитмэна, двадцать лет назад расстрелявшего десять человек с башни здания Техасского университета; Хуана Гонсалеса, учинившего расправу на пароме в Стейтен-Айленд, расчищая себе путь среди людей, праздновавших День независимости. Они отличаются от серийных убийц тем, что имеют менее убедительный камуфляж нормальности. По утверждению ряда экспертов, по сравнению с серийными, массовые убийцы более склонны к проявлению явных патологических психоневрологических симптомов, которые легко диагностировать. Кстати, сейчас в разных городах страны заведено несколько судебных дел, в которых истцы настаивают, что больницы, выписавшие будущих массовых убийц перед совершением ими тягчайших актов жестокости, должны нести ответственность за ущерб, нанесенный этими людьми.

Серийный убийца – совершенно иной преступник. Во-первых, он опытен и искушен в своих действиях, он способен скрываться под маской общественно приемлемого поведения. Не следует забывать, что наиболее закоренелые серийные убийцы занимались преступлениями по многу лет. Убийство было у них отрепетировано и продумано до мелочей, мечты о нем, как сексуальная фантазия, многократно прокручивались в голове. На пути серийного убийцы попадались буквально тысячи потенциальных жертв, которые неведомо для себя становились актерами в его внутренней психологической драме.

Во-вторых, жертва может числиться в пропавших несколько лет до тех пор, пока не будет найдено тело. Полиция начинает расследование, лишь обнаружив труп. Количество пропавших без вести в одном районе может быть настолько велико, что полиции приходится выделять больше сил на защиту населения, чем на поиск ключей к раскрытию преступления. Случается, подозреваемою задерживают лишь при случайной встрече с полицией, например, когда патруль застает его на месте преступления. А когда находят жертву, ее связь с убийцей иногда оказывается настолько хрупкой и неуловимой, что остается незамеченной. Карлтон Гэри был осужден за убийство белых пожилых женщин, напоминавших ему тот тип, на который в свое время, когда он был ребенком, походила его мать. Тед Банди забивал только молодых, привлекательных и уверенных в себе девушек, похожих на отвергшую его невесту. Даже самые дальновидные полицейские не в силах найти такой ключ к разгадке. Это становится возможным лишь после задержания убийцы и составления его психологического профиля.

Большинство традиционных убийц бежит, чтобы их не поймали. Профессиональные киллеры, заказные убийцы умеют быстро смешиваться с толпой; они заранее планируют пути отхода. Те, кто сгоряча лишил жизни ближайшего родственника, жену или ребенка, больше боятся содеянного, чем полиции, и вскоре сами приходят с повинной. А серийные убийцы похожи на диких животных. Их зачаровывают последствия преступления. Они посещают могилы жертв, являются на похороны. Они растворяются в тени, маскируются под нормальных людей, сами наступают на пятки полиции, переживая заново акт своего насилия, следят за расследованием. Убийца с Грин-Ривер в Сиэтле позвонил по телефону жене сотрудника отдела убийств и попенял ей на несообразительность мужа, а Тед Банди часто специально сталкивался с офицерами полиции и интересовался у них ходом следствия. Как правило, до того, как стать серийными убийцами, эти люди находились под стражей или лечились в психиатрических лечебницах. Однако чудовищность признаний, которые они делали, была настолько невероятной, что их просто отпускали: полицейские предпочитали расследовать более тривиальные правонарушения.

Когда у серийного убийцы иссякает резерв потенциальных жертв – обычно к данному архетипу относятся маленькие дети, одинокие пожилые люди, молодые женщины, которые ходят по улицам без провожатых, проститутки, умственно отсталые, бродяги, геи, – он меняет место жительства и начинает охотиться в другом городе или штате, где население пока не охвачено страхом. Часто в этом новом районе полиция не интересуется сообщениями о пропавших в других местах или о идентифицируемых следах жертв преступлений. И вдруг она сталкивается с серией исчезновений или находит несколько тел, закопанных в безымянных могилах. Мало кто из сотрудников отделов убийств станет интересоваться информацией об убийствах, совершенных ранее в отдаленных штатах, а общегосударственная компьютерная сеть с базой данных о нераскрытых убийствах была создана лишь недавно. Если расследование поручают ФБР, даже оно вынуждено соблюдать территориальные рамки местного подразделения охраны правопорядка. Это позволило такому убийце, как Генри Ли Люкас, никак не связанному со своими жертвами, наносить удары в Техасе, Оклахоме, Нью-Мехико и Арканзасе, не опасаясь быть схваченным объединившими свои усилия полицейскими из разных штатов. К моменту полного воссоздания картины преступления убийца обычно уже находится в бегах либо попадает за решетку, совершив следующее.

Серийный убийца, порой выходящий на дело дважды в месяц в течение нескольких десятков лет, имеет за плечами куда больший преступный опыт, чем просто убийца. С 1960 года не только выросло число отдельных серийных убийц, но возросло и число жертв, приходящихся на одного насильника. Кроме того, преступления стали случаться чаще: в стране орудуют приблизительно пятьсот неустановленных серийных убийц. Ущерб, который они наносят обществу, колоссален.

Мало того что эти статистические данные весьма удручающи, эпидемия серийных убийств неуклонно ширится. Серийный убийца – это болезнь американского общества. Инфекция передается от поколения к поколению в форме насилия над детьми, алкоголизма, наркомании, плохого питания. В последние двадцать лет на долю США, население которых составляет всего 5 % от общего числа людей, живущих на земле, приходилось 75 % серийных убийц. Из 160 серийных убийц, задержанных или вычисленных силами правопорядка, по меньшей мере 120 были обнаружены в США. Существуют реальные опасения, что по мере распространения американского культурного влияния на менее развитые страны недуг серийного убийства, если его не пресечь, поразит и их.

В разгар безумия серийный убийца способен нанести удар без предупреждения. Часто, поохотившись за своими наиболее уязвимыми жертвами в одном районе, он неожиданно снимается с места и движется дальше, предоставляя полиции возможность разыскивать без вести пропавших и отрабатывать весьма скудные улики. Поскольку убийство совершается не в порыве страсти, а является его повседневной потребностью, которая иногда развивается на протяжении многих лет, такие преступления составляют образ жизни преступника. Можно сказать, что он и живет ради совершения убийств, переходя от одного к следующему, нанизывая их на нить своего существования, протекающего от одной смерти до другой, от одной жертвы – к следующей. Убийца чувствует, что без этой нити преступлений он рассыплется подобно бусам, его психика распадется. Остальная часть жизни насильника подчинена единственной цели – созданию видимости нормальности и здравого рассудка.

Между преступлениями он затаивается, растворяясь среди обычных людей. Его повседневная жизнь протекает у всех на виду, но между тем он следит за полицией, усердно собирающей улики, из которых никак не складывается целостная картина. Серийный убийца ждет, когда на пути появится очередной подходящий незнакомец. Возможно, у новой жертвы окажется какая-то особенная улыбка или прическа, знакомые духи или одеколон, либо специфическая самоуверенная манера держаться, либо что-то еще в его облике, что толкает убийцу к фазе сталкинга (загнания). Каким бы ни был этот импульс, он заставляет преступника начать выслеживать добычу. Иногда он неделями следует за своей не ведающей о надвигающейся опасности жертвой: запоминает номер машины, ждет, когда она очутится на том перекрестке, где устроена засада, поглядывает в зеркало заднего вида, наблюдая, как человек каждый вечер возвращается с работы. Преступник ищет случая остаться с жертвой одни на один, чтобы представиться, завоевать доверие и раскинуть сети.

В отличие от обычного, серийный убийца находится во власти своей страсти, как наркоман, ставший рабом наркотиков. Он страдает недугом, который оказывается смертельным не только для его жертв, но и для него самого. В конце концов, жертвой становится он сам. Серийный убийца не может удержаться от новых преступлений так же, как закоренелый наркоман не в силах отказаться от героина. Совершив убийство, он в глубине души страдает от мучительной боли и звериного страха. В это время у него приходит в действие необычный защитный механизм. Однако вскоре снова появляется желание убивать. Преступник может испытывать отвращение к собственным деяниям и презирать себя за слабость, но не в силах остановиться. В нем живет извращенная тяга к смерти, а нависшая угроза газовой камеры, электрического стула или инъекции яда лишь побуждает продолжать преступления, что он и делает, пока его, наконец, не поймают и не казнят. Поэтому после ареста многие серийные убийцы делают признания, умоляют о наказании. Оглядываясь назад, полицейские вспоминают, что данный человек уже попадал под стражу, порой несколько раз, и косвенно признавался в преступлениях, по которым уже велось расследование, предупреждал, что будет убивать снова. Но тогда служители закона не воспринимали его слова всерьез и отпускали на свободу. Многие серийные убийцы лишь частично понимают, что творят, а поскольку жертвы в их сознании сведены к уровню тотемных объектов, воспоминания о реально совершенных преступлениях приобретают очень схематичный, расплывчатый характер. Как правило, полицейские дознаватели оставляют скрытые мольбы о помощи без внимания, воспринимая признания как причуды психов, ищущих популярности, считают, что попавший к ним человек неспособен совершать убийства с таким размахом.

Подобно Джону Вейну Гейси и Теду Банди, серийные убийцы в основном похожи на нормальных людей: они ходят на работу или учатся, возвращаются домой, растворяясь в своей среде. Они даже могут быть женаты и участвовать в общественной жизни. Но в действительности это ходячие бомбы замедленного действия, готовые сдетонировать при определенном стечении обстоятельств. Так, для Бобби Джо Лонга из Флориды импульсом был облик «ночной бабочки», ожидающей, когда ее «снимет» один из завсегдатаев клуба для одиноких в Северной Тампе; для Эда Кемпера – звук голоса, напоминавшего голос матери, а для Джона Гейси – высокомерное поведение какого-нибудь юнца.

Человек, находящийся на грани превращения в серийного убийцу, подобен дремлющему вулкану. Никто не знает, что за внешней нормальностью скрывается психика, охваченная бурей, переживающая воспоминания долгих лет, проведенных в условиях эмоционального и физического насилия, страданий, причиняемых ближайшими родственниками. Такой человек может быть эпилептиком или иметь органическое повреждение головного мозга, которое ему удавалось скрывать большую часть жизни. Но в какой-то момент все элементы соединяются воедино, образуя активного серийного убийцу, они достигают критической точки, и при подходящей стимуляции – появлении какого-то зрительного образа, запаха, звука – индивидуум переходит в ловческую фазу (фазу троллинга) и отправляется на поиски.

Фазы состояния серийного убийцы

Патологическая привязанность серийного убийцы к своему преступлению является одновременно приверженностью к специфической модели насилия, которая превращается в его образ жизни. Каждый такой преступник возвел убийство в ритуал личного психологического выживания, в котором выслеживание жертвы, приготовление к захвату добычи и пыткам, момент смерти и сокрытие останков имеют своеобразный извращенный смысл. Соблюдение определенного ритуала – общий признак серийных убийц, выделяющий их из массы традиционных «коллег». Выполнение обрядовых актов, достижение пика своего могущества доставляют преступнику «кайф» – эмоциональный и сексуальный оргазм, переживаемый в момент совершения убийства.

С помощью экспертов, изучавших жестокость и насилие, мы выделили в ритуале серийного убийства семь ключевых фаз.

1. Фаза ауры

Начало изменений в поведении знаменуется некоей формой отхода от повседневной действительности. Во-первых, преступнику начинает казаться, что время замедлило свой бег. Звуки и цвета приобретают особую яркость. Запахи становятся более интенсивными, кожа делается необычайно чувствительной к легчайшему прикосновению. На смену реальности обыденного существования приходит навязчивая тяга к поиску партнера; вначале она реализуется в фантазии, когда воображаемый товарищ участвует в первобытном ритуале, изобретенном убийцей. Фаза ауры может длиться как всего пару секунд, так и несколько месяцев. Пока она не пройдет, преступник переживает галлюцинаторное состояние, оставаясь совершенно недоступным для каких-либо внешних воздействий, после чего приступает к поиску жертвы. Серийные убийцы, испытывающие галлюцинации такого рода, существуют только в созданном ими самими мире и реагируют на незримые стимулы, доступные только их восприятию.

В самом начале фазы ауры некоторые серийные убийцы еще способны выразить свои чувства и признаются, что теряют контакт с реальностью. На этой стадии их можно лечить, а надвигающийся цикл насилий замкнуть, или, выражаясь языком электриков, «закоротить». Однако подавляющее большинство серийных убийц не в состоянии передавать свои ощущения словами, и стоит им погрузиться в фазу ауры, как они уже не могут «вынырнуть на поверхность», пока не совершат преступления.

Началом фазы ауры иногда становится продолжительная фантазия. В этот период преступник совершает в своем воображении чудовищные акты насилия, испытывая приятное возбуждение. Он переходит от одной ступени к другой, все более возбуждаясь по мере того, как его видения достигают кульминации. В таком состоянии одна и та же фантазия зачастую прокручивается в голове убийцы снова и снова неделями, а то и годами. Это продолжается до тех пор, пока на пути преступника не встретится незнакомец, подходящий на роль актера в задуманном спектакле. Тогда включается эмоциональный выключатель, фантазия превращается в реальность, и наступает троллинг, или ловческая фаза. Если фаза ауры начинается с фантазии подобного рода, на убийцу можно повлиять извне. Он может описать, что происходит вокруг, выразив свои фантазии, и тем самым выдать собственное навязчивое состояние.

Фаза ауры, стоит в нее войти, становится дверью, разделяющей мир на два разных измерения. С одной стороны находится реальность, в которой живем мы, даже самые нервные из нас, на которую мы так или иначе реагируем и где проводим всю свою жизнь. В этом мире люди подчиняются закону и соблюдают определенные правила. Однако по другую сторону двери лежит иная реальность, реальность убийцы. Это мир навязчивости, мир, над которым довлеет проигрываемая им фантазия насилия; здесь нет места традиционным общественным нормам, поскольку убийца превращается в примитивный биологический механизм, работа которого подчинена первобытному инстинкту, стремлению удовлетворить навязчивую страсть. Ритуал убийства оказывается связанным с автономным механизмом, словно сам преступник превратился в простейший одноклеточный организм, реагирующий на химический раздражитель.

Переживая фазу ауры, серийный убийца превращается в совершенно иное существо. Все человеческое, что в нем было, на время исчезает. Он переходит в «сумеречное» состояние, где законы, угроза смерти или возмездия, нравственность, идеалы, человеческая жизнь теряют значение. И хотя позже полиция, суд, общество могут признать, что индивидуум отдавал себе отчет в том, что делает, фактически он утратил способность действовать согласно здравому смыслу. Торможение и контроль у него отсутствуют. Он пытается забыться, злоупотребляя алкоголем или наркотиками, но это все равно, что подливать масла в огонь, – результат оказывается противоположным. Убийца лишь раздувает в себе жажду преступления и не вернется в мир живых, пока галлюцинация не исчезнет или ритуал не будет соблюден до конца.

2. Фаза троллинга (ловческая)

Войдя в фазу навязчивости, убийца начинает активно искать жертву. Прежние наблюдения, фантазии, извращенные потребности подталкивают его в те места, где велика вероятность роковой встречи с вожделенным незнакомцем. Преступнику остается лишь тащить сеть, как это делают рыболовы, – двигаться туда и обратно по месту предполагаемого похищения. Он выбирает парковки перед пригородными торговыми комплексами, темные городские улицы, где ночью попадаются одинокие прохожие, студенческие центры и общежития в больших университетских городках, игровые площадки начальных школ, учреждения для глухих или умственно отсталых детей и сельские дороги, по которым, как он раньше заметил, ребятишки возвращаются после уроков домой.

Троллинг не является случайным и не пускается на самотек. Неосознанная навязчивость побуждает убийцу прочесывать местность, где появление жертвы наиболее вероятно. Некоторые убийцы оказываются на территориях, где легче всего найти самую уязвимую жертву. Джон Гейси разыскивал определенный тип мальчика-подростка в полусвете, среди проституток мужского пола. Тед Банди охотился на красивых девушек-студенток, учившихся вместе с ним в университете Сиэтла, где он был студентом юридического факультета. После побега в Юту, а затем во Флориду он быстро нашел новые жертвы в общежитиях колледжа в Таллахасси. Карлтон Гэри выбирал пожилых женщин. Представляя себя в фантазиях в образе современного Робина Гуда, раздающего добычу бедным, он наметил для своего плана район Колумбуса, Виннтон и, прогуливаясь по улицам, выслеживал подходящий дом, где обитала потенциальная состоятельная жертва. Перед тем как проникнуть внутрь, Гэри наблюдал за домом несколько дней.

Фаза троллинга – это совокупность навязчивых, лихорадочно-безумных моделей параноидального поведения, в ходе которой серийный убийца настораживается, активизируется, сосредоточивается на своей цели. На этой стадии он перестает действовать как нормальный человек, существующий в обычном мире, но тем не менее инстинктивно реагирует на повседневные раздражители. Миновав стадию ауры и перейдя в фазу троллинга, серийный убийца словно начинает совершать поступки на новом уровне программирования поведения, и теперь каждый его шаг оказывается запрограммированным. Например, Тед Банди, обуреваемый желанием испытать краткий миг интенсивных сексуальных отношений с незнакомкой, мог показаться очаровательным и щедрым, перед тем как убить ее. Наложив на руку фальшивую гипсовую повязку, он заманивал жертву в автомобиль, прося помочь уложить книги, пакеты или даже весло лодки. Те, кому удалось убежать, сообщали, что Банди, казалось, не терял самообладания до тех пор, пока не наносил первого удара. Генри Ли Люкасу также удавалось завязать разговор с незнакомцем, одновременно прикидывая, подойдет ли тот на роль жертвы.

Последняя стадия фазы троллинга включает идентификацию и сталкинг (загнание) жертвы. Найдя подходящий объект, убийца начинает строить модель сталкинга. Карлтон Гэри неделями наблюдал за домами своих жертв, выслеживая пожилых дам, – он прогуливался по улицам, навещал родственников, развозил лекарства, вступал в сексуальные отношения с молодыми женщинами. Преступник запоминал распорядок дня жертв, их привычки. Приступая к своему плану, он уже мог уверенно передвигаться по местности, знал, через какие двери войти без особых хлопот и как быстро покинуть дом, оставив на кровати избитую и задушенную жертву. Он был прекрасно осведомлен, кто из виннтонских женщин живет в одиночестве, и нападал только на вдов или незамужних дам, напоминавших о матери, которую Гэри почти никогда не видел, и о богатых белых домовладелицах, у которых работали служанками его тетя и бабушка. При этом насильник надеялся, что отсутствие одиноких старушек останется незамеченным, а тела их найдут лишь спустя несколько часов или даже дней.

Генри Ли Люкас занимался поиском жертв вместе со своим компаньоном Оттисом Тулом. Сообщники прочесывали уединенные дороги, пересекающие Техас вдоль и поперек. Люкас находил жертвы в придорожных барах, на бензоколонках и на шоссе, среди туристов, путешествующих автостопом. Стоило ему заметить одинокую женщину, он начинал «загонять» ее, пока она не оказывалась в изоляции.

Тогда под дулом пистолета он похищал несчастную, привозил в укромное место, где унижал, пытал, отсекал конечности, уродовал и, наконец, убивал. По словам преступника, он отпустил немало потенциальных жертв, не причинив им вреда. Однако если женщина не сдавалась, оказывала сопротивление, оскорбляла его, или если ее внешность, голос, движения напоминали ему мать, он чувствовал, как по телу пробегал холодок, и она уже была «все равно что мертвая». Люкас утверждал, что десятки убитых остались ненайденными, и никто никогда их не обнаружит, если он не покажет полиции, где закопал тела.

Другой осужденный серийный убийца выискивал свои жертвы на сельских дорогах в богатых пригородах в штате Нью-Джерси. Заметив хорошеньких бойких школьниц, возвращающихся домой, Бигенволд принимался изо дня в день следить за ними, пока не узнавал, кто из них, вероятнее всего, останется в одиночестве, проходя последний пустынный отрезок пути. Затем ослеплял жертву светом фар и наносил удар. После этого он затаскивал девушку к себе в машину, быстро и жестоко насиловал, смакуя ее смерть и свой триумф. Убийца хоронил тело поблизости от места преступления или отвозил труп на грузовике к дому своей матери в Стейтен-Айленд и закапывал на заднем дворе.

Полицейские из отделов убийств говорили, что, когда серийный насильник обосновался в их районе и его ритуал стал относительно понятен, детективов больше всего волновала фаза сталкинга. Пока убийца выслеживает и загоняет жертву за жертвой, полиции приходится сидеть не у дел, пытаясь сложить воедино немногочисленные улики. Проблема усложняется сенсационным характером репортажей о каждой очередной трагедии, транслирующихся по телевидению. Эти передачи иногда вдохновляют серийного убийцу, побуждая следить за ходом расследования, как это делали Карлтон Гэри и Тед Банди. Сообщения средств массовой информации подсказывают убийце, что ему надо изменить модель преступления, дабы сбить полицию и прессу со следа. Тем временем убийства продолжаются, снова и снова обнаруживаются тела жертв, и в итоге начинает казаться, что полиция действует совершенно неэффективно и следствие зашло в тупик.

К примеру, в ходе расследования убийств детей в штате Атланта официальная критика в адрес служителей закона достигла такого накала, что для помощи полиции пришлось собрать особый отряд «супердетективов», в который вошли лучшие представители сил правопорядка крупнейших городов США. Но и тогда происходили разбирательства между отделениями полиции города, округа и отделами шерифа по поводу юрисдикции. Возникали конфликты у местных офицеров и сотрудников федеральных органов, а охота на убийцу растянулась на месяцы, пока агент Бюро расследований штата Джорджия наконец не заметил Уэйна Уильямса на мосту через реку Чаттахучи.

Боб Кеппел, детектив из отдела убийств Сиэтла, расследовавший убийства, совершаемые Тедом Банди до отъезда в Юту, вспоминал, что полицейских больше всего беспокоила мысль, что убийца находится на свободе и, возможно, в эти минуты охотится за новой жертвой. Полиция постоянно отставала от него на два гигантских шага: во-первых, когда занималась поиском без вести пропавшего, во-вторых, когда проводила идентификацию изуродованного и частично разложившегося тела. Она всегда шла по следу, успевшему остыть задолго до того, как удавалось его обнаружить. Опыт выслеживания Банди убедил Кеппела, что полицейские неспособны к эффективным действиям при столкновении с серийным убийством. Следователям необходимо предвосхищать события. Им надо просчитывать следующие шаги убийцы, исходя из профиля поведения, составленного на основе предшествующих преступлений. Следует учитывать два важных фактора: тип жертвы и состояние тела после смерти. Когда полиция понимает, на кого вероятнее всего будет охотиться преступник, она может сосредоточить свои силы в определенном районе. Кеппел участвовал в создании Отдела по медицинскому исследованию поведения убийц в ФБР. Этот отдел занимается составлением профилей поведения потенциального серийного убийцы на основании собранной информации и помогает полиции проводить допросы подозреваемых.

3. Фаза заманивания

Большинство серийных убийц обезоруживает своих жертв, внушив им доверие и заманив в ловушку. Рут Швоб, единственная выжившая жертва Чулочного душителя из Колумбуса, помнит эротическое удовольствие, испытанное, когда Гэри насиловал ее и душил: в это время женщина находилась между жизнью и смертью. Джон Гейси, чикагский бизнесмен-строитель, убивший и похоронивший десятки юношей у себя в подвале, завоевывал их доверие обещанием работы, оплаты наличными сексуальных услуг и даже проявлением отеческой заботы и понимания. Стоило им согласиться поехать вместе с ним в дом, где у него был офис, или на строительную площадку, они оказывались в его власти. Если оказывалось, что для успеха юноше было достаточно дать деньги, Гейси платил, занимался с ним сексом и отпускал на свободу. Но если парень бросал вызов или пытался обмануть, Гейси наносил жертве удар по голове, связывал, насиловал, пытал, а затем убивал. Серийные убийцы вроде Оттиса Тула, которые охотятся на маленьких детей, обычно завлекают их, уводя в уединенные места из торговых центров, с их собственных дворов, со школьных игровых площадок. Как правило, дети не боятся посторонних, предлагающих конфетку или обещающих отвести к родителям, и охотно идут за добрым дядей. Тед Банди, студент-заочник юридического факультета Университета Сиэтла, имел приятные мальчишеские манеры, он очаровывал девушек; им казалось, что они помогают дружелюбному незнакомцу со сломанной рукой. Банди умел втереться в доверие к будущей жертве путем «перевертывания» традиционной модели ухаживания. Жертве предоставлялось право быть сильной, здоровой, даже покровительствовать симпатичному молодому человеку, подходившему к девушке на автостоянке или на пляже. Убийца казался болезненным, сердитым на себя, смущенным необходимостью просить об услуге. Как ни странно, в основном серийные убийцы вовсе не отвратительны и отнюдь не неприятны. Они не запугивают свою жертву, принуждая подчиниться, а по-настоящему соблазняют, чтобы потом погрузить ее в ад.

Когда, наконец, сотрудники отдела убийств выстраивают модель серийного убийцы, они замечают, что жертвы, по-видимому, очень редко сопротивляются. Так, полицейский из Сиэтла Боб Кеппел, основываясь на собранных уликах и показаниях студенток, которым удалось ускользнуть от Теда Банди, понял, что девицы сами отдавали себя в его власть, не сознавая нависшей над ними угрозы. Серийный убийца часто проявляет тонкую проницательность в отношении жертвы и способен договориться с ней без особого труда. В результате жертвы либо попадают под обаяние преступника, либо верят в его историю, либо не прислушиваются к собственной интуиции. Шансы избежать смерти есть только у тех, кто сразу же оказывает сопротивление.

4. Фаза захвата

Обычно она происходит внезапно: захлопывается дверь, убийца врывается в дом через окно или наносит быстрый умелый удар, в результате которого беспомощная жертва в полуобморочном состоянии оказывается поверженной к его ногам. Эта фаза может развиваться постепенно: например, преступник поведет со своей жертвой диалог, полный зловещих намеков на предстоящую жестокость. Ожидая, пока останется с ней один на один, он начинает восхождение к психологическому наслаждению. Фазы троллинга и сталкинга подстегивают в нем предвкушение сладостных мгновений, а захват, когда жертва поймана в ловушку, является предпоследним действием трагедии. Убийца смакует этот момент, убежденный, что жертве перекрыты все пути к отступлению и можно сколько угодно готовить ее к вожделенному ритуалу.

У разных серийных убийц захват осуществляется по-разному. Карлтон Гэри, едва проникнув в дом, сразу же наносил жертве удар, от которой та теряла способность к сопротивлению. Он угрожал ей, насиловал, а затем душил женщину ее собственным нейлоновым чулком, тесьмой от занавески или шелковым шарфом и, наконец, прикрывал обнаженное тело. Тед Банди продолжал очаровывать свою жертву, пока не завозил в «надежное место», выбирая совершенно уединенный участок. Потом до смерти забивал жертву палкой и начинал орудовать с телом. Генри Ли Люкас, захватив жертву, заводил с ней разговор. Он во всех подробностях живописал предстоящий ритуал и упивался вызываемым у жертвы ужасом, который та испытывала еще до начала физического насилия.

5. Фаза убийства

До конца своих дней Рут Швоб, единственная уцелевшая жертва Чулочного душителя из Колумбуса, была убеждена, что ее убийца, скрывавший лицо под маской, вовсе не Карлтон Гэри, а кто-то другой. Даже когда полиция предоставила ей улики, указывающие на личность преступника, Рут Швоб не опознала его, а продолжала обвинять Лайла Джинджела. Вот как удачно удавалось маскироваться истинному виновнику даже тогда, когда в силу обстоятельств ему пришлось себя выдать. Рассказ Рут Швоб о том, как преступник застал ее врасплох в спальне, как деловито совершил сексуальное нападение, – одно из немногих признаний, сделанных теми, кто знает не понаслышке, что испытывает жертва серийного убийцы.

Для Рут Швоб насильник, скрывающий лицо под маской, какие используют горнолыжники, оставался невидимым, безликим мужчиной, который насиловал и истязал свои жертвы, словно желая отомстить им за грехи, совершенные в повседневной жизни. Эти пожилые женщины, матроны из Колумбуса, смотрели сквозь лица черных юношей, словно те были невидимками. Они не считали их за людей, и Карлтон Гэри в своих фантазиях был убежден, что мстит за это. Отбиваясь от мужчины, затягивавшего чулок у нее на шее, нажимая кнопку полицейской сигнализации, миссис Швоб сознавала, что должна стать очередной жертвой человека, окрещенного газетчиками Чулочным убийцей из Колумбуса.

Не ведая того, Рут Швоб исполняла роль в приватном фильме, демонстрируемом в фантазии Карлтона Гэри, в кинотеатре его внутреннего ада. Она была для Гэри дамой, которой его чернокожая родня была вынуждена служить, зарабатывая на пропитание. И теперь он обрушил на домовладелицу справедливое возмездие. Однако Рут Швоб так и не поняла, к какой расе принадлежал ее убийца.

Карлтон Гэри и рассчитывал на то, что жертва не сможет его опознать. Он желал оставаться невидимым, потому что именно невидимость и составляла для него глубинный смысл патологического пристрастия к убийствам. Шесть адвокатов Гэри поспешили подчеркнуть, что жестокие сексуальные нападения на шесть пожилых белых женщин в старейшем и самом изысканном районе Колумбуса указывают на то, что подобная модель убийства выходит далеко за рамки обычного преступления. Это ритуал, в котором Карлтон Гэри снова и снова воспроизводит одно и то же событие. Убийства в его сознании играют второстепенную роль, а разыгрывание самого спектакля – главную. Гэри даже не может признать, что помнит действительно совершенные им убийства, но настаивает, что лишь смотрел, как убивал кто-то другой. Защита, поднявшая на суде вопрос психосоциальной истории обвиняемого как довод в пользу его неспособности выдержать разбирательство, стремилась показать, что в своем представлении Карлтон Гэри никогда не находился на месте преступления. Адвокаты утверждали: подобно тому, как в детские годы Карлтон, оставаясь невидимым, следил за работой бабушки и тети в домах тех самых или таких же женщин, которых он убивал, повзрослев, тем же невидимкой он вламывался в их жилища и насиловал несчастных.

Для этих матрон из Виннтона Карлтон Гэри не существовал, как большинство чернокожих в 1950-е годы. Посматривая на мир сквозь узкие окна своего бытия, в котором его преследовали физическая жестокость и наплевательское отношение отца, плохое питание и отрицательная самооценка, навязываемая со всех сторон, мальчик наблюдал, как его чернокожие родственницы тянулись поутру вверх по склону холма в Виннтон, на работу к женщинам того типа, которых он впоследствии будет убивать. Власть виннтонских матрон в обществе считалась непререкаемой, в понимании Карлтона Гэри они сами скомпрометировали свой пантеон, когда принимали экономические и социальные решения, чреватые для Гэри и его семьи полной безысходностью. Но особенно этот одаренный черный паренек, перенесший столько страданий, переживал из-за того, что виннтонские матроны совершенно его не замечают. Нет, их нельзя было обвинить в отсутствии доброты, милосердия или набожности. Все эти качества и многие другие христианские добродетели у них имелись. Они являлись эталоном дамы южного штата и антиподом матери Карлтона Гэри.

Они просто смотрели сквозь Гэри и других чернокожих юношей, словно те вообще не рождались на белый свет. Итак, когда спустя двадцать лет Карлтон Гэри появился в Виннтоне сформировавшимся серийным убийцей, он принялся наносить удары из-за щита, из-под маски, делавшей его невидимым. Тем самым Гэри демонстрировал свое превосходство над женщинами, которые властвовали над его детством, но не замечали мальчика, и теперь он душил их.

Пример Карлтона Гэри иллюстрирует основополагающее сходство, объединяющее серийных убийц: фаза убийства является ритуализованным воспроизведением перенесенных в детстве драматических переживаний. Только на этот раз преступник старается сыграть другую роль в спектакле, который разыгрывался в давние годы. Таким образом, он почти по волшебству может избавиться от прошлых страданий и утвердиться во власти, переменив свой облик. Карлтон Гэри способен нанести удар, оставаясь невидимым, и теперь он берет инициативу на себя, осуществляет возмездие, карая все, что, по его мнению, является злом.

Аналогично Джон Вейн Гейси, в детстве болезненный и женственный ребенок, терпевший садистскую жестокость отца-алкоголика, повзрослев, бил по гениталиям мальчиков, заманив их в подвал. Он медленно душил жертвы, декламируя двадцать третий псалом, призывая быть смелыми перед лицом пыток и смерти. Гейси не стремился именно убивать, ему просто нравилось обставлять особыми действиями процесс умирания. Посредством этого ритуала он стремился утвердиться в сознании своего мужского естества, попираемого отцом.

Джозеф Каллингер, совершая почти такой же ритуал, велел соучастнику в убийстве – родному сыну, шестнадцатилетнему Майклу, – отрезать пенисы двум мальчикам, пока те еще были живы. Из признаний, впоследствии сделанных Джозефом, следует, что в свое время мать заставляла его держать руку ладонью вниз над пламенем, пока кожа не начинала чернеть. Если Джозеф пытался плакать, он подвергался жестокому избиению. Мать говорила – испытания сделают его сильным. Мужчины не должны плакать, они обязаны терпеть самую острую боль, молча переносить страдания, как подобает сильным. Эта извращенная идеализация молчаливого героя двигала Каллингером на протяжении всей его карьеры серийного убийцы. Чем больше кричали до смерти перепуганные жертвы, среди которых оказался и его сын, чем отчаяннее они просили пощады, тем большее наслаждение испытывал Каллингер. Мучительная, медленная смерть жертвы несла с собой спад напряжения. В тот момент, когда последняя из них, его тринадцатилетний сын Джон, испуская последний вздох, попросил: «Папа, пожалуйста, помоги мне!» – Каллингер испытал оргазм, и его галлюцинация прекратилась.

Истории серийных убийц превосходят по жестокости фильмы, где кровь льется рекой, показываемые в кинотеатрах на открытом воздухе. Генри Ли Люкас и Оттис Тул жгли своих сопротивляющихся жертв сигаретами и раскаленным добела металлом. Люкас признается, что жег и резал у женщин самые интимные места, отпиливал им пальцы на руках и ногах и заставлял смотреть на пилу. Для Люкаса акт расчленения тела заживо являлся кульминацией драмы. В детстве он был вынужден смотреть, как мать занимается сексом с посторонними мужчинами, которые глумились над ним, натешившись с матерью. Поэтому, превратившись в серийного убийцу, Люкас обратил свою жестокость на женщин, напоминавших ему мать. Отгис Тул, гомосексуалист, в детстве терпевший насилие со стороны отца, воспитанный как «дитя дьявола» бабушкой-сатанисткой, перенес жестокость на детей и геев. История преступника, признавшегося в убийстве Эдама Уолша, легла в основу документального фильма, показанного национальным телевидением. И зрители содрогнулись: Тул совершал сексуальное насилие над беспомощными жертвами, убивал их, расчленял тела и иногда съедал внутренние органы.

В момент убийства большинство преступников испытывает эмоциональный подъем. Когда жертва умирает, серийные убийцы, по их собственному признанию, переживают впечатления, подобные ослепляющему эмоциональному взрыву, являющему высшие откровения, истину во всем своем ошеломляющем блеске. Некоторые сообщают, что в этот миг их личная боль доходила до кульминации, они испытывали спонтанный оргазм, сексуальное облегчение, своего рода величайший триумф – мощное подтверждение их существования, миг, во время которого можно было без малейшего страха заглянуть в лицо демонам своего прошлого.

6. Фаза тотема

Как и в любой другой момент интенсивнейшего эмоционального переживания, когда открывается истина, видение стремительно меркнет. Фантазия убийцы была такой всепоглощающей, что преступление совершенно опустошает его, и он начинает неизбежно впадать в депрессию. Иногда серийные убийцы пытаются удержать остроту переживания, вызванного убийством, продлить ощущение власти и триумфа над своим прошлым, для чего стараются сохранить тело жертвы, совершая ритуальное уродование трупа. Они могут отрезать и забрать гениталии, отпилить конечности или отрубить голову. Случалось, серийные убийцы съедали какие-либо органы жертв, носили с собой части их тела, хранили их в банках либо закапывали трупы в своих «святилищах» где-нибудь в уединенном месте и подчас показывали своим следующим жертвам. В тотемной фазе жертва превращается в символ эмоционального триумфа. Из символического существа она трансформируется в символический трофей, который, как рассчитывает убийца, будет подпитывать у него ощущение собственной власти и славы, пережитое в кульминационный момент.

7. Фаза депрессии

Тед Банди признался, что так и не получил от убийств того, на что рассчитывал. На самом деле его охватывали безнадежность и бессилие, словно он понимал: ему никогда не достичь того настоящего эмоционального облегчения, к которому он столь отчаянно стремился. Каллингер сообщал, что впадал в такую же депрессию; о том же говорили Генри Ли Люкас и другие. Причина этого явления кроется в эмоциональной предпосылке самого убийства: преступник лишь разыгрывает фантазию, имеющую значение ритуала. Данное действо настолько же далеко от возможности кого-либо излечить, насколько ритуальная роль жертвы далека от ее реальной личности. Трагедия состоит в том, что какой-то беспомощный человек оказывается принесенным в жертву прошлому своего мучителя и убийцы. Но когда жертва принесена, ее личность теряется в фантазии насильника. Теперь она уже не олицетворяет того, чем была до совершения преступления. Образ невесты, отвергшей убийцу, голос, в котором эхом отзываются злобные интонации ненавистной матери или пьяная ругань отца, – все эти призраки остаются жить в душе серийного убийцы и после совершения злодеяния. Убийство не стерло прошлое из памяти, не изменило его, потому что убийца ненавидит себя едва ли не больше, чем прежде, до того, как пережил высший накал чувств. Даже в момент убийства он может сознавать, что всего-навсего разыгрывает собственное прошлое. Итак, снова фиаско. Ему опять не удалось достичь реальной власти, он остается с чувством опустошенности, одинокий и всеми проклятый, каким и был всю свою жизнь. Вместо того чтобы переменить роль, сыгранную в детстве, убийца лишь утверждается в ней. Истязания и гибель невинной жертвы заново повторяют самую сокровенную трагедию этого человека. Он становится жертвой и испытывает чувство неудовлетворенности, сознание неспособности реализовать свой потенциал. В период подобной депрессии даже газетные заголовки, сообщающие об обнаружении очередной жертвы, не помогают ему вернуть себе то могущество, которого он как будто на мгновение достиг.

Долгие дни или недели после убийства преступник пребывает в мрачном мире тоски, терзается печалями. Он занимается повседневными делами и со стороны кажется вполне нормальным. Со временем бремя совершенных преступлений становится настолько невыносимым, что он способен написать исповедь и отослать ее в полицию или позвонить в местную газету и попросить там помощи. Он даже может осознать свой недуг. Но вскоре фантазии вновь начинают рождаться в его голове, неконтролируемые потребности захватывают убийцу целиком, и, движимый жаждой насилия, он снова заводит автомобиль и срывается в ночи, чтобы прочесать территорию, где, не ведая своей судьбы, гуляют его будущие жертвы. И вот еще один не чувствующий опасности незнакомец оказывается у него на пути, ступает в туннель смерти, и опять разворачивается ритуал убийства, ведущий к неотвратимому концу.

Болезнь серийного убийства

Чтобы понять грандиозность проблемы, представляемой серийным убийством для общественных институтов, надо помножить преступления, совершенные Карлтоном Гэри в Колумбусе, Тедом Банди в Сиэтле, штате Юта и Таллахасси, Ричардом Рамиресом – Ночным сталкером – в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско на пятьсот. Прибавьте к этому более трехсот убийств, в которых сознался Генри Ли Люкас, криминальные эпизоды Джона Гейси и Эда Кемпера, сексуальные насилия над детьми, происходящие в крупных городах по всей стране, – и масштабы проблемы окажутся беспредельными. Однако этим дело не ограничивается: с 1959 года проблема растет. В настоящее время, по оценкам ФБР, на воле находится не менее тридцати пяти серийных убийц, совершивших преступления, расследуемые полицией. Более того, местная полиция и по сей день пытается раскрыть продолжающуюся серию убийств в Грин-Ривер, Сиэтле, цепь смертей проституток в Лос-Анджелесе, гибель старых негритянок в Атланте, убийства рыжеволосых женщин во Флориде и серию убийств бродяг в Сан-Франциско и других городах, на трупах которых вытравлен знак – пятиугольник.

Лишь в последние годы к специалистам стало постепенно приходить понимание, как формируется наблюдаемое из поколения в поколение злонамерение отдельных индивидуумов. После того как те же специалисты осознают неотвратимость появления эпизодических убийц в результате насилия над детьми, постоянного негативного отношения родителей, травм головного мозга, наследственных расстройств психики, хронического недоедания, алкоголизма и наркомании, отравлений токсическими веществами, содержащимися в окружающей среде, прояснится истинная природа этой медицинской и социальной эпидемии. В наши дни медики знают, что циклы насилия во всех его формах, заложенные в предыдущем поколении, питают последующие. Родители, которые совершают насилие над детьми, как физическое, так и психологическое, вселяют в них почти инстинктивную склонность полагаться на жестокость как на главное средство решения любой задачи. По мере того как каждое поколение учит следующее откликаться подобным образом на жизненные проблемы, эти уроки закрепляются. Подтвержденные средствами массовой информации, модели жестокого поведения распространяются, захватывая все большее число жертв.

До самого недавнего времени, исследуя случаи преступного насилия и жестокости, криминологи и врачи не усматривали заболевания в совокупности таких факторов, как злоупотребление алкоголем или наркотиками, эпилепсия, сопровождаемая приступами невменяемости, возможно, кратковременной, случаи, когда индивидуум в детском возрасте подвергался сексуальному насилию или жестокому обращению, а также наличие извращенных тенденций к саморазрушению. Людей, у которых проявляется данный синдром, традиционно относят к категориям социопатов или психопатов, предоставляя заботу о них уголовному правосудию. В правоохранительной системе к ним относятся так, словно они способны контролировать свое поведение, подобно нормальным людям, однако по собственной воле выбирают криминальную стезю.

Но дело обстоит иначе. Серийный убийца – это человек, лишенный личности. Он становится личностью лишь в момент совершения преступления. А поскольку система уголовного правосудия сосредоточена на наказании, а не на изучении случаев насилия и профилактике их распространения, больные, имеющие данный синдром, проскальзывают сквозь нее, не получив лечения. В результате эта инфекция разрослась в обществе, словно чума. Появляющиеся серийные убийцы являются ее носителями, распространяющими синдром и передающими его следующему поколению. Их жертвами ежегодно становятся шесть тысяч американцев.

Наши оценки серийных убийц показывают, что каждый из них обладает набором симптомов, характеризующих конкретный тип заболевания, которое формирует модель асоциального поведения. По утверждению ряда специалистов, болезнь можно предотвратить в девяноста процентах случаев. Во время эпизодических вспышек жестокости убийцы теряют контроль над собой. У них пропадает способность различать добро и зло и значительно снижается способность здраво судить о своих поступках. Они становятся безвольными, оказываются во власти приступа безумия, не соответствующего каким-либо официальным определениям, и не подлежат оценке традиционными криминалистическими или психоаналитическими методами. Их состояние находится за пределами сумасшествия. Однако когда их помещают под стражу, будь то психиатрическая больница для преступников, обычная психиатрическая клиника или любое другое учреждение, где есть систематические правила, регулирующие ежедневные занятия контингента, их поведение значительно улучшается. Не имея внутреннего стержня, убийцы ассимилируют систему правил учреждения, оказываясь в этой контролируемой атмосфере. Регулярное питание, частые консультации у врачей делают их активными или, напротив, спокойно-безмятежными. Преступники вступают в тесный контакт с начальством, тюремными священниками, адвокатами, биографами и перекраивают собственные признания так, чтобы те устраивали следователей и соответствовали требованиям момента. Правда, к этому времени они теряют ощущение прошлого и путаются, вспоминая события своей жизни. Им кажется, что они никогда никого не убивали, словно часть их сегодняшнего сознания была выключена, и ведут себя как содержащиеся в медицинском учреждении больные, подчиняясь правилам внутреннего распорядка. Почти все серийные убийцы явно не раскаиваются, словно моральную ответственность за совершенные ими преступления должен нести кто-то другой. А если к ним приходит раскаяние, они больше печалятся о трагедии собственной жизни, нежели о гибели жертв.

Преобладание этих повторяющихся моделей во всех историях болезни серийных убийц, которые нам довелось изучить, значительные совпадения в образе действий, примитивная жестокость поведения, аналогичные нарушения функций головного мозга, наблюдаемая неспособность к учебе, сходство данных биохимических анализов и, наконец, примечательная последовательность реакций на помещение в учреждение закрытого типа позволяют квалифицировать серийное убийство как форму заболевания. Разумеется, эта болезнь не вписывается в традиционные медицинские рамки, но до появления работ Фрейда и Юнга в них не вписывались также психозы и неврозы. Серийное убийство – болезнь, которая до сих пор не нашла своего места в медицинской классификации, потому что не укладывается в большинство диагностических схем. Поскольку многие случаи незначительных повреждений мозга, связанных с эпилепсией, можно убедительно доказать лишь при вскрытии тела, поставить диагноз не представлялось возможным. Кроме того, хотя сами убийцы, казалось, полностью понимали выдвинутые против них обвинения и даже признавали свою вину, нельзя было говорить о невменяемости, на которую обычно ссылается защита. В условиях лечебного учреждения они могли контролировать эпизоды галлюцинаторного поведения – часто такое учреждение становилось для убийц первым жильем с нормальными условиями – и уже не проигрывали в фантазиях свои видения, как раньше. Что очень важно, многие из них мечтают о смерти и часто совершают попытки самоубийства. Они приветствуют смерть как финал, венчающий агонию жизни. Поэтому, вместо того чтобы отвергать предъявленные обвинения, они радуются смертному приговору как последнему эпизоду убийства, в котором фантазии саморазрушения, руководившие их действами всю жизнь, наконец воплощаются в действительность.

У серийных убийц наблюдается целый ряд характерных медико-психологических аспектов. Они включают в себя признаки возможного генетическою дефекта, ярко выраженные и слабо заметные признаки повреждений головного мозга в результате ударов или других физических травм, резкое нарушение химического равновесия организма, вызванное хроническим недоеданием или злоупотреблением наркотиками и алкоголем, отсутствие сознания собственного «я», являющееся следствием негативного отношения родителей или отсутствия внимания с их стороны, а также крайнюю жестокость реакций на внешние стимулы, сопровождаемые полным пренебрежением к возможным физическим или социальным последствиям. Одними из наиболее значительных общих признаков моделей поведения серийных убийц являются неспособность воспринимать наказание как средство устрашения, призванное помешать их преступным деяниям, острая заинтересованность следственной процедурой и восхищение детективами, ведущими дело. Карлтон Гэри даже имел роман с помощницей шерифа как раз в тот период, когда совершал преступления в Виннтоне. Он был ее любовником, вел двойную жизнь, и женщина не догадывалась, чем он занимается. У серийных убийц полностью отсутствует психофизиологический механизм, который удерживает большинство людей от мгновенного реагирования на жестокость или негативные импульсы. Начав однажды убивать, они теряют способность контролировать свое поведение, как бы ни складывались обстоятельства. Однако у серийного убийцы подобная потеря контроля возникает эпизодически. Во время таких эпизодов поведение преступника превращается в ритуальную модель, включающую троллинг, сталкинг, заманивание, захват, истязание, убийство, новый захват и посмертную (с точки зрения жертвы) депрессию.

В промежутке между эпизодами благодаря отсутствию ощущения собственного «я» серийный убийца растворяется среди людей, словно самый обычный человек. Некоторые умудряются заниматься сверхактивной благотворительной деятельностью. Так, во время своей волны убийств Джон Гейси развлекал детишек, лежащих в больнице. Тед Банди работал на телефоне доверия, по которому увещевал тех, кто готовился совершить самоубийство, и написал пособие по оказанию помощи в кризисных состояниях, вызванных пережитым изнасилованием.

Потеря контроля, отсутствие рационального поведения в отношении оценки последствий личной жестокости и навязчивая тяга к преднамеренному убийству – вот что отличает серийного убийцу от всех других убийц. Исходя из научных исследований, проведенных в различных учреждениях закрытого типа, и из обследования отдельных личностей по фактам проявления жестокости и совершения насилия, мы разработали гипотезу, согласно которой эпизодическая агрессия, включающая жестокое обращение с детьми и членами семьи, изнасилование, серийное убийство, по существу является заболеванием, и потому его можно лечить и предотвращать.

Ключ к диагностике этого заболевания у конкретного человека лежит в обнаружении основных моделей поведения, характерных для преступников, проявляющих эпизодическую жестокость, в целом и для осужденных серийных убийц в частности. Первый и наиболее очевидный признак – звероподобный, примитивный подход к акту убийства, наблюдаемый у индивидуума. Случай может варьироваться от обычного изнасилования и гибели жертвы до ритуального убийства и расчленения трупа. Кроме того, первой реакцией на любой конфликт или бросаемый им вызов у многих серийных убийц бывает вспышка жестокости, заставляющая стынуть в жилах кровь. В случаях Генри Ли Люкаса и Джона Гейси их встречи с незнакомыми людьми заканчивались для последних трагически, стоило серийному убийце почувствовать, что потенциальная жертва бросает ему вызов. Бобби Джо Лонг сообщил, что после серьезной дорожной аварии, сделавшей его инвалидом – мозг преступника получил значительное повреждение, – он потерял способность контролировать свой нрав. Даже малейшего раздражения, например стука молотка или внезапного шума, хватало, чтобы вызвать у Лонга приступ ярости. Спустя годы он сделался вначале насильником, а затем серийным убийцей, насиловавшим и истязавшим свои жертвы, прежде чем их убить. Очень похожая биография у Джона Гейси. За несколько лет до убийства первой жертвы (перед этим он всегда сильно напивался) у Гейси вошло в привычку искать встречи с молодыми людьми на автобусных остановках и в других общественных местах, предлагать юношам деньги или наркотики, приглашать на ужин, вступать с ними в сексуальную связь. Лишь через много лет, окончательно сформировавшись как серийный убийца, заметив вызов или сопротивление нового знакомого, он обманом завлекал жертву к себе домой, где пытал ее, убивал и хоронил в подвале.

Склонность к спонтанной жестокости характерна для детей, с которыми в семье плохо обращаются, которых часто бьют. Вырастая, они передают эту жестокость последующим поколениям. Как показало исследование Марвина Вольфганга – его объектом стали мужчины 1945 года рождения, имевшие преступное прошлое, связанное с проявлениями крайней жестокости, – эти люди в детстве были объектами бесчеловечного обращения, жертвами родительской жестокости. Кроме того, обращение к жестокости как к первому средству разрешения любого конфликта характерно для людей с небольшими повреждениями головного мозга, особенно его лимбической области или лобной доли, тормозящими примитивные защитные реакции. У серийных убийц, прошедших CAT– и РЕТ-сканирование^[2] либо психоневрологическое тестирование, также были обнаружены некоторые формы значительных повреждений лимбической области головного мозга.

Несовершеннолетние правонарушители, совершившие жестокие преступления, и агрессивные, вплоть до готовности к убийству, дети представляют особую ценность для анализа причин развития их заболевания. Преступления основной массы жестоких малолетних нарушителей закона не было первым проявлением крайней жестокости. Изучение их криминального прошлого показывает: тенденция к жестокости возникала при первом соприкосновении, или, точнее, первых трениях с властями. Нередко один или оба родителя таких детей оказывались причастны к преступной деятельности того или иного рода, и жестокость была частью и их прошлого. Медицинские обследования несовершеннолетних преступников, проявляющих жестокость, обычно выявляют различные психологические и неврологические проблемы, начиная от повреждений или дисфункций головного мозга и кончая дефицитом питания и разными формами отравления токсичными веществами.

Даже на ранней стадии развития у потенциального серийного убийцы наблюдаются признаки патологии и претенциозности. Отдельные специалисты утверждают, что порок дает о себе знать до достижения пятилетнего возраста. Именно в этот период необходим квалифицированный диагноз, исследование же подобных состояний – вопрос будущего. Как совершенные социопаты, такие люди не ощущают вины за свои поступки и не предвидят последствий криминальных деяний. Находясь в неконтролируемом состоянии, серийные убийцы считают, что просто блокируют воспоминания о преступлениях и изменяют свои признания соответственно потребностям следователей на данный момент. Им чрезвычайно удобно ссылаться на потерю памяти, однако они действительно этим страдают. Они способны без всякого стеснения лгать о своих прошлых преступлениях. Именно это обусловливает крайнюю сложность расследования серийных убийств и постановки диагноза серийным убийцам. Следователи приходят в ярость. Преступники с легкостью манипулируют самым опытным следователем или психиатром и могут сбить его с толку. Они обманут даже оператора детектора лжи. Все их рассказы должны фиксироваться документально, иначе они изменят показания, чтобы приспособиться к любой ситуации. Серийным убийцам неведомы угрызения совести, которые толкали бы их на признание. Они испытывают свои, внутренние страдания, мало связанные с действительно совершенными преступлениями. Поэтому так важно вмешаться в жизнь формирующегося серийного убийцы на ранней стадии, пока его боль и ярость еще лежат на поверхности.

Стоит преступнику переварить всю накопившуюся ярость и загнать ее далеко вглубь своей души, как она начнет материализоваться в его жертвах. В сознании преступника жестокость выстраивается в сложное архитектурное сооружение, которое поддерживает убийцу до тех пор, пока не начинает разрушаться под собственной тяжестью. Тогда он нередко пытается совершить самоубийство, чтобы прекратить внутреннюю пытку.

Если проявления примитивной жестокости и насилие в семье – наиболее явные поведенческие признаки синдрома серийного убийцы, то наличие в анамнезе черепных травм, нарушения деятельности головного мозга, неврологические расстройства или эпилепсия являются его важнейшими медицинскими признаками. В эволюции синдрома серийного убийцы играют роль и генетические факторы. Поскольку некоторые формы эпилепсии и функциональных нарушений головного мозга могут быть наследственными, серийному убийце не требуется черепно-мозговая либо родовая травма в качестве непременной причины нарушений мозговой деятельности. Эти физиологические отклонения от нормы оказывают непосредственное влияние на поведение и социальный контроль, которому индивидуум способен его подвергать. Даже незначительные травмы головного мозга или легкие повреждения способны вызвать утрату контроля и склонность к жестокости. Если это состояние вызывается побоями, полученными в детстве, или наблюдается в истории семьи, отличающейся высокой степенью нестабильности, естественная адаптация к обществу, которая должна произойти, на самом деле не происходит, и индивидуум не получает основы для контроля над своими эмоциями. Его поведенческие ориентиры уходят внутрь, его личность уже не вписывается в окружающую действительность. Он теряет над собой контроль.

Компоненты, окончательно формирующие данный синдром, включают в себя поведенческие реакции на химическое неравновесие, вызванное плохим питанием, злоупотреблением алкоголем и наркотиками, отравлением токсинами. Первый компонент, неправильное питание, есть результат жизни в неблагополучной семье, где отсутствовали условия для нормального физиологического развития ребенка и, как следствие, наблюдались продолжительные нарушения рациона и связанный с этим дефицит витаминов и минеральных веществ. Рацион, в котором катастрофически не хватает определенных питательных веществ, лишает головной мозг «топлива», необходимого для поддержания естественных функций. Дефицит железа ослабляет организм и лишает его способности восстанавливать силы; дефицит цинка и калия способен вызвать сбой эндокринной системы, повергнуть человека в состояние хронической эмоциональной бури, недостаток витаминов В и С делает организм уязвимым даже к самым ничтожным инфекциям. В таких случаях поведенческие нарушения, например мгновенные жестокие реакции на незначительные внешние раздражители, становятся почти обычным явлением. Подобные нарушения могут быть результатом избытка или недостатка сахара, крахмала либо серьезного дефицита определенных микроэлементов, помимо цинка и железа. Спонтанные реакции может вызывать отравление свинцом и кобальтом – двумя токсичными элементами, связанными с загрязнением внешней среды, которые неизменно обнаруживались в анализах крови серийных убийц. Поэтому клинические испытания предрасположенности к проявлениям жестокости должны включать анализ крови на содержание химикатов.

Злоупотребление химическими веществами, наркотиками или алкоголем также составляет важнейший поведенческий компонент, влияющий на формирование серийного убийцы. Большинство осужденных преступников – хронические пьяницы или наркоманы. В момент совершения убийства они либо бывали пьяны, либо находились под воздействием наркотиков. Однако проблема выходит далеко за рамки преходящего состояния опьянения. Алкоголь имеет остаточный эффект, воздействуя на мозг и нервную систему. Его длительное употребление разрушает мозговую ткань, вызывая повреждения некоторых участков мозга. Если состояние опьянения затягивается, деятельность головного мозга подвергается торможению, социальный контроль снижается, а у склонного к жестокости индивидуума вообще пропадает. В периоды эпизодической жестокости алкоголь еще более повышает уровень дезориентации серийного убийцы и увеличивает его оторванность от общества. То же самое можно сказать и о наркотиках. Они усугубляют галлюцинаторное состояние и значительно ослабляют функции мозга. По словам Генри Ли Люкаса, все свои преступления он совершал в пьяном виде. Тед Банди – хронический алкоголик, вступивший в Общество анонимных алкоголиков во время своего тюремного заключения, а Джон Гейси, дорвавшись в заключении до алкоголя, настолько разъярился, что на него пришлось надеть смирительную рубашку, чтобы он не нанес себе увечий. В основном серийные убийства совершаются в состоянии алкогольной или наркотической интоксикации.

Как форма жестокости, распространяемая в эпидемических масштабах и характеризуемая патологией, подлежащей медицинской диагностике, серийное убийство явно относится к области физической жестокости, которую Главный хирург США С. Эверетт Кооп назвал «критической проблемой общественного здоровья». Главный хирург считает семейную жестокость, издевательства над детьми, сексуальное насилие, злоупотребление химическими веществами и любые преступления или убийства, являющиеся компонентами синдрома серийного убийцы, угрозой здоровью общества, требующей наряду с деятельностью специалистов уголовного права участия медиков и социальных работников. В борьбе с насилием над детьми в семье и изнасилованиями Служба общественного здравоохранения не пытается использовать чисто медицинские средства, а ищет новые, коллективные формы профилактики. Признавая, что жестокость служит признаком заболевания, Служба общественного здравоохранения может расширить ответственность за совершение преступлений определенного типа за пределы непосредственного действия полиции и суда, привлекая врачей, службы скорой помощи, медицинских сестер и школьные советы. Обращая внимание школьного или больничного социального работника или даже полицейского инспектора по делам несовершеннолетних на конкретный случай, ориентируя их на расследование обстоятельств совершения того или иного преступления, Главный хирург предлагает принять меры, чтобы прекратить, «закоротить» карьеру убийцы, пока он не совершил новых злодеяний и не предстал обществу в роли серийного либо массового убийцы.

Подобно физическим заболеваниям, многие формы семейной и личной жестокости можно предотвратить. Один из первых знаков признания такой позиции – предположение, высказанное Главным хирургом, что жестокость – это заболевание, требующее медицинской профилактики. К данной категории относятся заболевания сердца, а также разнообразные формы прогрессирующих нервных болезней. Серийное убийство, как и большинство видов жестокого поведения, равно предотвратимо, если страдающий ими индивидуум своевременно выявлен и случай удалось диагностировать. Постановка диагноза начинается с выводов врача скорой помощи или школьной медсестры, которая замечает на теле ребенка синяки и ссадины, с заявления женщины, подвергшейся сексуальному насилию, или с поведения несовершеннолетнего нарушителя, замеченного полицейским. Однако уже на самой ранней стадии проявления жестокости большинство специалистов оказывается настолько шокировано увиденным, что просто отворачиваются, словно устрашившись собственных первобытных инстинктов.

Этот страх и отвращение следует преодолеть, чтобы направить их возбудителя в нужное русло. Затем надо собрать первичные данные о прошлом индивидуума и его семье, изучить его медицинскую карту, провести серию тестов спонтанных рефлексов и тестов на психологическое восприятие, проверить реакцию зрачка на свет или даже провести общее медицинское обследование. Врач, медсестра или опытный специалист определяют, следует ли углублять исследование. Тесты и простой опрос можно провести за один-два часа. Требуется лишь, чтобы медик оценил, проявляет ли больной или правонарушитель какие-то признаки неконтролируемой враждебности, психологической дезориентации, граничащей с взрывной жестокостью, или нарушения деятельности головного мозга.

Для подтверждения любого диагноза требуются дополнительные тесты. Если диагностирована предрасположенность к эпизодической жестокости, невропатологи и психологи должны провести экспертизу и надлежащее клиническое обследование. Этим специалистам необходимо знать причины такого поведения, а также применимый в данном случае закон Уголовного кодекса и судебную процедуру определения безумия или функциональной невменяемости во время цикла галлюцинаций или фантазий. Экспертиза включает тщательное медицинское и психологическое обследование. И наконец, требуется разработать механизм диагностики, позволяющий понимать природу эпизодического жестокого поведения и прогнозировать его. Надо поднять подготовку специалистов на новый уровень, оказывать помощь врачам в выявлении признаков эпизодически жестокой личности.

Это даст возможность прогнозировать случаи эпизодической жестокости у данного индивидуума и определять курс лечения и в конечном итоге спасет жизни жертв преступлений, которые он мог бы совершить. Такой уровень вмешательства предполагает, что случаи эпизодического жестокого поведения свидетельствуют не только об отклонении в контролируемом поведении, но и о совокупности органических нарушений; одни из них являются генетическими и просматриваются в трех поколениях, другие – хроническими, а некоторые – приобретенными. В сочетании с историей жестокого воспитания и негативного влияния родителей, чьи традиционные полярности поощрения и наказания, любви и ненависти были поставлены с ног на голову, все это приводит к формированию обезличенного типа индивидуума, не имеющего средств контроля над импульсами жестокости, неспособного существовать среди людей. Эверетт Кооп и его коллеги в области общественного здравоохранения признают: судебное преследование индивидуумов, совершивших акты жестокости, – лишь поверхностное решение проблемы. Важно признать эту форму жестокости в качестве заболевания и направить всю систему медицинской помощи и права на его профилактику.

Истории появившихся в последнее время серийных убийц, рассказанные в последующих главах, подтвердят эту гипотезу и покажут, как проявляется болезнь у конкретных индивидуумов и как современная система препятствует их всестороннему обследованию и профилактике заболевания.

Серийные убийцы сегодня

Синдром серийного убийцы – не новое явление в истории. Однако оно стало значительно заметнее в американском обществе начиная с 1958 года и лишь теперь привлекло к себе повышенное внимание органов правопорядка и медиков. На самом деле истории известно множество примеров злодеяний, имеющих разительное сходство с преступлениями современных серийных убийц. К числу реальных лиц, которые, казалось, убивали, движимые жаждой крови, стремлением к акту убийства самому по себе, лишенному какой-либо мотивации, принадлежат Калигула, Влад Цепеш, Жиль де Ре, Джек Потрошитель. Безусловно, многие рассказы про вампиров и оборотней, распространившиеся в Европе в Средние века и популярные по сей день, отражают страх, что кто-то таится за пределами видимого нами мира, охотится за людьми, испытывая потребность убивать. Там, где сохранились архивы, из имеющихся записей можно понять: серийные убийцы появлялись в одном и том же роду, где вспышки патологий наблюдались в каждом поколении. Часто наличие этой патологии обнаруживается в каком-то внешнем уродстве или физической аномалии, например слишком длинном среднем пальце на ногах, кожных перепонках между пальцами рук или треморе. Многие из известных серийных убийц происходили из семей, обладавших значительной властью в обществе, что позволяло злодеям безнаказанно охотиться за жертвами, пока сама семья не запирала преступника или он не умирал своей смертью.

Сегодня в свете современной статистики преступлений и данных, содержащихся в полицейских архивах, мы располагаем более достоверной информацией о деятельности серийных убийц, причем очевидно, что число этих преступлений неуклонно растет. Основываясь на обширном фактографическом материале, можно проследить масштабы жестокости каждого известного серийного убийцы. В настоящей главе мы приводим краткие сведения о некоторых наиболее активных преступниках и их злодеяниях с 1961 года. Вы проследите за усилением жестокости. Кроме того, эти данные позволяют сделать вывод, что все описанные здесь индивидуумы соответствуют обрисованному нами профилю серийного убийцы.

1961 г. Мелвин Д. Рис-младший. Джазовый музыкант. Осужден за убийство семьи в штате Мэриленд. Он похитил людей из машины, напав из засады на одной из магистралей. На трупе матери было поднято кверху платье, женщину задушили ее же нейлоновым чулком. Маленькую дочку забили до смерти, а отца нашли вдалеке от машины, руки у него были связаны галстуком, голова прострелена. Когда в него стреляли, он держал на руках свою вторую полуторагодовалую дочку. Тело мужчины упало на девочку, отчего та задохнулась. Рис стал главным подозреваемым и по другим делам об убийствах в штате Мэриленд. После того как преступника признали виновным, он попросил для себя смертной казни, но был приговорен только к пожизненному тюремному заключению.

1964 г. Альберт Де Салво, больше известный как Бостонский душитель. Во время своей серии убийств терроризировал весь Бостон. Он отлично маскировался, проникая в дома своих жертв под видом водопроводчика или мастера, выполняющего мелкий ремонт. Потребность к убийствам толкала его на все больший риск даже тогда, когда он жил со своей семьей.

1966 г. Майки Ли Херрингтон. Этот двадцатитрехлетний инструментальщик из штата Милуоки, по собственному признанию, убил и искалечил двух женщин, а также планировал третье убийство – все на протяжении трех месяцев. Херрингтон был женат, но не имел детей.

Неизвестный подозреваемый. В Цинциннати женщина восьмидесяти одного года стала одной из его пяти жертв, обнаруженных в своих домах задушенными шнурами от настольной лампы. Все были перед смертью изнасилованы. Через десять месяцев убийства прекратились, личность преступника так и не смогли установить.

Чарльз Шмид-младший, которого полиция назвала «Дудочник в пестром костюме» (герой поэмы Браунинга^[3]). Ему было предъявлено обвинение в убийстве трех девочек-подростков в 1965 году. Шмид признал, что убил детей и закопал тела в пустыне, потому что ему от этого «было хорошо».

1967 г. Доктор Рональд Кларк из Детройта, сам в прошлом пациент психиатрической клиники, убивал своих больных инъекциями смертельных доз пентотала натрия. Кроме того, ему были предъявлены обвинения в сексуальном нападении на пациенток и детей.

1969 г. Антон Коста с Кейп-Кода, осужденный за убийство трех женщин, чьи изуродованные и расчлененные тела были обнаружены погребенными в песчаных дюнах. Полиция до сих пор продолжает официальный розыск других тел его жертв.

1971 г. Уильям Пирс, выпущен из тюрьмы штата Джорджия под честное слово. В Бофорте, Южная Каролина, был обвинен в совершении новых убийств, восьмого и девятого по счету. Он лишил жизни двадцатилетнюю домохозяйку и работницу бензоколонки. Пирса отпустили под честное слово в 1970 году, несмотря на предупреждение тюремного психолога, в котором говорилось: «может быть опасен для себя и окружающих».

Эдмунд Дж. Коди, водитель грузовика, женатый девять раз. Обвинялся в убийстве Леты Гей, своей последней жены, разлагающееся тело которой нашли у него в машине. Подозревался в убийстве по меньшей мере еще четырех своих жен, в то время как остальные четыре числились пропавшими без вести. В настоящее время Коди отбывает пожизненное тюремное заключение.

1972 г. Бенджамен Франклин Миллер из Стэмфорда, Коннектикут, объявил себя священником и проповедовал на перекрестках. Он обвинялся в том, что на протяжении четырех лет убил пять чернокожих женщин. Его называли «Лифчиковый убийца»: Миллер душил свои жертвы их же бюстгальтерами. Он считал себя вторым Билли Грэмом^[4], и его часто приглашали проповедовать в местные церкви. Полиция полагает, что там он и знакомился с будущими жертвами.

Хуан Корона. Подрядчик по найму рабочей силы для фруктовых ферм в Калифорнии. Осужден за убийство десятков рабочих-переселенцев, приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения. Он совершал ритуальные убийства, устраивал резню и вывозил тела жертв на автобусе, чтобы закопать в братских могилах.

1973 г. Жирар Джон Шефер по прозвищу «Сексуальный зверь» имел отношение более чем к двум десяткам убийств в районе Окленд-Парка, штат Флорида. О причастности Шефера, бывшего офицера полиции, к этим преступлениям говорит тот факт, что драгоценности, зубы и другие предметы, принадлежавшие жертвам, были найдены в багажнике его машины.

Герберт Мамин из Санта-Круза, Калифорния, был обвинен в совершении десяти убийств. Это поразило общество, поскольку в школе его характеризовали как общительного, коммуникабельного человека с хорошими перспективами.

Эдмунд Эмил Кемпер, также из Санта-Круза. Обвинялся в убийстве своей матери и по меньшей мере семи женщин, которых подвозил на машине. Расчленяя тела, он разными способами сохранял конечности и внутренние органы. Кемпер длительное время страдал психическим заболеванием, всю жизнь его то запирали в психиатрическую лечебницу, то отпускали на волю. После убийства матери Кемпер сдался полиции, так как знал, что будет продолжать убивать, если его не остановят.

Брюс Хендерсен Шривс, моряк, ушедший в самовольную отлучку, был связан с тремя случаями в Спенсервилле, штат Мэриленд. Полиция сообщала, что убийца избавлялся от тел особым способом, напоминавшим ритуал, который был общим для всех убийств, что указывало на совершение преступлений одним лицом.

Дин Корл, «Мужчина с конфеткой», и Элмер Бейн Хенли из Хьюстона, штат Техас, вместе осуществили более двадцати семи ритуальных убийств маленьких мальчиков. Корл заманивал детей в свой кондитерский магазин, где устраивал с ними «вечеринки», во время которых мальчиков принуждали совершать акты содомии и иные сексуальные контакты. Затем их убивали, посыпали известью и хоронили. Позднее Хенли убил и своего напарника Корла. По словам преступника, Корл связал его вместе с двумя другими жертвами. Хенли вызвался истязать несчастных, если будет развязан. Корл освободил его, и тогда Хенли застрелил бывшего сообщника.

Джулиан Кеннеди, тридцати лет, из Лейк-Сити, Флорида. Ему было предъявлено официальное обвинение в убийстве женщины. Он признался полиции, что совершил еще тринадцать аналогичных преступлений за пятнадцать лет. По его словам, первое убийство представляло собой акт посвящения в банду байкеров: приказали избить до смерти человека, что он и сделал с помощью стула и рукоятки топора.

1974 г. Лэрри С. Грин, Дж. Д. Симпсон, Мэнуэл Мур и Джесси Кукс утверждали, что принадлежат к секте «Ангелы смерти». Обвинялись в совершении убийств «зебра» – серии убийств чернокожими белых. Эта секта, по их словам, насчитывала более двух тысяч членов. Целями сообщества являлись пытки, уродование, убийство белых жертв.

«Зодиакальный убийца» совершил сексуальные нападения и убийства нескольких детей в Сан-Франциско. Полиция дала ему такое прозвище, потому что он вырезал на телах жертв знак зодиака. Преступник остался непойманным, преступления – нераскрытыми. Полагают, что он либо покончил с собой, либо был госпитализирован в психиатрическую лечебницу. Через несколько месяцев убийства прекратились так же внезапно, как и начались.

Кальвин Джексон, бывший наркоман, ранее судимый, признался, что изнасиловал и задушил одиннадцать пожилых женщин в их квартирах в Нью-Йорке.

1975 г. Томас И. Крич в Уолласе, штат Айдахо, признался в убийствах сорока двух человек, которые совершил в предшествующие восемь лет. Крич был «палачом по контракту» общенациональной банды байкеров, занимавшейся перевозкой наркотиков и совершавшей ритуальные убийства. По его словам, он был в банде восьмым по числу убитых им жертв.

Джозеф Каллигер, Сапожник, вместе со своим сыном Майклом убил в Нью-Йорке трех человек. По утверждению Каллингера, Бог уполномочил его пытать жертвы перед смертью.

1976 г. Воун Гринвуд из Лос-Анджелеса обвинялся в убийствах одиннадцати бродяг за два года. Он отсекал жертве голову и ставил на тело чашку с кровью, вокруг головы жертвы сооружалось нечто вроде капюшона, который посыпался солью.

1977 г. Патрик Кирни, в прошлом инженер по космической технике. Осужден в Южной Калифорнии за «убийства в мусорных пакетах». Убил свыше двадцати восьми гомосексуалистов; упаковывал трупы в пакеты и выбрасывал на мусорные свалки.

1978 г. Кеннет Бьянки, Хиллсайдский душитель, вместе с Анжело Буоно осужден за убийство девяти молодых женщин в богатом районе Лос-Анджелеса.

Гэри Джин Тайсон из Флоренса, Аризона, бежал из тюрьмы, где отбывал пожизненное заключение за убийство. В течение трех недель совершил убийства вместе с тремя сыновьями. Они лишили жизни двухлетнего мальчика и его родителей, девочку-подростка и молодоженов. Двоих сыновей задержала полиция, третьего – убили, а отец сбежал в пустыню, где спустя несколько недель был найден умершим от истощения.

Бобби Джо Максфелл, названный нью-йоркской полицией Санитаром, убил восемь бомжей и бродяг – заколол ножом, пока они спали в аллеях и на тротуарах. Осужден в 1979 году.

1979 г. Джозеф Фишер арестован в Калифорнии за убийство жены. Признался полиции, что с тех пор, как в 1978 году его отпустили из заключения под честное слово, убил еще девятнадцать человек в штатах Нью-Мексико, Аризона, Мэн, Коннектикут, а также в Нью-Йорке. Все это были случайные жертвы.

Неизвестный подозреваемый. Джоанн Хаффмэн и Роберт Спэнгенбергер были найдены мертвыми в парке. Женщину застрелили. Тело обезглавленного мужчины найдено в багажнике его автомобиля. Очевидно, они погибли от рук одного убийцы. Это был второй случай в Техасе в данном году.

Пол Бейтсон, оператор рентгеновского аппарата из Медицинского центра Нью-йоркского университета, в Манхэттене, осужден за убийство Эдисона Берилла, нью-йоркского писателя. По словам Бейтсона, он убил еще несколько человек, расчленил тела и, упаковав в мешки для мусора, сбросил в Гудзон.

Джон Вейн Гейси, уважаемый в обществе человек, строительный подрядчик из Чикаго, арестован за убийство тридцати двух юношей и мальчиков. Это один из самых известных серийных убийц всех времен. Гейси обвинялся в том, что знакомился с юношами на автобусных остановках или на обочинах дорог, приглашал к себе в гости, занимался с ними сексом, а затем некоторых истязал и убивал. Тела жертв хоронил в подвале своего загородного дома. О преступлениях в конце концов сообщила его жена, пожаловавшаяся, что из-под дома доносится дурной запах.

Теодор Банди – другой знаменитый преступник, приговорен за убийство своих сокурсниц в общежитии колледжа во Флориде и за убийство двенадцатилетней девочки. Он также причастен к подобным случаям в Сиэтле и Солт-Лейк-Сити. Находился в федеральном розыске, скрываясь от полиции. Приговорен к смерти, но исполнение приговора отсрочено. Тем временем его апелляции рассматриваются судами разных инстанций^[5].

Джеральд Юджин Стано за пять лет убил во Флориде тридцать девять человек. В настоящее время находится в отделении смертников в Сан-Квентине^[6].

1980 г. Рой Льюис Норрис и Лоренс Э. Биттикер осуждены за убийство пяти девочек-подростков в районе Лос-Анджелеса, в настоящее время находятся в отделении смертников в Сан-Квентине.

Дэйвид Карпентер обвинялся в убийстве семи человек, путешествовавших автостопом, в Пойнт-Рейс-Стейшн, Калифорния. Приговорен к смертной казни.

Корал Уоттс призналась в «утренних воскресных убийствах» в Хьюстоне. Она зарезала большим ножом более сорока чернокожих женщин.

Карлтон Гэри убил девять представительниц высшего общества Виннтона, района города Колумбуса, Джорджия. Гэри, прозванный «Чулочным душителем», ускользал от полиции до 1984 года. В 1986 году осужден и приговорен к смерти. До настоящего времени в судах рассматриваются его апелляции^[7].

1981 г. Неизвестный преступник. Совершил серию из шести убийств в районах Таймс-Сквера и Мидтауна, в Манхэттене. Все жертвы латиноамериканского происхождения. Нью-йоркская полиция прозвала его «Мидтаунским палачом». Дело до сих пор расследуется.

Уэйн Б. Уильямс арестован за совершение убийств детей в штате Атланта. Эти преступления держали население в страхе больше года. Сообщения о них занимали первые полосы газет по всей стране. Во время расследования местная полиция конфликтовала с подкреплением, присланным из центра. Уильямс был приговорен за убийство одной жертвы лишь на основании косвенных доказательств. Впоследствии, когда появились новые улики, дело открыли вновь. После ареста Уильямса убийства прекратились, но многие жители Атланты убеждены: Уильямс – не «атлантский убийца детей», и настоящий преступник остался на свободе.

Неизвестный подозреваемый. Разыскивается за убийство семи чернокожих женщин в Атланте. Поскольку город уже приготовился к худшему, многие жители были убеждены, что «убийца детей» теперь избрал себе новые жертвы или что драмы, разыгравшиеся в Колумбусе в 1977 году, вдохновили очередного преступника, выбравшего в качестве добычи чернокожих пожилых женщин. Дело до сих пор не закрыто.

Неизвестный подозреваемый из Ричленда, штат Джорджия. Убил трех девочек-подростков. Их нашли жестоко избитыми и изнасилованными, привязанными металлической проволокой к деревьям, где в конце концов они умерли от ран. Дело остается открытым.

Дэвид Буллок. Убил по меньшей мере шесть человек, включая своего партнера по бизнесу и одного актера на углу улицы в Манхэттене. Заявил судье уголовного суда штата Нью-Йорк: «Убийства приносят мне радость».

Роберт Дейл Хендерсон, бродяга из Тавареса, Флорида, признался, что убил порядка десяти человек в пяти штатах.

Джозеф Джон Салливан, привлечен к суду в Сиракьюсе, штат Нью-Йорк, за убийство двенадцати человек.

Уильям Боннин, «убийца с большой дороги». Осужден за убийство десяти юношей и мужчин. Тела своих жертв бросал на магистралях в Южной Калифорнии.

Бернард Бартон Ханвик. Арестован в Дейд Каунти, Флорида, за серию убийств. Признался, что является главой «ударного эскадрона», ответственного по меньшей мере еще за сотню аналогичных преступлений.

Кристин Фоллинг. Приговорена во Флориде за убийство от двух до пяти детей, которых задушила в семьях, где работала няней. Ей был поставлен диагноз «эпилепсия». Убийца считала, что жертвы тоже являются эпилептиками.

1983 г. Неизвестный убийца. Убил в Уайт-Плейнзе, штат Нью-Йорк, четырех женщин в течение семи месяцев. Убийства внезапно прекратились, дело до сих пор не закрыто.

Генри Ли Люкас и Оттис Тул – оба ранее судимых, имели в анамнезе психические заболевания. Осуждены в Галвестоне, штат Техас, за убийство двадцати восьми женщин.

Анжело Буоно-младший, обойщик сидений автомобилей, вместе с Кеннетом Бьянки, «Хиллсайдским убийцей», осужден за убийство девяти женщин в богатом районе Лос-Анджелеса.

Генри Брайсон осужден в Чикаго за убийство трех человек во время разбоя на дороге. До сих пор пытается лишить жизни кого-нибудь из заключенных. Содержится в отделении для смертников вместе с Джоном Гейси, которого также поклялся убить.

Ричард Бигемволд убил четырех женщин и одного мужчину, а затем закопал в неглубокие ямы.

Чарльз Хэтчер. Когда ему было предъявлено обвинение в убийстве четырехлетнего мальчика, признался в убийстве еще шестнадцати человек.

Дуглас Дэйвид Кларк, «Убийца на закате», лишил жизни шесть женщин в Лос-Анджелесе.

Неизвестный подозреваемый. «Убийца с Грин-Ривер» в Сиэтле. Убил сорок молодых девушек и женщин, утопил тела в Грин-Ривер. Жертвы – либо сбежавшие из дома, либо проститутки.

Неизвестный подозреваемый, разыскивается по «Делу об убийствах в дюнах» в Провинстауне, штат Массачусетс. Серийный убийца оставил в песчаных дюнах тела двенадцати молодых женщин. По настоянию прокурора округа дело до сих пор не закрыто.

1984 г. Дженин Джонс, осуждена за одно убийство, но подозревается в причастности к смерти шестидесяти одного новорожденного в Бексарском окружном административном медицинском центре в Сан-Антонио, Техас.

Джеральд Галлего, водитель грузовика и бармен, обвиняется в похищении студентов – юноши и девушки. Молодого человека он застрелил, а девушку изнасиловал и убил. Галлего также обвинялся в совершении еще четырех убийств в штате Юта и подозревался в одном убийстве в штате Орегона и трех в Калифорнии. Его отец был признан виновным в аналогичном преступлении и отправлен на электрический стул в 1955 году. В настоящее время Джеральд Галлего находится в отделении для смертников^[8].

Дебра Сью Таггл убила пять собственных детей и ребенка своего бой-френда в Литл-Роке, штат Арканзас.

Джозеф Вол Фрэнклин, оголтелый расист, осужден за убийство двух чернокожих мужчин в штате Юта. Подозревался в убийстве случайных жертв – еще восьми афроамериканских мужчин и четырех белых женщин в семи штатах с 1977 по 1980 год. Ранее Фрэнклин состоял в Ку-Клукс-Клане и Американской нацистской партии. Обычно убивал своих жертв из ружья, спрятавшись в засаде.

Роберт Хэнсон из Анкориджа, штат Аляска, признался в убийстве семнадцати женщин. Он был женат, однако сообщил полиции, что «всю жизнь чувствовал, как женщины его отвергают».

Кальвин Перри, восемнадцатилетний заключенный из Форт-Уэйна, штат Индиана, найден в своей камере повесившимся. Перед этим он признался, что убил Дэна Осборна, его жену и их одиннадцатилетнего сына. Он также изнасиловал и избил их двухлетнюю дочь и даже насмерть забил палкой собаку. Перед смертью Перри заявил, что совершал и другие убийства. Тюремное начальство подозревает, что и самому Перри «помогли» уйти на тот свет.

Кристофер Уайлдер, из Вест-Палм-Бича, Флорида, миллионер, был убит в перестрелке с двумя полицейскими. Уайлдер имел отношение к убийствам на сексуальной почве одиннадцати женщин, из которых шесть до сих пор числятся без вести пропавшими.

Роберт А. Диаз, ночной медбрат из Лос-Анджелеса, обвинялся в убийстве двенадцати пациентов больницы, где работал в кардиологическом отделении. Вводил своим жертвам десятикратную дозу лидокаина. В настоящее время находится в отделении для смертников в Сан-Квентине.

Несмотря на различное прошлое преступников, у них налицо общие черты. Наиболее поразительное сходство – способность большинства из них вести относительно обычную жизнь в период, когда под действием навязчивой идеи они совершают убийства. Джон Гейси, Хуан Корона, Альберт Де Салво и Тед Банди жили под своими именами, благодаря чему обладали свободой передвижения. Некоторые убийцы прибегали к гриму, чтобы получить наиболее удобное место для выслеживания жертв. Де Салво проникал в дома, представляясь водопроводчиком, вызванным хозяином, чтобы проверить трубы. Когда его впускали, он захлопывал расставленный капкан и душил жертву. Джон Гейси заманивал жертвы к себе домой обещанием работы и имел помещения для пыток и погребения. А студент Тед Банди беспрепятственно проходил в общежития, молодежные клубы и другие места, где собирались красивые девушки.

Почти все убийцы выбирали совершенно случайных жертв. Иначе говоря, между добычей и охотником не существовало никакой связи, за исключением той, что в какой-то момент жертва оказывалась в поле зрения преступника. Этот момент имеет первоочередное значение, ведь полицейские, в том числе те, кого присылают для подкрепления из центра, и сотрудники отделов убийств опираются в расследовании именно на связь между преступником и жертвой. И когда она отсутствует, как бывает в большинстве случаев серийных убийств, полиция лишается важнейшего ключа к расследованию.

Существует немало доводов в пользу того, что все убийцы являлись в том или ином смысле больными. Наше исследование доказывает: у 88 % преступников проявлялись один или несколько симптомов заболевания. Хотя их не признали официально невменяемыми на основании теста Макнатена, в представлении каждого убийцы реальность была настолько искажена, что он мог продолжать убивать в течение долгих месяцев, а то и лет, и убийства причудливо сливались с его повседневной жизнью. И наконец, многие серийные убийцы, если их не арестовывали, совершали самоубийства, чтобы покончить со своей болью и отвращением к самому себе. В разговоре любой из них охотно признается, что болен, и большинство в тот или иной момент жизни обращалось за медицинской помощью, чтобы вылечиться от саморазрушительной сексуальности. Обычно преступники обращаются к врачу незадолго до того, как они окончательно формируются в серийных убийц.

Наличие одинаковых особенностей, характеризующих серийных убийц, наводит на мысль, что они страдают одним и тем же заболеванием, общим синдромом, возникновение которого не зависит от социальной или расовой принадлежности или среды. Понимание природы этой болезни и способность выявить проявление данного синдрома у детей – вот первые шаги на пути профилактики серийных убийств.

Анатомия серийного преступления: убийца, жертвы и общество

Джуди Зейц вспоминает: в ту весну 9 апреля выдался первый по-настоящему теплый день. Было воскресенье. Дочь Джуди, Рэчел, вместе с двенадцатилетней подружкой Кэти Ричардс только что вернулась с занятий танцевального кружка из школы на Парк-стрит. Миссис Зейц предложила Кэти остаться, чтобы ее мама, Роуз Эллис Тейер, художница и преподаватель, могла заняться живописью. Рэчел с Кэти спустились на кухню на первый этаж и попросили денег: они собирались поиграть в автоматы в кафе «Этенз Пицца», расположенном по соседству. Миссис Зейц не хотела отпускать девочек, так как приближалось время обеда. Девочки спорили: а можно им пойти, если они найдут собственные деньги? «Ну, хорошо, я не возражаю», – сдалась Джуди. Про себя она подумала, что денег им взять негде, а значит, играть будет не на что.

Но, к ее удивлению, детям удалось наскрести какой-то мелочи, которой хватило бы на игру. Джуди сдержала обещание и отпустила их. Вначале Рэчел хотела пойти на старых костылях. «Нельзя!» – крикнула Кэти, и Рэчел положила костыли на место. Девочки с хохотом побежали по лужайке к улице. Миссис Зейц наблюдала за ними в окно. «Какие они довольные», – подумала она. Подружки только что отвергли ее предложение пойти с ними; впрочем, провожать девочек ей было лень.

Кэти была у Роуз Эллис поздним, четвертым ребенком и первой дочкой. Мать девочки развелась с ее отцом и вышла замуж за Чарльза Тейера, инженера-механика на пенсии, делавшего игрушечные кроватки и саночки, которые расписывала Роуз Эллис. Игрушки продавали в деревенских магазинчиках народных промыслов, разбросанных в сельской местности по всему Вермонту. Кэти была неспособной ученицей. И хотя имела средний коэффициент интеллектуальности, в эмоциональном отношении она сильно отставала от своих ровесников. Девочку было легко напугать; кроме того, в течение девятнадцати месяцев, предшествовавших ее смерти, Кэти подвергалась преследованиям взрослого соседа, а родной отец угрожал ее похитить. Кэти приходила в такой ужас от незнакомых мужчин, что мать даже просила перевести дочку в класс, где преподавали одни женщины. Но ни Кэти, ни Роуз Эллис и никто другой не знали, что в последние шесть месяцев их с подружкой тайно выслеживал некий Гэри Шефер, член местной кристадельфийской секты^[9].

Кэти и Рэчел пришли в пиццерию, но там было слишком много народу, и к автоматам стояла очередь. Девочки решили вернуться к Рэчел по дороге Сто два. Было половина пятого.

В воскресенье после обеда Гэри Шефер ехал на своем новеньком голубом «понтиаке» по шоссе Сто шесть к северу от Спрингфилда. Слушая музыку, он радовался первому теплому весеннему дню. Проезжая мимо двух подружек, шагавших по обочине дороги, ему показалось, что одна из них была его падчерицей, дочкой бывшей жены.

«Я на самом деле не обращал внимания, куда еду и что делаю, поскольку задумался. Я просто ехал и слушал хорошую музыку, – вспоминал он, – когда в зеркало заднего вида заметил, как мне показалось, Джоди. Ну, я развернул машину к Спрингфилду и снова проехал мимо девочек. Они шли к Педден-Эейкез-роуд. Я поехал в ту же сторону, развернулся и остановился, поджидая девочку, которую принял за Джоди. Она подошла прямо к моей машине.

Тогда я не посмотрел на ее подружку. Совсем даже не взглянул. То есть я хочу сказать, я не думал, что она там есть, хотя и знал, что это так. Я сидел в машине, и мы разговаривали через открытое окно. Не помню, о чем мы говорили. Я знаю, что говорил, с их слов. Вроде речь шла о погоде или что-то в этом роде. Я даже не помню, что вообще что-то говорил. Помню, что открыл машину и сказал Джоди, чтобы та полезала внутрь, иначе ей плохо придется».

Джуди Зейц потеряла счет времени. Она приготовила девочкам обед к пяти часам. Рэчел пришла с Линдой Нойес – соседкой Зейцев, жившей на холме. Рэчел была красной и заплаканной. Она все повторяла: «Кэти похитили. Ее похитил мужчина в голубом “понтиаке”. Вернон Зейц прыгнул в машину и помчался на поиски Кэти и «понтиака». Его жена позвонила Роуз Эллис Тейер. Муж Линды уже вызвал полицию. «Я сказала Роуз, что заеду к ней за фотографиями Кэти». Когда Джуди Зейц приехала, Роуз Эллис была уже у телефона. Она звонила своему сыну Эду, но его не оказалось дома. Тогда она позвонила бывшему мужу, Чарли Тейеру, но он был на собрании в Каттингсвилле. Она и там оставила сообщение. На часах было полшестого. Женщины отправились в полицию, где начался длинный допрос, который, как им показалось, растянулся на несколько часов. Ладила ли Кэти со своим отчимом? Как складывалась семейная жизнь Роуз Эллис? А где родной отец девочки? Случалось ли, чтобы она куда-то потихоньку убегала ночью? Встречалась ли со взрослыми мужчинами? Была ли сексуально активна?

Роуз Эллис отвечала на вопросы. Она представляла, как дочка в ужасе ждет и молится о спасении. «Я до сих пор вижу кошмары: моя Кэти кричит, зовет меня на помощь».

Рэчел Зейц просмотрела полицейскую картотеку и описала портрет преступника для составления фоторобота. Она сказала: «У того человека голубой “понтиак”, как у моей мамы. На нем была красная куртка с карманами “кенгуру” и красным номером 1983 внизу на рукаве, оранжевые солнечные очки с овальными стеклами». Он проехал мимо них два раза, а потом остановился на повороте, так что его машина не просматривалась с дороги и из дома Нойесов, до которого было всего ярдов сто. Сначала он спрашивал, как куда-то проехать. Потом вышел из машины, оставив дверцу открытой, сунул руку в карман куртки и сказал: «А что, если я скажу: если вы не сядете в машину, я вас пристрелю?» Кэти заплакала. Мужчина говорил монотонно, не отрывая взгляда от Кэти, словно хотел ее загипнотизировать. Рэчел побежала к холму, а когда оглянулась, увидела, что подружка уже сидит на переднем сиденье. Девочка добавила еще кое-что о куртке мужчины. Ее одноклассник Джоул Де Лоренцо неделю назад приходил в школу в такой же.

«Наверное, со слов другой девочки вы думаете, что я будто бы говорил, что убью их, если они не сядут в машину, а я не помню, чтобы это говорил. Но и не утверждаю, что не говорил, – заявил Гэри Шефер год спустя в полиции. – Я просто уехал. Я не рванул с места так, что покрышки заскрипели. Хотя возможно и такое, не помню. Но думаю, что нет. Я вернулся на дорогу и поехал на север, на Гэссет-роуд, свернул на Сто третье шоссе и поехал по направлению к Рутленду. Мы разговаривали с ней, словно она моя дочь. Девочка, наверное, очень испугалась и потому забралась в машину. Видимо, так и было, поскольку она могла так среагировать. Не знаю в точности, как она реагировала. Я бы среагировал именно таким образом, если бы был двенадцатилетней девчонкой, или сколько там ей было лет».

Гэри Шефер спросил Кэти про школу, про подружек, поинтересовался, как она провела день. Они останавливались купить гамбургеры, потом на бензоколонке, где она ходила в туалет, и, наконец, в уединенном месте, которое Шефер любил посещать в детстве. «Я там обычно ловил машину, чтобы бесплатно прокатиться, но не помню, чтобы в тот раз там останавливался. Поблизости стоял мусорный бак, здесь и состоялась наша сексуальная встреча. Это было то же, что я делал с другими девочками, ничего нового не произошло. Это был оральный секс, а потом я потерся у нее между ногами. Не было никакой интимной близости или чего-то подобного. Это никогда не была Кэти. Я хочу сказать, это была не Кэти. Я никогда не видел в ней Кэти, не слышал в ней Кэти и не говорил с ней, как с Кэти, ничего такого. То есть теперь-то я знаю, а тогда – не знал. Это была Джоди, и это была такая же сексуальная встреча, какая бывала у нас с ней всегда».

Рэчел Зейц рассердилась, когда полиция намекнула, что Кэти решила убежать из дома с мужчиной в красной куртке. Роуз Эллис была вне себя. Она все повторяла: Кэти – маленькая девочка, она еще играет в куклы, она наивна и всегда старается помочь, она верит в закон, верит полиции и ждет, что родители спасут ее. Роуз Эллис сказала шефу полиции Питеру Хердту, что она и ее друзья хотят немедленно начать поиски. Муж Роуз Эллис – пилот, и у него есть приятели, имеющие самолеты. «Пожалуйста, проведите авиапоиск, пока не стемнело».

«Поисковики-дилетанты уничтожат следы, – возразил Хердт. – Мы уже ведем поиск». Чем настойчивее просила женщина, тем яростнее упирался начальник полиции. А когда наступила ночь, в Спрингфилд вернулась зима: температура упала до нуля, пошел ледяной дождь. «В десять часов вечера, – вспоминает Роуз Эллис, – я простилась с надеждой увидеть дочь в живых». Ей было известно, что Терезу Фентон, жертву другого точно такого же похищения, ранее совершенного в Спрингфилде, нашли чуть живой, брошенной на обочине дороги. Но Роуз Эллис знала, что на Кэти лишь легкая одежда и девочка не сможет выдержать холодную ночь с дождем и снегом.

На следующее утро Рэчел снова допрашивали в местной полиции, потом ей задавали вопросы полицейские штата и следователь из прокуратуры. Девочку возили по автостоянкам, чтобы она опознала машину или хотя бы показала, какого цвета был «понтиак» похитителя. В конце концов ее привезли к дому Де Лоренцо. Начальник полиции уже ждал их, он держал в руках куртку, накануне описанную Рэчел детективам. Рэчел сказала, что как раз в такой куртке был мужчина, который заставил Кэти сесть в свой «понтиак».

«Я остановил машину, вышел и направился в туалет. Мне показалось, она идет за мной. Я шел и знал, что она идет следом. Тут-то я и взбесился. Она превратилась в Дороти, мы были на кладбище, и все изменилось. Я испугался, что она опять станет меня бить, я не хотел, чтобы это случилось, и тогда заставил ее делать то, что Дороти заставляла делать меня. Это… это больше, чем… это не… это просто… все. Я потерял контроль над ситуацией. Я хочу сказать, все просто меняется. Не то, чтобы я мог начать дышать по-настоящему быстро. Или у меня произошел прилив крови к голове или что-то в этом роде. Меняется вся сцена, я вижу, как меня обижает сестра. Я вижу, как это происходит со мной вновь, но на этот раз я не дам этому случиться.

Я заставляю ее лечь. Мне кажется, она теперь на животе. И я делаю с ней то же, что она… моя сестра, делала со мной. Вы видите… это… это не маленькая девочка, которая там ждет, это действительно моя сестра, она там, и я… я заставляю ее делать то же, что она меня заставляла делать. А потом я нашлепал ее. Все кончилось, и я ее выпорол».

Скрывшись с Кэти Ричардс в уединенном месте, он принудил девочку к оральному сексу; они находились всего в двух милях от места похищения, было около восьми часов. С тех пор, как Шефер заметил девочек в зеркало заднего вида, прошло три часа. Преступник говорил, что отшлепал Кэти, как это, по его утверждению, делала сестра Дороти, шлепавшая брата после занятий оральным сексом, к которым она его принуждала. Однако на самом деле Шефер не просто отшлепал Кэти Ричардс. «То есть я хочу сказать, я бил ее камнем по голове, я этого не знал, пока, я хочу сказать, в то время я этого не знал. Я думал, что просто шлепаю девочку. Я бил ее камнем по голове, ударил много раз. Не знаю, сколько раз, знаю только, что много».

11 апреля к девяти тридцати утра Кэти Ричардс превратилась в «тело № 4762»: «худощавая белая девушка, одетая в окровавленную полосатую футболку, на задней части шеи и плече – мозговая ткань. Рубашка задрана над грудью. На ней перепачканные грязью, но новые голубые джинсы с подвернутыми штанинами и сине-голубые кроссовки. Правый – расшнурован, левый – туго затянут. На правой ноге нет носка. На левой – теннисный носок, синий в белую полоску. На правом башмаке в отверстия для шнурков вставлены пять заколок с цветными бусинами и значок с надписью: “Я люблю штат Мэн”. Кэти Ричардс скончалась в двадцать часов тридцать минут в день похищения. Причина смерти – тяжелая черепно-мозговая травма в результате множественных ударов по голове тупым предметом».

Она была настолько обезображена, что восстановить лицо оказалось невозможно. Ее хоронили в закрытом гробу, и единственным человеком, который видел ее после смерти, был брат Кэти Том.

Утром после убийства Гэри Шефера тошнило. Он подумал, что заразился гриппом, позавтракал, но его вырвало. Потом он побрился, принял душ, начистил ботинки и отправился в церковь, где был одним из лидеров конгрегации. Шефер так и не вспомнил, что произошло с ним накануне. «Воскресенье, воскресное утро. Я всегда беру с собой тетю, мать, и мы идем с ними в воскресную школу. Я всегда еду на машине своей матери, когда я… меня тошнило, я плохо себя чувствовал и сразу же пошел в туалет, чтобы меня вырвало».

Бет Де Лоренцо, двоюродная сестра Гэри Шефера, сообщила полиции, что около трех часов пополудни в день похищения Гэри остановил свой «понтиак» по пути в Рутленд, чтобы отобрать на продажу несколько машин в спрингфилдском автомагазине, где он работал. Она вспомнила, что он выглядел огорченным из-за того, что не удалось увидеться с приемной дочерью, и еще его расстроила смерть отца, случившаяся ровно год назад.

«Моя двоюродная сестра Бет остановила меня и рассказала о пропавшей маленькой девочке, и что полиция приходила к ней домой, искали какого-то парня в красной куртке. И тогда я понял, что я должен был, я имел к этому… я был в этом виноват, так или иначе».

Бет Де Лоренцо заявила полиции, что видела двоюродного брата в церкви в воскресенье, на следующий день после того, как стало известно о похищении. Он попросил сестру пойти вместе с ним. Внезапно она спросила, приезжали ли к нему полицейские, ведь они уже навестили ее и расспрашивали домочадцев о красной куртке с капюшоном: парень, который похитил девочку в Спрингфилде, был одет в точно такую же. Позднее Де Лоренцо рассказывала, что Гэри снова побежал в церковь, и там его вырвало. Ему пришлось идти домой.

Шефер заехал на машине прямо в гараж, чего никогда раньше не делал, и запер за собой ворота. Он так тщательно вымыл машину, что в ней не осталось ни отпечатков пальцев, ни следов крови, ни каких-либо признаков пребывания Кэти Ричардс. В два часа машину конфисковала полиция.

«Я всегда хожу в красной куртке. После покупки я много ее носил. Я каким-то образом понял, что замешан в происходящем. Я просто ничего не мог сообразить, знаете, чтобы сказать, мол, ты сделал это или ты сделал то. У меня ничего не екнуло в голове, я ничего не мог вспомнить. У меня просто было такое чувство, и это было дурное чувство. Вы знаете, я попросил двоюродную сестру отвезти меня домой.

Приехав, я поднялся по лестнице и долго сидел за письменным столом, стараясь понять, что происходит. Я был уверен, что замешан в этом. Но не понимал, в чем конкретно. Я знал, что каким-то образом связан с исчезновением маленькой девочки. Но не знал, как именно».

Кэти Ричардс обнаружили в воскресенье днем, в самом начале поисков на безлюдном участке шоссе вблизи Балтимор-роуд, приблизительно в двух милях от места похищения. Жители Спрингфилда, имевшие дома сканеры, получили сообщение полиции, и пока Рэчел Зейц с матерью находились в церкви, новость стала распространяться по городу. «Кода мы вернулись домой, Рэчел бросилась наверх мимо Вернона, который как раз спускался, – вспоминала миссис Зейц в заявлении, сделанном в прокуратуре. – Он сказал мне, что нашли тело Кэти. Мы не знали, что Рэчел стоит наверху и слышит эти слова. Она закричала: “Нет! Она не могла умереть! Она не могла умереть!”»

Тейеров пока не известили. Наконец, в два часа дня Роуз Эллис, встревоженная тем, что от начальника полиции нет известий, позвонила в участок. Ей сообщили, что найдено тело Кэти. Теперь ее дочь стала в Спрингфилде третьей погибшей девочкой – жертвой похищения.

Рэчел Зейц чувствовала себя виновной в смерти Кэти. По словам ее матери, она переживала, представляя, как Кэти умирала в одиночестве. Рэчел жалела, что не осталась с подружкой, что не попробовала ее спасти, не схватила за руку и не потащила за собой. Она расстраивалась, что не крикнула Кэти, чтобы та бежала прочь. Девочка вспоминала, как старалась скорее убежать от незнакомца, но ей казалось, что она бежит чересчур медленно. Рэчел хотелось открыть рот и закричать, но у нее не получалось. Она винила себя и продолжает винить по сей день.

Даже спустя четыре с половиной года после похорон подруги Рэчел терзало чувство вины. В июне 1986 года родители впервые взяли ее на могилу Кэти. Она посадила там цветы.

Похищение и убийство Кэти Ричардс произошли вслед за убийством другой девочки из Спрингфилда, Терезы Фентон, которое произошло в 1981 году, и похищением семнадцатилетней Дины Бакстон из Брэттлборо годом раньше. Полиция уже тогда предполагала возможную причастность Гэри Шефера к нескольким похищениям и изнасилованиям, включая убийство тринадцатилетней Шерри Настейша, которая жила во флигеле, расположенном в саду Шеферов. Однако улики против Шефера были очень туманны, и полиция предпочла действовать медленно, но верно, вместо того чтобы скоропалительно передавать дело в суд; его бы неминуемо отклонили ввиду отсутствия очевидной цепи улик, хотя Дина Бакстон рассказала властям про голубой автомобиль похитителя и про то, что он вез ее по главным улицам города, после того как силой заставил сесть к нему в машину. Фотороботы, составленные по описаниям Дины и Рэчел, оказались почти идентичными. Именно это привело полицию прямо к Гэри Шеферу.

Пять месяцев спустя, под влиянием открытого обращения Роуз Эллис Тейер, призывавшей Шефера поступить согласно заповедям его религии, он сознался в убийстве Кэтрин Ричардс и Терезы Фентон, а также в похищении и изнасиловании Дины Бакстон. «На мне лежит ответственность за убийство Кэти Ричардс и Терезы Фентон. Я не считаю нужным вдаваться в детали, которые вызвали их смерть, так как уверен, вскоре вы поймете, каково состояние моего ума», – нацарапал он в письме, адресованном прокурору округа Виндзор, штат Вермонт. В декабре Шефер безоговорочно признает предъявленное ему обвинение в сексуальном нападении, похищении и убийстве второй степени Кэти Ричардс. В ответ на признание Шефера в убийстве Терезы Фентон другие обвинения против него были сняты, а родители Терезы получили разрешение посещать преступника в камере, чтобы выслушать из его уст подтверждение своей вины. Они приходили, пока Шефер не попросил власти прекратить посещения. В январе 1984 года убийца был приговорен к тюремному заключению сроком от тридцати лет до пожизненного и в настоящее время содержится в Ливенвортской тюрьме, Канзас.

Позднее Роуз Эллис подала иск против Питера Хердта и полиции Спрингфилда за нарушение гражданских прав ее и ее дочери Кэти. В иске, поданном в Федеральный суд, говорилось, что полиция не начинала розыск жертвы похищения, произошедшего при свидетелях, более девятнадцати часов после сообщения о преступлении; органы правопорядка фактически препятствовали ей и мужу в организации собственных поисков с воздуха. Миссис Тейер ходатайствовала перед властями Вермонта, что штату необходимо принять закон, который обяжет полицию вести централизованную регистрацию пропавших детей, чтобы к поиску приступали немедленно. Соответствующее решение было принято законодательной властью штата в мае 1985 года. Роуз Эллис Тейер совершала поездки по США, обращаясь к общественности от имени пропавших детей и их семей. Миссис Фентон открыла у себя в доме пекарню, а миссис Шефер, мать Гэри, отреклась от сына. Кристадельфийская секта исключила его из своей группы.

Власти штата подвергли критике действия полиции Спрингфилда в связи с похищением Кэти Ричардс, однако администрация города публично оправдала действия полицейских. В августе 1987 года Роуз Эллис и Чарльз Тейер удочерили пятнадцатилетнюю девочку Синди.

Убийство Кэти Ричардс можно рассматривать как микрокосм. Мы видим, как убийца и жертва встречаются; какую роль в момент встречи играет их прошлый опыт; как за этим следует трагедия и как прошлое убийцы и жертвы оставляет свой отпечаток на сценарии развернувшейся драмы; как убийство, подобно волне, захлестывает жизни семей и друзей обеих сторон, а также полицейских, следователей, судов и даже самой законодательной власти. К сожалению, Кэти Ричардс как нельзя лучше подходила на роль жертвы. Из-за неспособности к учебе она была наивна и обладала недостаточной эмоциональной зрелостью для своего возраста. Девочка ожидала от взрослых помощи и поддержки. Кроме того, ее уже полтора года преследовал взрослый сосед. Столкнувшись с Шефером, после того как тот несколько раз проехал мимо в автомобиле, она попала в ситуацию риска, а у Шефера появилось болезненное представление о ней.

Джуди Зейц, по ее словам, корит себя за то, что разрешила детям так поздно уйти из дома одним. Когда она их отпускала, у нее возникли неопределенные опасения. Однако, подобно большинству родителей, она не хотела отказывать детям, так как у нее не было конкретных оснований, а доводов интуиции казалось недостаточно для твердого возражения. Вероятно, присутствие в доме гостьи и то, что желание высказывалось обеими девочками, заставило миссис Зейц проявить бо?льшую сговорчивость, чем ей было обычно свойственно. И потом, Джуди старалась дать возможность матери Кэти выкроить свободное время для занятий живописью. Она не знала, что сосед охотится на Кэти. Короче говоря, у женщины не хватило энергии для решительного протеста. Она сама сказала, что «ей было лень» удерживать девочек дома.

Где-то в глубине ее сознания, а может, и за его пределами, остался тот факт, что в последние четыре года в округе уже произошли два случая похищения и изнасилования девочек-подростков, которых затем убили; еще одной семнадцатилетней девушке, похищенной и изнасилованной, хватило присутствия духа убежать от своего похитителя, когда тот вышел из машины купить пива. Питер Хердт, начальник полиции, помнил об этих случаях. Когда Рэчел Зейц сообщила о похищении и Роуз Эллис с Джуди Зейц приехали в полицию, дело об убийстве Терезы Фентон стояло на полке у стола лейтенанта Чадбурна. Кадры аэрофотосъемки маршрутов, по которым похититель провез Терезу, были развешаны по стенам кабинета. Пока Роуз Эллис добиралась до участка, у нее возникли те же ассоциации, но она хотела выбросить их из головы. Ни Роуз Эллис, ни Джуди в то время еще не знали о двух аналогичных преступлениях, оставшихся нераскрытыми. Жертвами этих злодеяний стали Шерри Настейша в 1979 и Дина Бакстон в 1982 году. У властей появилась зацепка для розыска убийцы, ускользавшего целых четыре года. С самого начала Шефер считался потенциальным подозреваемым. В полиции имелось описание машины похитителя, дело Дины Бакстон связывали с Шефером, хотя он и не был изобличен в нападении. Кроме того, полиция считала Кэти Ричардс потенциальной жертвой. После смерти Терезы Фентон Питер Хердт полтора часа допрашивал ее, как раз в то время, когда девочка терпела преследования соседа. Начальник полиции знал, что представляет собой Кэти.

Роуз Эллис Тейер обвиняла его и в нежелании допустить к розыску Кэти ее знакомых. По словам Джуди Зейц, начальник полиции сказал, что не хочет, чтобы «дилетанты» затоптали следы. И действительно, если полиции представлялась возможность продвинуться в расследовании трех похищений детей и двух убийств, которые висели на ней последние несколько лет, детективы не желали потерять ее вместе с шансом найти Кэти Ричардс из-за того, что важнейшие улики на месте преступления окажутся уничтоженными. Как и в деле с Чулочным душителем, Атлантским убийцей и многими другими делами о серийных убийствах, полиция изо всех сил старалась найти убийцу, а найдя, не выпустить из рук в ходе судебного процесса. И потому полиция была готова скорее причинить ущерб жертве, чем повредить розыску, аресту, а в итоге – вынесению обвинения убийце.

Как только подозреваемый по делу Кэти Ричардс был арестован и ему предъявили обвинения, в дело пошли иные политические и юридические соображения, за что позднее прокуратура округа и местная полиция подверглись критике. Детектив Уильям Бос нашел десятилетнюю свидетельницу, которая опознала в Шефере человека, заставившего Кэти Ричардс сесть в машину. Подозреваемого показали ей в числе нескольких других мужчин. Следы спермы, оставшиеся на теле жертвы, не исключали вероятности совершения преступления Гэри Шефером, а представленное им алиби – поездка в Рутленд со своим начальником – сразу же рассыпалось. Бос знал, что в его руках преступник, имеющий отношение и к делу Терезы Фентон, до сих пор не закрытому; кроме того, хотел доказать причастность Шефера и к убийству Настейша, и к похищению Бакстон. А Дэйвис Доналд, общественный адвокат, уже настраивался на защиту на основании невменяемости подсудимого, что было чревато по меньшей мере тем, что два дела останутся висеть на полиции на долгие годы, даже если суд штата признает обвинения по делу одной Ричардс.

При утверждении о невменяемости Шефера общественный обвинитель сослался бы на дела об употреблении наркотиков и о поджоге, заведенные, когда тот служил в армии, хотя психиатры ВМФ США в то время признали его вменяемым. Бос понимал: защитник вот-вот состряпает дело о невменяемости, – и предпочел действовать с особой осторожностью, чтобы заручиться признанием задержанного по остальным делам.

Потом Роуз Эллис выступила с открытым обращением, под действием которого Шефер сделал письменное признание. Миссис Тейер назвала его «series killer» и обвинила в убийствах одиннадцати жертв, совершенных в форме ритуала. «Мистер Шефер следует модели, которая сформировалась давно. У него есть ритуал омовения, совершаемый перед похищением, есть определенные слова, которые он говорит всем жертвам, есть определенное оружие, определенное место, куда он выбрасывает тело, кроме того, он берет у жертвы определенные “сувениры”». Она обвинила Шефера в том, что в основе его жизни лежит ложь. А сам он стал членом группы преступников, «презренных изгоев общества».

Затем миссис Тейер обрушилась на религиозные верования убийцы: «За весьма призрачным фасадом его религиозности скрывается самооправдание. Религия Шефера – это его собственные извращенные представления, она не имеет подлинной связи с искренними убеждениями последователей Кристадельфийской церкви, с которыми я знакома. Кажется, ему льстит приобретенная известность. Мистер Шефер – эгоцентричная личность, ему безразличны страдания, причиненные прихожанам этой церкви.

Мужчины вроде него – это трусы, охотящиеся на детей, слишком маленьких, невинных и слабых, чтобы защитить себя. Это не настоящие мужчины. Любой мужчина, ставший причиной смерти или допустивший смерть ребенка, не может называться мужчиной. Он не может называться и религиозным человеком, строящим свою жизнь по Библии».

Гэри Шефер среагировал быстро. Он направил Уильяму Босу письмо с признанием в убийстве Терезы Фентон и Кэти Ричардс и изнасиловании Дины Бакстон. Подозреваемый заметил, что, делая признание, поступает вопреки советам своего адвоката, но его более заботят собственные религиозные убеждения, нежели защита в суде. «Вопреки тому, что мистер Леклер назвал меня нерелигиозным человеком, я являюсь таковым. И должен признаться в своих грехах, чтобы получить надежду на милость Божью, хотя я ее и не заслуживаю». В заключение своего признания он написал, что, несмотря на официальную защиту, «для меня единственным способом получить какую-то надежду на прощение грехов является публичное признание в них и исполнение того, что повелевает мне Бог. Надеюсь, мой поступок прояснит для мистера Боса три инцидента, которые его интересуют».

Теперь Бос получил общественную травлю подозреваемого, организованную матерью жертвы, и его признание, настолько размытое, что любая компетентная защита не оставила бы от него камня на камне. Дело наверняка вернут на доследование, и оно застрянет на годы в судебной переписке. Вдобавок у него имелись серьезные основания для опасений, что вынужденное признание вызовет недоверие. Более того, Дэвид Грэм, общественный защитник, – весьма опытный адвокат. Он с самого начала верил, что в момент убийства Кэти Ричардс его клиент находился в невменяемом состоянии, а в изнасиловании Бакстон он невиновен. Грэм считал, что преступления настолько отличны друг от друга, что Босу не удастся создать из дела Ричардс образец, чтобы подвести под него изнасилование Бакстон. Защитник полагал, у полиции нет улик, позволяющих связать Шефера с убийствами Настейша и Фентон.

Что бы ни думал Уильям Бос об иных преступлениях, он не хотел терять обвинения по делу Ричардс, а поскольку сомневаться в вине Шефера не было оснований, можно было лишь спорить о его вменяемости. Позднее Босу удалось доказать, что Шефер в состоянии пройти судебное разбирательство по убийству Кэти Ричардс, и он договорился с защитником, что, приняв решение по делу Ричардс, суд в обмен на признание закроет дела об убийстве Фентон и Настейша. Бос пришел к такому же выводу, что и Грэм: обвинению не удастся доказать связь Шефера с убийством Настейша, хотя подозрения витали над Шефером еще много лет.

Шефер согласился не оспаривать обвинения в убийстве Кэти Ричардс и признать вину в убийстве второй степени. Кроме того, он согласился признать свою вину в похищении Дины Бакстон и сделать полные признания по делам об убийстве Ричардс и Фентон. Взамен, со своей стороны, штат не выдвинул против него обвинения в убийстве Терезы Фентон. И хота Грэм настаивал, что достижения психиатрии позволят со временем полностью излечить его клиента, судья приговорил того к лишению свободы сроком от тридцати лет до пожизненного заключения с возможностью подачи прошения о выходе на свободу под честное слово через девятнадцать лет. Однако, учитывая обстоятельства дела, Бос был уверен: Шеферу предстоит провести в тюрьме остаток жизни. Обвинитель заявил, что после осуждения насильника «родители в округе Виндзор будут спать спокойнее». В мае 1986 года губернатор Кьюнин подписал законопроект, отменяющий выход из тюрьмы под честное слово в штате Вермонт, и шансы Шефера на освобождение в 2003 году резко упали.

А что же Гэри Шефер? Его сестра Дороти со всей убедительностью опровергла обвинения в том, что совершала над братом сексуальное насилие или била его. И хотя многочисленные слухи относительно культовых практик в Кристадельфийской церкви не утихают – речь идет о нездоровых отношениях между членами секты и о кровосмешении в семьях, – ничто не подтверждает версии Шефера, выдвинутой им в признании 1985 года. Его приемная дочь отказалась от комментариев. Если признания верны, а в их правдивости никто в Спрингфилде не сомневается, то в момент убийства Терезы Фентон и Кэти Ричардс Шефер был невменяем. Вероятно, в обоих случаях он действовал под влиянием галлюцинации, в которой ему представлялся какой-то ритуал; по его мнению, он совершал эти действия со своей приемной дочерью, а раньше то же самое совершала с ним его двоюродная сестра. В своем представлении он не убивал, а лишь шлепал сестру в отместку.

Возможно, видение этой сцены было для него способом заблокировать многократное ритуальное убийство сестры. Шефер описывал, как кружил по малолюдным дорогам, пока не заметил в зеркало заднего вида девочку, похожую на приемную дочь. Это ценное описание из первых рук начала галлюцинации и перехода от фазы троллинга к фазе заманивания в цикле серийного убийцы. Рассказывая, как убийца заманил Кэти Ричардс, Рэчел Зейц упоминает его гипнотизирующий взгляд, когда он приказывал девочке, принимаемой за падчерицу, сесть к нему в машину. Это описание дает страшную картину первой встречи убийцы и его жертвы. В случае с Кэти Ричардс она становится еще более душераздирающей, потому что эту девочку отец бросил еще новорожденной. К тому же ей уже приходилось становиться жертвой преследования: девятнадцать месяцев взрослый мужчина ездил за Кэти на автомобиле. И потом, Кэти была эмоционально незрелым, неспособным к учебе ребенком. В случае опасности она могла лишь застыть на месте от ужаса, вместо того чтобы попытаться убежать. Для Шефера она оказалась идеальной жертвой.

Убийства в Спрингфилде – это множество трагедий. И одной из таких трагедий был тот факт, что каждое действующее лицо исполнило в ней свою роль с точностью, необходимой хорошему балету. Ложные движения отсутствовали. Шефер был наделен всеми признаками классического серийного убийцы: одиночка, человек, который терпел дурное отношение женщин и боялся их, слишком религиозный, принадлежавший к странной Кристадельфийской секте, основу вероучения которой составляло неукоснительное следование Библии. Он, по его признанию, имел проблемы с алкоголем, а во время изнасилования Дины Бакстон (в нем Шефер сознался в 1983 году) он находился в состоянии опьянения. Кроме того, у преступника наблюдались серьезные нарушения памяти, вплоть до того, что убийства оказались напрочь заблокированными и всплыли в его сознании лишь через несколько месяцев тюремного заключения, когда он уже обсуждал свое дело с полицейскими и представителями суда.

Подобно Генри Ли Люкасу, Карлтону Гэри и Уэйну Уильямсу из Атланты, после поимки Гэри Шефер стал впечатляющим символом победы местного правосудия. Смертный приговор для Гэри и миллионы долларов, которые штат Джорджия потратит на споры по поводу приговора в последующие восемь или десять лет, пока дело пройдет все апелляционные инстанции, кажется избирателям гораздо важнее, чем суммарное признание вины и приговор к пожизненному заключению. Обвинителю и судьям преступления против виннтонских матрон – действительно чрезвычайно жестокие – казались такими чудовищными, что могли, с точки зрения общественности, караться только смертной казнью. И не важно, что приговор не будет приведен в исполнение еще десять лет. Важен сам приговор, поскольку он являлся общественно необходимым. Таким образом, убийца превращается в своего рода тотем.

Для совершенно отчаявшихся семей жертв из Атланты Уэйн Уильямс стал таким же символом. И хотя его приговорили лишь на основании косвенных улик и обвиняли в убийстве не ребенка, а взрослого, на нем сосредоточился весь гнев и страх населения Атланты. Белых, представлявших систему местного правосудия, обвинение Уильямса устраивало тем, что он был чернокожим. А для черного политического истеблишмента Атланты приговор, вынесенный Уильямсу, предотвратил насилие по расовым причинам, мысль о котором возникла бы, будь он белым. Правда, не исключено, что к делу Уильямса вновь предстоит вернуться в ближайшем будущем. По крайней мере, один свидетель со стороны штата изменил свои показания в очень существенных моментах. Возможно, охота за атлантским убийцей детей вскоре возобновится.

Но самую большую бурю негодований вызвали признания Генри Ли Люкаса техасским рейнджерам и полицейским, причем его преступления находились в юрисдикции множества полицейских участков по всей стране. Многочисленные признания Люкаса позволили полиции закрыть дела об исчезновениях людей, подолгу остававшиеся нераскрытыми. Члены семей пропавших без вести могли оставить свои надежды, что жена или ребенок до сих пор где-то скитаются. А когда возникли опасения, что Люкас по подсказке брал на себя преступления, которых не совершал, что он не убивал никого, кроме своей матери, – иначе говоря, он становился таким, каким его хотели видеть следователи, – естественно, доверие к признаниям Люкаса упало.

Аналогично признания Гэри Шефера позволили полиции штата закрыть еще одно нераскрытое дело об изнасиловании и убийстве. Это разрешило проблему серийных убийств, будоражившую Спрингфилд и окрестности в течение пяти лет. Гэри Шефер уже не разъезжает по улицам, и хотя его могут выпустить через шестнадцать лет после того, как десять лет он проведет в лечебнице в Ливенворте, в настоящее время в глазах общества он по-прежнему пойманный и приговоренный убийца, а дела, в которых он обвиняется, раскрыты.

Шефер, Люкас, Уильямс, Банди и Гэри имеют принципиальное значение для правоохранительных органов, ведь каждый из этих преступников олицетворяет собой огромную угрозу, нависшую над обществом. Они убивали случайных людей, действовали под влиянием навязчивой идеи, по капризу которой их жертвой мог стать кто угодно. И потому приговор чрезвычайно важен для чувства справедливости, поддерживающего равновесие в обществе. Серийный убийца остается угрозой для населения даже после поимки. Суд над ним и вынесенный приговор должны удовлетворить коллективную жажду справедливости. Ни суровый приговор, ни сознание исчерпанности вопроса никогда никого не удовлетворят. А чувство потери для близких и родственников?

Еще большая трагедия заключается в том, что из-за огромного числа жертв преступлений, совершаемых серийным убийцей, а также из-за страха, парализующего общество, которое он терроризирует, ущерб распространяется далеко за пределы жертв и их родственников. Травма наносится целым городам, каждый житель становится вероятной жертвой. И хотя поимка и осуждение серийного убийцы в какой-то мере разрешают проблему, людям необходимо понять: на осужденного серийного убийцу приходится трое-четверо потенциальных «коллег», которые вот-вот начнут действовать.

Полиция и серийный убийца

Отделы убийств накапливают огромный опыт в расследовании серийных убийств и выслеживании преступников. Вначале детективы действовали по отработанной схеме. Получив сообщение об убийстве, они собирали все возможные улики, устанавливали личность жертвы и пытались восстановить картину преступления на основании того, что удавалось узнать о действиях жертвы в последние часы перед смертью. Если были свидетели, их допрашивали. Такая процедура срабатывает в семи случаях из десяти, но применительно к серийному убийству она не приносит результата. Причина проста: серийный убийца ведет себя иначе, чем любые другие убийцы. Его мотивы не зависят от конкретной ситуации или от личности жертвы. Движимый хронической навязчивой идеей, он отрабатывает определенный алгоритм жестокости.

При традиционном расследовании убийства его раскрытие обусловливают следующие факторы: весомость улик, ключи к разгадке, обнаруженные на месте преступления, взаимоотношения жертвы и преступника, наличие свидетелей или прохожих и, наконец, страх и вина самого убийцы. В уголовных делах, где убийство вторично, то есть сопровождает иное правонарушение, раскрытие основного правонарушения обычно автоматически означает и раскрытие убийства. Например, если преступника, проникшего в дом с целью грабежа, застает хозяин, и грабитель, запаниковав, стреляет в него, улики, по которым полиция нападает на след взломщика, приводят и к убийце. В подобных случаях полиция использует своих информаторов, помогающих найти украденные вещи. Немало убийств совершается, когда срываются сделки по продаже наркотиков. Они также весьма успешно раскрываются с помощью информаторов или сети наркодилеров, промышляющих в данной местности. Случаи бытовых убийств в семье или убийств, совершенных знакомыми, – такие дела составляют самый высокий показатель среди убийств, – обычно раскрываются посредством отработки свидетельских показаний. Кроме того, в убийствах при ограблениях и на бытовой почве легко просматривается мотив преступления; опираясь на него, можно выйти на подозреваемого. Стоит полиции приступить к его допросу, как за ним вскоре следуют признание и арест.

Однако с 1980 года примерно двадцать пять процентов от общего числа убийств составляют убийства, совершаемые «чужими», когда преступником не движет какой-либо «разумный» мотив. Более того, он кажется абсолютно не связанным с жертвой. Это серийные убийства, в которых преступник действует под давлением сил, не поддающихся его контролю. Без понимания сути этих сил задержать насильника практически невозможно. Такие убийства часто ставят полицию в безвыходное положение. Преступник ненадолго появляется в какой-либо местности и, оставив за собой несколько жертв, движется дальше. Дело осложняется тем, что в сельских районах, не принадлежащих к юрисдикции какого-то одного муниципального полицейского управления, между правоохранительными органами не всегда бывает налажен обмен информацией о нераскрытых убийствах. Так, проблемы шерифа округа не касаются полиции соседнего городка. Поэтому преступник может преспокойно вылавливать свои жертвы в трех округах одной части страны, не становясь при этом объектом общих усилий объединенных сил правопорядка, пока они не договорятся, наконец, об обмене информацией.

Иногда связь между убийствами, совершенными в разных местностях, устанавливается не полицией, а другими заинтересованными сторонами. Например, при расследовании дела Теда Банди полиция Сиэтла как минимум дважды расследовала преступления Банди и оба раза сочла его непричастным. Даже после того как Элизабет Кендалл, его невеста, известила полицию о своих подозрениях, в отделе убийств Сиэтла решили, что Банди едва ли подходит на роль подозреваемого. Лишь после того как девушка сообщила об аналогичных преступлениях, происходящих в округе Солт-Лейк-Сити, куда Банди переехал, переведясь в новый юридический колледж, расследование было возобновлено. А когда в Солт-Лейк-Сити Банди предъявили обвинение в попытке скрыться от полиции и хранении инструментов для взлома, сиэтлские детективы вновь обратились к его личности, записав в подозреваемые по делу об убийстве тридцати пяти молодых женщин. Таким образом, преступления оставались нераскрытыми несколько лет.

Именно благодаря помощи Элизабет Кендалл Бобу Кеппелу из отдела убийств Сиэтла все-таки удалось идентифицировать Банди как главного подозреваемого в убийствах, совершенных в Сиэтле и окрестностях. В Юте Банди был осужден за попытку похищения Кэрол Да Ронч, в Колорадо обвинялся в убийстве, после чего бежал во Флориду. Прочитав в газете об изнасиловании и убийстве в женском общежитии Университета Тачлахасси, Элизабет Кендалл уведомила ФБР, что, по ее предположению, убийцей может быть Тед Банди. Однако и тогда ей не поверили. ФБР и полиция продолжали сомневаться, пока Банди не арестовали во Флориде за изнасилование и убийство девушки двадцати одного года.

В другом случае полиция и детективы сельского района Техаса были озадачены серией убийств, произошедших вдоль Тридцать пятого шоссе. Дело прояснилось лишь после того, как в преступлениях сознался Генри Ли Люкас. Ему так хотелось потрафить техасским властям, что он продолжал признаваться в убийствах, которые физически не мог совершить. А когда его упрекнули в непоследовательности показаний, Люкас отказался от всех своих признаний, даже в отношении тех убийств, по которым полиция имела убедительные доказательства.

В случаях, когда убийство сопровождает иное уголовное преступление, совершается на бытовой почве или в уличной потасовке, убийца, как правило, не выбирает жертву заранее, не расставляет на нее ловушки. Очень часто убийство случается лишь в результате стечения обстоятельств, что значительно облегчает расследование. Это особенно характерно для убийств, сопровождающих другие нарушения закона, когда преступник вовсе не собирался никого убивать. Если убийство происходит во время семейной ссоры, убийца в приступе ярости практически не думает о последствиях. Изобилие улик, ясность мотивов, наличие свидетелей и паническое состояние самого преступника обычно позволяют раскрыть такое убийство за сутки. Задержание может потребовать и большего времени, но, как правило, преступник настолько терзается чувством вины, что сам является с повинной.

Полиции проще добиться признания, когда она имеет дело с грабителем, совершившим убийство, или с убийцами знакомых либо родственников. Вопреки традиционному мнению, убийцы часто желают сознаться в содеянном. Лишь закоренелые социопаты, не чувствующие вины, не желают облегчения, которое приносит покаяние. Преступления серийных убийц попадают в те двадцать пять процентов, где нет предшествующей связи убийцы и жертвы. У полиции отсутствует основа для оказания психологического давления на потенциального подозреваемого. Даже если в ходе расследования детективы допрашивают убийцу, он не ощущает импульса, побуждающего сделать признание.

Место преступления также играет важную роль в успехе или неуспехе расследования. Большинство мест, где совершаются убийства, находится вне контроля преступника. Если убийство происходит под действием страсти, страха, гнева или случайно, преступнику не удается заранее позаботиться о том, чтобы поблизости не оказалось свидетеля или случайного прохожего. Иначе говоря, он не думает о возможных уликах против себя. Нередко вскрытие трупа, производимое судебным врачом, дает бесценные улики, которые либо помогают обнаружить убийцу, либо, по крайней мере, сокращают число потенциальных подозреваемых. Томас Ногучи, лишь недавно ушедший с должности окружного коронера^[10], показал, что в отчете патологоанатома указывается вероятная причина смерти – естественная или убийство, вероятное время смерти и наиболее вероятное орудие убийства. Эксперты-медики сообщают полиции, какого роста может быть подозреваемый, какой силой он должен обладать, левша или правша. Они высказывают предположение, являлось убийство случайным либо преднамеренным, либо оно было совершено в состоянии аффекта. Как показало расследование Томасом Ногучи дел Джина Харриса, Клауса фон Бюлова и Джеффри МакДональда, точный и подробный отчет судебно-медицинского эксперта дает полиции своего рода ключи, с помощью которых с самого начала можно сделать важнейшие выводы, решающие исход расследования. Однако чем дольше тело остается ненайденным, тем труднее судебному медику найти улики, позволяющие вычислить подозреваемого. Кроме того, если тело было расчленено, разрезано на куски и/или какое-то время находилось в земле, задача чрезвычайно усложняется.

Серийный убийца всегда тщательно готовит место преступления. Во время фазы троллинга он знакомится с местностью, выбирает уединенный уголок, где никто не помешает ему осуществить свои фантазии. Он останавливается на том месте, где наиболее вероятно встретить подходящую жертву. Это может быть запасной выход торгового центра, улица, особенно малолюдная в ночное время, автобусная остановка, где посторонний человек не так бросается в глаза, или пустынный участок дороги, прилегающий к оживленному городскому району. К тому же серийный убийца обычно перевозит жертву или труп в другое место, где и зарывает тело. Таким образом, получаются два места преступления, что часто приводит следователей в недоумение. Дело проясняется лишь после того, как обнаруживается территория, где зарыто несколько тел, либо когда устанавливается связь между местом похищения или убийства и местом захоронения.

Леонард Лейк и Джон Гейси тщательным образом готовили место преступления. Полиция даже не знала о злодеяниях Лейка, пока не выследила его по документам бывшей жены, Крикет Балач, и не нашла ее дом в сельской местности, в округе Кальфарес. Там же были обнаружены тела людей, ранее числившихся без вести пропавшими. Джон Гейси вел двойную жизнь: бизнесмен-строитель, счастливый семьянин, член многочисленных общественных организаций и… серийный убийца, который хоронил свои жертвы у себя в подвале. Жертвы Генри Ли Люкаса были случайными, а преступления совершались в таких глухих сельских районах, что он часто зарывал трупы поблизости от места убийства. За исключением бабушки Рич, его последней жертвы, другие тела, например Дженни Даз, находили еще за десять лет до того, как Люкас стал сознаваться в преступлениях. Он утверждал, что убил гораздо больше людей, чем полиции удалось найти, но забыл, как они выглядели и где зарыты.

В арсенале серийного убийцы имеются два средства, благодаря чему его деятельность столь «эффективна». Это мобильность и маска нормальности. Существенный признак серийного убийцы – навязчивая страсть к странствиям. Хотя он живет в одном каком-то месте, по своей сути он странник и в эпизоды крайнего психоза начинает прочесывать места, где может попасться нужный тип жертвы. Джон Гейси охотился на путешествующих юношей, не поддерживающих отношений с семьей или друзьями, поэтому его излюбленными местами были автобусные станции и железнодорожные вокзалы. Если серийный убийца орудует в своем городе, число убийств, происходящих в данной местности, становится настолько велико, что полиция не имеет возможности досконально расследовать каждое. Газеты начинают кричать о чудовищных злодеяниях, полицейское расследование оказывается в центре всеобщего внимания, а преступник получает информацию о ходе следствия. И тогда он каждый раз меняет схему действий. Наконец, страх и жестокость преступлений оказывают такое леденящее действие на публику, что убийца орудует чуть ли не беспрепятственно, в то время как полиция тратит время на успокоение общественности, реагирует на ложные признания сумасшедших и расследует преступления убийц-повторял. А тем временем убийца, который никогда не бывает привязан к одному месту, просто перебирается в соседний городок или сопредельный штат и продолжает свое дело. Позднее он всегда может вернуться. Благодаря газетным репортажам, теле– и радиопередачам он постоянно в курсе последних новостей.

Поскольку серийные убийцы – социопаты, у них никогда не образуется устойчивых привязанностей. Например, среди наиболее шокирующих открытий, сделанных Элизабет Кендалл в отношении Теда Банди, был тот факт, что, хотя в сиэтлский период они практически жили вместе, в его жизни то и дело появлялись близкие подруги и невесты, которых набралось бесчисленное множество. Несмотря на то что Банди не раз уверял Лиз в своей любви и на словах, и в письмах как до, так и после арестов в Юте и Флориде, он никак не мог объяснить романов с другими женщинами и продолжал поддерживать с ними связь. Банди был неспособен испытывать привязанность к людям, даже к самым близким. Отсутствие подобных чувств к отдельным личностям переходит в отсутствие их к обществу в целом. Именно поэтому Карлтон Гэри совершал преступления в городе, где прошла его юность, убивал и не переживал, что все население живет в страхе. То же справедливо и в отношении Атлантского убийцы детей, независимо от того, являлся ли им Уэйн Уильямс или кто-то еще. Убийца наблюдал, как чернокожих жителей штата охватили ужас и смятение, а полицейские из полудюжины юрисдикций пытались раскрыть преступления.

Отсутствие связи с родным городом означает, что преступник может обитать и трудиться в любом месте, с легкостью нести общественные нагрузки и даже, как в случае с Джоном Гейси и Тедом Банди, принадлежать к уважаемым лицам города. Это особенно устрашающая сторона синдрома серийного убийцы, поскольку, не питая сострадания к окружающим его людям, преступник застрахован от появления чувства вины, которое может заставить традиционного убийцу явиться с повинной. Серийный убийца не имеет ни семьи, ни друзей. Он воспринимает самого себя как одинокого охотника, выслеживающего потенциальную добычу. В периоды между эпизодами убийств он растворяется среди людей, а потом вновь возникает в образе серийного убийцы под действием импульсов, возникающих глубоко в мозгу.

Благодаря той же черте – отсутствию сочувствия – он без труда носит маску нормальности. Гэри Шефер не только жил и работал среди религиозных и ориентированных на семейные ценности людей в сельском штате Вермонт, но и принадлежал к кристадельфийцам. Члены этой секты строили жизнь на фундаменталистской интерпретации Библии. Однако Шефер, происходивший из семьи, также принадлежащей к данной секте, вел двойную жизнь: он был насильником и серийным убийцей девочек, обитавших в округе, и одновременно – добропорядочным прихожанином. Так продолжалось вплоть до его ареста.

Большинство людей находит особенно омерзительным, что человек, пользовавшийся доверием, нормальный с виду, казавшийся сознательным гражданином, на деле является серийным убийцей. Детектив Кеппел беседовал с Тедом Банди как минимум два раза и дважды выпустил его из поля зрения. Один раз Тед Банди попал в его поле зрения, когда девушка из Сиэтла сообщила: в день убийства мужчина по имени Тед, у которого был «фольксваген»-жучок и гипсовая повязка на руке, попросил ее помочь погрузить лодку в багажник и отогнать машину домой. «Он выглядел немного “чудным”, – сказала она позднее полицейскому детективу, – и я отказалась». Прочитав в местной газете о найденном теле, она позвонила в полицию, заметив, что, похоже, разговаривала с убийцей.

Один из профессоров заявил на Банди в полицию. Преподаватель факультета, где тот учился, сообщил, что студент ездил на «фольксвагене». Полиция выяснила: Банди – без пяти минут юрист, он никогда не имел дела с полицией, участвовал в местной политической жизни и работал на кандидатов в республиканскую партию. Кроме того, он занимался общественной работой. Банди поддерживал устойчивые гетеросексуальные отношения с молодой женщиной, проживавшей вместе с дочерью от первого брака, и был любим. Полиция посчитала его слишком нормальным, абсолютно не подходящим на роль человека, совершившего серию убийств. Позже имя Банди всплыло вновь, на этот раз названное той самой женщиной, с которой у него был роман. Полиция допросила ее. Выяснилось, что Банди никогда не угрожал ни своей подруге, ни ее дочери и весьма управляем, в отличие от показаний Элизабет. Женщина не смирилась с равнодушным отношением правоохранительных органов. Обнаружив в гардеробной Банди гипсовую повязку, она снова вызвала полицейских. Но они опять отказалась арестовать Банди. Он был чересчур нормальным.

Серийный убийца – это странник. Он ускользает из поля зрения полиции и всегда опережает ее на десять шагов. Или же, напротив, вращается в обществе, и полиция не желает тратить времени на расследование причастности такого человека к преступлению. Почти все серийные убийцы подходят под одну из этих категорий, а то и под две одновременно. Например, Карлтон Гэри, причастный к торговле наркотиками, был странником; он то объявлялся среди людей, то уходил в подполье. В виннтонский период он имел связь с женщиной-офицером из отделения шерифа, которая даже не подозревала о преступной деятельности своего приятеля. Хотя у полиции имелось досье на Гэри, ему удавалось сохранять видимость относительно нормальных сексуальных отношений с партнершей.

Описание последних дней перед арестом, данное Бобби Джо Лонгом, показывает: чувство выживания у серийного убийцы необычайно обострено. Лонг знал, что в связи с ростом общественного резонанса, вызванного убийствами в Северной Тампе, полиция усилила наряды, патрулирующие улицы. Кроме того, у него имелись сведения об информированности властей в отношении способа совершения преступлений, типа выбираемых жертв и места «охоты». Он сам читал об этом в газете. В новостях также говорилось, что принято решение создать целевой отряд для задержания убийцы. «В тот момент я мог уехать в Майами или вернуться назад, в Калифорнию, – объяснял он позднее, уже в камере смертников. – Я мог поехать в Западную Виргинию навестить знакомых. Я мог просто уехать из Тампы, прекратить подбирать девушек и тогда и сегодня был бы на свободе, поскольку полиция понятия не имела, кто я и где меня искать, пока я не выпустил МакВей и та сразу не кинулась в полицию». Даже когда, по словам Лонга, он мог бежать из Тампы, преступник не сделал этого. Он опережал полицию на несколько ходов. Лонга поймали, потому что он хотел быть пойманным. Он хотел, чтобы прекратилась цепь убийств, в которой гибли не только его жертвы, но и он сам, однако не мог положить конец своим злодеяниям. Куда важнее то, что этого не могла сделать и полиция, пока убийца не раскрыл своего местонахождения, отпустив предпоследнюю жертву. Лишь тогда полицейские напали на след и сумели установить преступника.

Пониманию большинства детективов недоступен один важнейший фактор: личность серийного убийцы отнюдь не лишена равновесия и не пребывает в каком-то статичном состоянии. Это человек, чье заболевание находится в процессе развития, а симптомы недуга постоянно меняются. Волна серийных убийств – не что иное, как предпоследняя стадия его болезни. Последней является самоубийство. Серийный убийца претерпевает ряд превращений, подобно куколке, превращающейся в гусеницу, чтобы стать бабочкой. В детстве он просто жертва. Его, как Чарльза Мэнсона или Генри Люкаса, отвергают родители, он обделен лаской и побуждением к проявлению чувств. Его бьют, он плохо питается и терпит издевательства. В экстремальных случаях у ребенка настолько искажается представление о самом себе, что оно формируется только в зрелом возрасте, а то и вовсе никогда не восстанавливается. Примечательно, что два серийных убийцы снискавших наиболее дурную славу, Генри Ли Люкас и Чарльз Мэнсон, в первый день учебы пришли в школу в девичьей одежде, так как их родители или опекуны сочли, что так будет полезнее для них же.

В детстве серийному убийце наносится много ран, которые он позднее передаст как эстафету своим жертвам. Если самый затаенный страх и ненависть связаны у него с отцом и с собственным мужским естеством, у него больше всего шансов стать убийцей маленьких мальчиков. Подобно Джону Вейну Гейси, он будет раз за разом разыгрывать ритуал пыток и убийства ребенка, видя в нем себя. Если в серийном убийце живет ненависть к матери и страх перед женщиной, он примется убивать женщин. Бобби Джо Лонг лишал жизни женщин, которых считал блудницами и шлюхами, манипулирующими мужчинами при помощи своих тел. Хотя мать Лонга отрицает слова сына, он продолжает утверждать, что по ночам она приводила мужчин в их комнату, занималась с ними сексом и до двенадцати лет заставляла его спать с ней в одной кровати. Ненависть к женщине проявилась и в действиях Гэри Шефера, который, если его возбуждала маленькая девочка, убивал ее, разыгрывая ритуал, сложившийся в детских фантазиях как акт жестокого возмездия.

Иногда в детском возрасте серийный убийца переносит черепно-мозговые травмы – сотрясения мозга, переломы черепа и другие. Он может обладать генетическим или врожденным дефектом, возникшим вследствие несчастного случая с матерью во время беременности. Как правило, такие дети имеют повреждения лимбической области головного мозга. Это весьма серьезно, ведь на протяжении всей жизни у больного будет наблюдаться дисфункция центральной нервной системы. Появляются вероятность развития дислексии – нарушения познавательных способностей или логического мышления, эпилепсия или повреждение гипоталамуса, оказывающее воздействие на эндокринную систему организма. Ребенок утрачивает способность контролировать свой гнев. Он проявляет несообразную и необычную жестокость, почти не обращает внимания на окружающих, может стать асоциальным и крайне несчастным. Человек вырастает, и нередко с ним происходят несчастные случаи, особенно травмы головы. И наконец, он испытывает трудности в восприятии и обучении, отчего в школе его жизнь превращается в ад.

Такой ребенок рискует рано столкнуться с системой, занимающейся правонарушениями несовершеннолетних. Он крайне жестоко обращается с животными, младшими детьми и своими ровесниками. Он часто становится поджигателем, игнорирует право собственности людей. Он всегда в центре всевозможных несчастных случаев, столкновений в коридорах школы, падений в спортзале или на дворе. Это первое проявление синдрома, который может впоследствии стоить жизни пяти, десяти или тремстам жертвам, пока не унесет жизнь самого больного.

В детском возрасте легко упустить из виду будущего серийного убийцу, потому что он с юных лет умеет чрезвычайно ловко приспосабливаться, сливаясь с окружением, становясь прямо-таки невидимым. Стоит такому ребенку заметить в себе склонность к различным нестандартным ситуациям, как он научится появляться и исчезать совершенно бесшумно. Психологические силы, разбуженные движением плода, новорожденного или в раннем детстве, не останавливаются. Изъян лимбической области, поражение гипоталамуса или электрическая активность в височной доле будут сохраняться, изменяя его поведение. Человеку кажется, что он воплощает какие-то фантазии, он ловит себя на том, что разговаривает вслух с людьми, которые существуют только в его воображении, или замечает в себе странное бессилие, охватывающее его в определенных ситуациях. Ему сложно решить, в какую сторону пойти, и он частенько буквально ходит кругами, размышляя над тем, куда направиться. Если понадобится сделать выбор, он неизменно будет оказываться неверным, и в один прекрасный день человек раз и навсегда откажется от принятия решений, требующих выбора. В нем может развиться ненависть к девочкам, потому что они представляют опасность, и к мальчикам, потому что он неспособен выразить сексуальное чувство, которое к ним питает. В то время как другие дети пробуют завязывать отношения с товарищами, этот ребенок замкнется в себе. Десятилетний Генри Люкас систематически убивал животных, занимался сексом с их трупами, а вскоре – и со своим братом. Первое изнасилование и убийство он совершил в пятнадцать лет. Карлтон Гэри в десять лет уже отправился бродяжничать: сначала он разыскивал свою мать и вдруг объявился у дяди, на военной базе, расположенной за тысячи миль от Колумбуса, штат Джорджия. К десяти годам он стал законченным уличным хулиганом, грабил магазины и устраивал пожары. Еще не достигнув подросткового возраста, он заработал у местной полиции определение «испорченный ребенок».

Чарльз Мэнсон то и дело попадал в исправительные учреждения. Его били охранники, оскорбляли заключенные. Он терпел унижение в каждом учреждении, где оказывался. Если вспомнить, что, за исключением тюремных надзирателей, у Мэнсона никогда не было рядом человека, который хоть в какой-то степени мог заменить ему отца, а мать в основном проводила время за решеткой, куда регулярно попадала за проституцию, неудивительно, что риск столкновений с правоохранительной системой оказался для него чрезвычайно велик даже до исполнения тринадцати лет. По утверждению Мэнсона, он, подобно Генри Ли Люкасу, переносил наказания и издевательства, ему приходилось делать то, чего не должен делать ни один человек. До достижения совершеннолетия эти две культовые фигуры современного убийцы, внешне похожие на обычных людей, никогда и никем не признавались безумными.

С наступлением переходного возраста Бобби Джо Лонг стал превращаться из мальчика в девочку. Подобно многим своим родственникам, Лонг страдал хромосомным нарушением, аналогичным синдрому Клайнфельтера (Klinefelter); оно вызывало избыточное производство эстрогена, приводящее к росту груди. Нарушения типа синдрома Клайнфельтера, обусловленные наличием лишней хромосомы в мужском гене, бывают связаны с различными формами изменений психики по типу противоположного пола, сложностями восприятия, неспособностью к учебе. Лонг перенес операцию, ему удалили шесть фунтов лишней ткани с груди, но его сексуальная дезориентация сохранилась. Ее поддерживало поведение матери, манипулировавшей ребенком, и тот факт, что он спал с ней в одной постели. В тринадцать лет Лонг познакомился с женщиной, позднее ставшей его женой. Итак, Бобби Лонг был вскормлен двумя женщинами: своей матерью и своей будущей женой; в тринадцать лет мать передала ей сына с рук на руки. Через одиннадцать лет Лонг прославился как «Насильник по объявлениям», жертвами его нападений стали свыше пятидесяти женщин из Майами-Дейд и окрестностей. Менее чем через десять лет после этого он совершил девять изнасилований с убийством, до смерти забивая свои жертвы. Погрузив тело в машину, он разъезжал с ним по городу, а затем закапывал в неглубокую могилу.

Почти все серийные убийцы в подростковом возрасте задерживались полицией. После тюремного заключения или периода психологической спячки, во время которой сексуальные и жестокие фантазии юноши часто выкристаллизовывались в полномерные галлюцинаторные переживания, вновь возникает сексуально возбужденный серийный убийца. Он может начать с серии изнасилований, как это сделал Бобби Джо Лонг, или потихоньку, словно на цыпочках, приближаться к первому преступлению, как в случае Джона Гейси. Однако в конце концов он перешагивает черту, совершая первое убийство. С этого момента движимый ужасом, терзающим душу, и страхом перед полицией, которая преследует его, серийный убийца стремится ускользнуть от закона. Так продолжается до тех пор, пока тяга к смерти, живущая в нем, не превратится в такой опасный груз, что он взрывается изнутри. Иногда лопается сама фантазия, которой жил серийный убийца, как это произошло с Генри Ли Люкасом, после того как он убил свою сожительницу, и с Каллингером, собственноручно лишившим жизни младшего сына, или с Лонгом после нападения на Карен МакВей. У некоторых преступников, подобных Чарльзу Мэнсону, фантазия сохраняется.

Полицейскому детективу важно знать: пока серийный убийца еще только формируется – до задержания и постановки диагноза, – понять его мотивацию невозможно. За свою жизнь он иногда оказывается под стражей один, два, три, даже двадцать раз, но полиции не удастся связать отдельные эпизоды воедино. Разумеется, Карлтон Гэри был хорошо известен полиции Колумбуса как Карлтон Гэри, но не как Чулочный душитель. Современная система подготовки полицейских ориентирует их на традиционное поведение убийц, которых ничто не вынуждает идти на такой поступок, а потом бежать из страха перед полицией и тюремным заключением. Часто серийный убийца сам стремится к смертной казни, которая ему грозит. Он продолжает совершать преступления, чтобы завершить саморазрушение.

При расследовании полиция располагает лишь фактами, сопровождающими преступление. Если оно представляет собой отдельный случай, то нередко остается нераскрытым на долгие годы, так как детективы не могут связать его с десятком или полутора десятками убийств, совершенных в другой местности. Если это первое из серии убийство в данной ситуации, сыщикам часто приходится ожидать развития дела. А такое развитие обычно происходит случайно. Например, несмотря на то что сходство убийств, совершенных в Сиэтле и в Солт-Лейк-Сити, подтолкнуло Боба Кеппела объединить усилия с коллегами из штата Юта, вышедшими на след Теда Банди, это оставалось единственной общей нитью в обеих сериях убийств. Лишь после того как Банди арестовали за попытку скрыться и обыскали, он стал главным подозреваемым. У Кеппела сложилась общая картина преступлений, но ему так и не удалось арестовать Банди и получить от него признание. Если штат Флорида добьется своего и предъявит ему обвинение в убийстве девушки двадцати одного года, Кеппелу никогда не привлечь Банди к суду по обвинению в убийствах в Сиэтле; лишится своего шанса и полиция штата Юта.

Оказавшись на месте преступления, детектив из отдела убийств должен сообразить, с каким случаем он имеет дело. Во-первых, необходимо установить, в какой мере убийца контролировал место преступления, чувствовал ли он, что может там задержаться, или был вынужден немедленно пуститься в бегство. Профессионал установит, готовилось ли место преступления заранее или оно попалось случайно. Если в наличии несколько мест преступления, следует посмотреть, есть ли между ними сходство. Так, оба изнасилования с убийством, совершенных Джоном Гейси, произошли на малолюдных участках дороги поблизости от домов его жертв. Жертвы Убийцы с Грин-Ривер в пригороде Сиэтла были похоронены на берегу, а все жертвы Хиллсайдского душителя жили в одном и том же предместье Лос-Анджелеса – их нашли закопанными прямо за городской чертой.

Полиции полезно знать, хватило ли убийце выдержки оставаться некоторое время на месте преступления или он испытывал желание бежать сразу после нанесения удара. Большинство серийных убийц прекрасно контролирует обстановку и задерживается на месте преступления, совершая определенный ритуал. Если тело лежит в неестественном положении, например с раскинутыми, как крылья, руками или удерживалось в вертикальном положении, что доказывает последующее вскрытие и тщательное обследование трупа, значит, убийца был уверен, что его не застанут врасплох. Если жертва, судя по всему, не оказывала сопротивления, можно говорить либо об ее знакомстве с убийцей, либо о том, что он сумел войти в ее доверие. В случае обнаружения изуродованного тела необходимо определить, когда это было сделано. Если насильник вначале убил жертву, значит, он боялся близости с ней, пока она была жива. Если жертву изуродовали в процессе совершения ритуального убийства, значит, ритуал служил средством утвердиться во власти.

Когда жертва была изнасилована – до убийства или после? Это один из основных вопросов, стоящих перед полицией, потому что от ответа на него зависит психологический профиль убийцы. Преступник, насилующий свою жертву, прежде чем ее убить, имеет над ней не меньше власти, чем тот, кто занимается сексом с мертвым телом. В первом случае, как считают специалисты, совершив изнасилование, убийца проникается к себе бо?льшим отвращением, чем к жертве. Он пытается избавиться от этого омерзения, убивая жертву, закапывая труп и уничтожая следы преступления. Такой убийца может быть обаятельным, он легко заманивает жертву и лишь потом наносит удар и связывает ее. Классическим примером такого рода действий являются убийства, совершенные Тедом Банди, Карлтоном Гэри и Бобби Джо Лонгом. С другой стороны, убийца, который первым делом наносит удар, отвозит тело в уединенное место, а затем занимается сексом с трупом, явно избегает непосредственного контакта с живым человеком. У него не хватает духу встретиться с ним с глазу на глаз, ему невыносимо сознание содеянного. Поэтому он вначале убивает, а потом совершает ритуал, который вынужден довести до конца.

Если жертвы исчезают бесследно, то убийца, скорее всего, настолько контролирует ситуацию, что тела жертв будет невозможно найти долгое время. Появление сообщения об обнаружении захоронения может стать для убийцы сигналом к бегству, и он перебирается в другую местность. Иногда, напротив, серийному убийце нравится периодически оживлять в памяти преступление, он читает в газетах о своей жертве или даже наведывается туда, где впервые встретил ее. Если убийства происходят на одном и том же месте, существует вероятность, что убийца время от времени возвращается туда, даже без жертвы. Занимаясь розыском серийного преступника, полиция должна учитывать эти моменты.

Если убийства совершались быстро и без соблюдения особого ритуала, полиция делает вывод, что убийца молод, возможно, двадцати с чем-то лет, и хочет поскорее покончить с преступлением. Само убийство для него равноценно внезапному оргазму, который возвращается к нему при воспоминании о содеянном. Садистам, которые не спеша расправляются с жертвой, обычно за тридцать, а то и за сорок лет. Они знают, что делают, совершая преступление далеко не первый раз.

Много ли экспериментировал убийца с трупом? Где при вскрытии обнаружена сперма: во влагалище или только между бедрами и в области лобка? Как преступник достиг оргазма – в результате полового акта или после смерти жертвы, либо просто мастурбировал в предвкушении преступления, а затем продолжал в ярости убивать?

Обследуя тело на предмет следов борьбы, следователи могут установить, наступил ли оргазм, когда преступник манипулировал с мертвым телом, или его вызвал сам акт борьбы. Это два важнейших момента для создания профиля преступника, которые будут учитываться при опросе свидетелей и друзей жертвы.

Теперь детективам из отделов убийств известно, что большинство серийных убийц выросло в распавшихся семьях, где с детьми жестоко обращались. Степень запуганности серийного убийцы в детстве, характер отрицательных чувств, которые он испытывал, обычно проявляются в аналогичном физическом насилии, совершаемом над жертвами. Эда Кемпера настолько пугал звук материнского голоса, что, убив мать, он отрезал ей голову, вынул голосовые связки, сжег их и выбросил остатки на помойку.

Если убийства совершаются в той же местности, где обнаруживаются тела жертв, значит, убийца живет поблизости. Возможно, детективы уже допрашивали его по делу об убийствах, или он попадал за решетку по какому-то другому поводу и был отпущен на свободу. Вооружившись психологическим профилем убийцы, полиция приступает к поголовному опросу жителей, собирая описания всех замеченных в округе посторонних лиц. Полиция также ищет человека, проявляющего реакции, соответствующие данному профилю. Если предположительный убийца – белый мужчина в возрасте около двадцати лет, который нападает на свои жертвы, убивает их и насилует, полиция будет разыскивать робкого человека, живущего с матерью и не умеющего легко устанавливать контакт с женщинами. Обнаружив такого субъекта, детективы начнут выяснять его прошлое, спрашивать, где он находился в ночи, когда совершались убийства, требуя назвать лиц, которые могут подтвердить его алиби, и в итоге постараются получить признание. Полиция прекрасно понимает переживания преступника, особенно когда он собирается убить вновь. Подозреваемому говорят, что, явившись с повинной, он избежит новых убийств и получит помощь. Полицейские рассчитывают, что такая линия ведения допроса позволит им добиться признания. Однако если детективы имеют дело со сформировавшимся серийным убийцей, они обычно заблуждаются. Даже самый робкий и мнительный преступник ни за что не сознается, пока не созреет для того, чтобы положить конец пытке, в которую превратилась его жизнь. Вместо этого он предпочтет залечь на дно, а при усилении давления переберется в другую местность.

Лучшее оружие полиции против волны серийных убийств – профиль преступника. Психологический или поведенческий профиль, пусть неточный, дает детективам основу, с которой они начинают следствие: он говорит, кого следует искать – молодого человека или пожилого, обаятельного мужчину, манипулирующего женщинами, или хмурого типа, убивающего почти сразу же, белого или чернокожего, гетеросексуала или бисексуала, жителя данного района или случайного приезжего. Иногда поведенческий профиль может быть составлен настолько точно, что приводит полицейских прямо к человеку, которого они уже допрашивали. Но во многих случаях, например с Де Салво, Бостонским душителем, такого не происходит. Другим ключом к решению загадки является отсутствие у жертвы части тела или предмета одежды. Преступник нередко забирает «сувениры» на память или детально описывает преступления в своем дневнике. Кроме того, у серийного убийцы очень вероятно стойкое мозговое нарушение или неспособность к учебе. Так, в поведенческом профиле может указываться, что преступник пишет неграмотно или при письме переставляет буквы. Профиль зачастую дает образец почерка или какое-либо указание на то, что преступник имеет отклонения в высшей нервной деятельности, делающие его неспособным к учебе, а также тик, подпрыгивающую походку или склонность четко «заводиться» и выходить из себя. Если убийца особенно жесток с телами погибших женщин, полиции следует обращать внимание на наличие в облике подозреваемого физических черт, свойственных ребенку. Вдруг у него очень тонкие волосы? Или непропорционально долговязое тело, не подходящее для мужчины? А может быть, у него слишком нежные черты лица? Ненависть к женственности собственного облика трансформируется в самые чудовищные формы обезображивания тел жертв.

Взяв на вооружение поведенческий профиль, детективы вновь обращаются к тем, кого уже допрашивали в связи с другими убийствами или как потенциальных свидетелей по данному преступлению. Если это не приносит успеха, они рассылают профиль убийцы по соседним регионам и, разумеется, направляют его в ФБР, чтобы выяснить, нет ли где-либо нераскрытых убийств, совершенных преступником с подобным профилем.

Когда преступление достаточно жестоко, а ключи к разгадке долго не находятся, для расследования убийства формируется специальный отряд. Такой отряд может быть организован незамедлительно, если характер преступления – например, изнасилование и убийство ребенка с последующим расчленением – заставляет предположить, что оно снова повторится в данной местности. В целевом отряде каждый из детективов обычно выполняет свое, особое задание. Один проводит опрос свидетелей, другой занимается сбором и оценкой информации, поступающей от знакомых жертвы, третий отрабатывает сообщения по специальному телефону. Кроме того, ведется сбор информации в других регионах, налаживается сотрудничество с ФБР или иными центральными органами, обеспечивается охрана мест преступления, изучаются данные судебно-медицинской экспертизы. Отдельный человек отвечает за связь с прессой и за координацию действий в местной прокуратуре. Сочетание активных действий целевого полицейского отряда с данными психолого-поведенческого профиля наиболее вероятного подозреваемого предоставляет полиции оптимальную возможность бросить все имеющиеся резервы на поимку убийцы, действующего под влиянием психоза и защищенного лишь своим звериным инстинктом выживания.

Для полиции очень важно иметь возможность прибегать к компьютерным средствам сбора и хранения информации. Использование компьютеров, создание общенациональной информационной сети по пропавшим без вести и нераскрытым убийствам позволило бы органам правопорядка сопоставлять случаи, произошедшие не только в соседних регионах, но и по всей стране. Убийцы типа Генри Ли Люкаса, который процветал благодаря неспособности к совместным действиям различных полицейских ведомств, проводивших расследования в своих штатах, успешно обнаруживались бы с помощью такой сети, поскольку их вероятное убежище могло бы определяться по аналогичным убийствам, недавно совершенным в какой-либо местности. Криминалисты предлагают создать национальную службу расследования убийств, обладающую компьютеризованными данными о нераскрытых преступлениях во всех штатах. Специалисты считают, что это позволило бы раскрыть две трети преступлений в течение месяца. Чтобы создать национальную горячую телефонную линию для передачи сведений о пропавших детях, потребовались усилия родителей убитого девятилетнего мальчика, Эдама Уолша. Прежде сбор данных о пропавшем ребенке представлял собой трудоемкую процедуру, в которой можно было с равным успехом напасть на след или пропустить его. Сейчас делаются попытки поддержать службу информации, работающую в диалоговом режиме, аналогичную службе, дающей справки об угнанных автомобилях. Расширив эту же систему обработки и хранения данных, включив в нее информацию о нераскрытых убийствах, полиция сможет улавливать последующие действия подозреваемых.

Одним из важнейших шагов в борьбе с распространением серийных убийств явилось недавнее создание Отдела ФБР по медицинскому исследованию поведения в Куантико, Виргиния. Это подразделение занимается сбором, обработкой и распределением данных, а также составлением профилей подозреваемых по делам об убийствах. В отдел вошли Питер Брукс, эксперт отдела убийств полиции Лос-Анджелеса, имеющий опыт организации целевых отрядов, и Боб Кеппел, детектив из Сиэтла, который четыре года безуспешно преследовал Теда Банди. Раскрыв дело об убийстве с использованием принятого у индейцев ритуала пыток, Питер Брукс понял, что следователям требуется база данных по нераскрытым убийствам, хранящаяся в мощном центральном компьютере и доступная для местных полицейских подразделений. Он считал, что такая база данных будет служить двум целям: во-первых, с ее помощью детективы могли бы выявлять убийства, имеющие такие же особенности, что и те, которые им не удается раскрыть у себя в округе, а во-вторых – заставить быть начеку, когда выяснится, что в их регион проник серийный убийца. И хотя Брукс пытался заинтересовать своей идеей начальников полицейских участков страны еще в 1967 году, ему не везло до тех пор, пока в 1970-е годы во время расследования атлантских убийств детей он не встретился с Бобом Кеппелом.

И Брукс, и Кеппел оказывали помощь полиции Атланты в формировании целевого отряда для расследования непрекращающихся убийств. Оба детектива поняли, что их опыт, а также факт работы в Атланте указывают на необходимость создания национальной организации, располагающей информацией о серийных убийцах, которая может быть передана на места. В 1981 году ФБР согласилось с доводами Брукса и Кеппела, которые утверждали, что тенденции к спаду эпидемии серийных убийств явно не наблюдается, и детективы были приглашены консультантами во вновь организованный Отдел по медицинскому исследованию поведения преступников.

Основной задачей этого Отдела являлась разработка поведенческих профилей убийц. Специальные агенты, имеющие подготовку в области социологии и поведения, опросили десятки задержанных, чтобы изучить их методы и мотивацию и выявить общие закономерности, повторяющиеся от преступника к преступнику. Они сопоставляли свои выводы с личными признаниями убийц, отбывающих наказание. То, что удалось выяснить, оказалось куда опаснее, чем могли предполагать Брукс, Кеппел или другие социалисты, приступая к сбору данных. Во-первых, для составления профиля убийцы требуется иметь профиль жертвы. Как это произошло в случаях с Бобби Джо Лонгом и Тедом Банди, первое убийство с изнасилованием обычно закладывает модель, которой следует преступник при совершении всей серии.

Лонг нападал только на женщин, казавшихся ему проститутками. Он использовал уловки женщин, охотившихся за клиентами, чтобы заманить их к себе в машину. Они во многом напоминали Лонгу мать и бывшую жену. Обе манипулировали им и одержали верх так же, как и над его отцом. Банди убивал красивых молодых студенток, напоминавших невесту, отказавшую ему несколько лет назад, а та, в свою очередь, походила на его мать, которая отвергла сына, отдав на усыновление, – с этим фактом он не мог смириться. Эти мужчины полностью удовлетворяют критериям серийного убийцы-насильника. Они не стали чистыми убийцами. Во всех их преступлениях можно выделить одну и ту же модель; некоторые черты характера, их прошлое были весьма красноречивы для опытного взгляда, и оба явно искали помощи до совершения серии убийств. Интересное примечание: эти преступники изменили образ действий к концу своей «карьеры», возможно, из желания быть пойманными и остановленными.

Именно Отдел медицинского исследования поведения впервые обнаружил, что серийные убийцы – это странники, путешествующие под влиянием навязчивой идеи, расширяющие круг поиска жертвы.

Модель троллинга проявляется на начальной стадии их формирования как серийных убийц, задолго до совершения первых убийств и изнасилований. Она служит сигналом нарастающей жестокости. Позднее психоневрологи установили, что троллинг (движение с целью выслеживания добычи) регулируется психологическим механизмом, управляемым лимбической областью головного мозга, которая заставляет человека двигаться. В процессе троллинга он может находиться в состоянии галлюцинации, подпитывать себя извращенными представлениями о собственном величии или ненавистью к окружающим, фантазировать на темы сексуальных встреч. Потребность в перемене мест относится к числу наиболее важных признаков предрасположенности к эпизодической жестокости. Этот факт имеет огромное значение для специалистов Отдела медицинского исследования поведения.

Кроме того, специалисты Отдела установили, что биография серийного убийцы обычно содержит случаи жестокости; в детстве он мог страдать от жестокого обращения, как правило, со стороны матери. Кеннет Бьянки (Хиллсайдский убийца), Эд Кемпер, Генри Ли Люкас, Чарльз Мэнсон и Эд Гейн, послуживший прототипом для фильма Альфреда Хичкока «Психо», терпели невообразимую жестокость от властных матерей или опекунш. В их жизни отсутствовал мужчина, который контролировал бы ситуацию или к которому они могли бы обратиться за помощью. Мужчина, как в случае с Генри Ли Люкасом, был настолько слаб, что мать изо дня в день помыкала и им. Карлтон Гэри и Чарльз Мэнсон вообще не имели отца.

Кроме того, Отдел классифицировал виды садизма и жестокости по отношению к жертвам, проявляемые серийными убийцами, или, как их называют специалисты Отдела, «убийцами по влечению». Поскольку сам убийца боится секса, но мечтает о нем, он насилует жертву лишь после того, как связал ее, привел в бессознательное состояние или умертвил. Подобно Карлтону Гэри или Бобби Джо Лонгу (они вначале душили своих жертв, добиваясь их полного подчинения), большинство серийных убийц не решаются на половой акт с живой женщиной. Генри Ли Люкас вначале убивал жертву, а затем занимался сексом с отдельными частями тела, отсеченными у трупа. Серийные убийцы не видят в своих жертвах реальных людей, для них жертва – лишь тело либо какой-то орган, вызывающий чрезмерное сексуальное возбуждение. Это могут быть гениталии, ягодицы, грудь жертвы.

И наконец, специалисты Отдела установили, что серийные убийства составляют лишь один из этапов в жизни преступника, шедшего к нему много лет. Человек, который начинает свою криминальную карьеру как вуайерист, подглядывающий за женщинами, а потом вламывается в дома, чтобы похитить предмет нижнего белья или какую-нибудь безделушку, – потенциальный кандидат в серийные убийцы. Когда стимул становится слишком слабым и перестает вызывать возбуждение, индивидуум стремится к получению большего «кайфа». Кража предмета нижнего белья нередко подчинена ритуалу, когда вор бросается на жертву и ласкает ее, прежде чем похитить предмет. Однако опасение разоблачения и поимки может быть настолько велико, что ему необходимо вначале лишить жертву возможности сопротивления и лишь потом вступать в сексуальный контакт. Если и это перестает возбуждать, он нападает на жертву и убивает ее, а в более поздних случаях насилует, душит или избивает до потери сознания, а потом быстро убегает. И вот получился законченный серийный убийца. Во время приступов жестокости его жертвы обречены на смерть из-за каких-то особенностей своей внешности.

Сотрудники Отдела выяснили: циклы серийного убийцы очень напоминают менструацию. Он курсирует между эпизодами, движимый возбуждением и потребностью к его удовлетворению. Отделу пока не удалось опровергнуть гипотезу, что циклы серийного убийства не только похожи на менструальный цикл, но и являются его разновидностью, когда гормоны, ответственные за возбуждение, жестокость, страх и тревогу, вырабатываются соответственно ритму, задаваемому гипоталамусом. У тех, кто страдает эпилепсией или лимбическим психозом, циклы поведения оказываются сродни глубоким мозговым припадкам, изменяющим восприятие и поведение без внешних признаков. Бобби Джо Лонг, у которого появилась женская грудь в переходном возрасте, утверждал, что, не глядя на небо или в календарь, он всегда мог определить наступление полнолуния. По его словам, даже в отделении для смертников, где убийцы лишены возможности видеть полную луну, знают о наступлении полнолуния по тому, как начинают выть и драться между собой заключенные. Поскольку область головного мозга, контролирующая гормональные функции в железах внутренней секреции, повреждается, система гормонального обмена также выходит из строя.

В настоящее время Отдел медицинского исследования поведения рассмотрел сотни ранее не раскрытых дел об убийствах и предоставил полиции точные профили потенциальных подозреваемых. Сотрудники Отдела до сих пор собирают информацию на основе допросов задержанных серийных убийц и вводят профили в базы данных. Рассылая информацию по местным отделениям полиции и отделам убийств, ФБР вносит серьезный вклад в выявление серийных убийц. К сожалению, пока на ту же высоту не будет поднята борьба с правонарушениями несовершеннолетних, пока школы и врачи скорой помощи не изучат симптоматику, указывающую на возможность формирования серийного убийцы на ранней стадии, силы правопорядка, вместо того чтобы на деле обеспечивать профилактику данного явления, будут лишь по-прежнему играть с ним в прятки. Именно поэтому Главный хирург указывал на рост уровня жестоких преступлений как на одну из важнейших проблем американского общества. Лед тронется только после того, как ФБР и другие правительственные учреждения, традиционно ведающие серийными убийствами и иными проявлениями эпизодической жестокости, займутся профилактикой жестокости, предупреждая ее превращение в преступление.

Говорят серийные убийцы

Пять историй жизни и преступлений

За свою преступную карьеру Генри Ли Люкас, Карлтон Гэри, Бобби Джо Лонг, Леонард Лейк и Чарльз Мэнсон совершили множество убийств. В их биографиях имеется типичный набор физиологических, психологических и социальных аспектов, указывающих на заболевание. В детстве каждый из преступников в той или иной мере терпел физическое или эмоциональное насилие или отрицательное отношение родителей. У каждого из них непременно была травма головы или диагностированное поражение лимбической системы головного мозга, контролирующей примитивные поведенческие реакции и способность здраво рассуждать. За исключением Леонарда Лейка, все серийные убийцы имеют документально подтвержденную историю алкогольной или наркотической зависимости, причем Люкас и Мэнсон были наркоманами бо?льшую часть взрослой жизни, а Лейк имел отца-алкоголика.

Трагедия серийного убийцы заключается в том, что он не в силах изменить свою жизнь. В раннем детстве Люкас и Мэнсон терпели такую жестокость, что просто удивительно, как они выжили. Люкас, Мэнсон и Гэри провели детство в различных исправительных учреждениях для несовершеннолетних. У них практически нет воспоминаний о семейном благополучии и счастье. Попав домой, они либо подвергались жестоким побоям, либо терпели полное равнодушие взрослых. Их родители поставили с ног на голову традиционные представления о добре и зле. Детям внушалось, что все зло, испытанное ими дома и в специальных заведениях, совершается во благо.

Правда, Бобби Джо Лонга в детстве били несильно, но зато им манипулировала мать, заставившая сына спать вместе с собой на одной кровати до двенадцати лет. В отсутствие Бобби его место заменил один из любовников родительницы, с которым мальчику приходилось конкурировать.

У каждого убийцы в нашем списке был обнаружен тот или иной врожденный дефект. И Люкас, и Лонг страдали искажением представления о том, к какому биологическому полу они принадлежат. Мать Люкаса – проститутка – заставляла ребенка носить одежду девочки, а гормональный дисбаланс в организме Лонга вызвал разрастание тканей груди – их пришлось удалять хирургическим путем – и эмоциональные перепады, характерные для менструального цикла. Даже в тюрьме Лонг сообщал, что его личность изменяется соответственно изменению фазы луны.

У Карлтона Гэри, Леонарда Лейка, Генри Люкаса и Чарльза Мэнсона в какой-либо степени наблюдалась неспособность к учебе, связанная с врожденными неврологическими нарушениями. Перепонки между пальцами рук и удлиненный средний палец на ногах у Карлтона Гэри являются дополнительными примерами того типа врожденного дефекта, который может в совокупности с другими физиологическими, психологическими и социальными факторами способствовать формированию эпизодического жестокого поведения.

Каждый убийца, рассказывающий ниже свою историю, по-разному переживал периоды серийного убийства. По словам Люкаса, когда он сидел в тюрьме штата Мичиган, у него случались длительные галлюцинации с полной потерей контакта с реальностью. Он слышал голос умершей матери, приказывающий ему покончить с собой и совершить убийство; он просил помощи у тюремных медиков, но его просьбы отвергались. Люкас утверждает, что превратился в «убийцу по влечению», находясь в тюрьме, и последующие двадцать лет провел в погонях за очередной жертвой. Преступник постоянно находился на грани жестокости. Перед убийством он всегда ударялся в запой, после которого почти впадал в ступор. Подавляющее большинство своих убийств он совершил в состоянии полуступора.

Люкас выискивал людей, путешествующих автостопом, или туристов-одиночек. Он завязывал контакт, предлагая подвезти, или заводил разговор с человеком на придорожных станциях техобслуживания, потом завлекал в машину, где жертва оказывалась в его власти. Люкас быстро наносил удар ножом, удовлетворял свои сексуальные фантазии с трупом, а потом закапывал тело в неглубокой яме или заталкивал в водопропускную трубу.

Если у Люкаса возникала привязанность к жертве, он брал на память часть тела в качестве тотема и наведывался на могилу. Однако в промежутках между преступлениями его память страдала от алкоголя, а также от обширного повреждения головного мозга. Во время отказа от своих показаний он переходил от амнезии к гипермнезии – памяти на второстепенные, мелкие детали, оторванные от главного события, которое оказывается забытым.

По утверждению Люкаса, после убийства он всегда переживал период депрессии, пытался заглушить ее спиртным. Ему никогда не удавалось сохранить эйфорию от убийства, и, погружаясь в алкогольный ступор, он выходил на охоту на участок от Джорджии до Калифорнии. Когда Люкас прикончил свою сожительницу Бекки Пауэлл, депрессия стала нестерпимой. Он решил никогда больше не убивать, но в следующее же воскресенье лишил жизни Кейт Рич, пожилую женщину, у которой работал. Когда спустя несколько месяцев его арестовали в Техасе за незаконное владение оружием, Люкас признался в убийстве Пауэлл и Рич, а также сообщил, что кроме них убил еще свыше трехсот человек в двадцати пяти штатах. Потом он отказался от своих показаний, а затем снова вернулся к ним. Власти по-прежнему подозревают его в совершении порядка ста убийств. Люкас содержится в отделении для смертников в тюрьме Хантсвилл, Техас^[11].

Из рассказа Бобби Джо Лонга следует, что, хотя женщины помыкали им всю жизнь, он не наносил ответного удара, пока не получил сильную травму головы при аварии на мотоцикле. У него развилась гиперсексуальность, он стал непрерывно фантазировать, будто имеет сексуальную связь с любой встреченной женщиной. И хотя он жаловался на эти важные симптомы армейским врачам, те не обратили на них внимания, и Лонг не получил никакого лечения. Появившаяся сексуальная зависимость прекрасно совпала с его давней эмоциональной зависимостью от женщин, играющих роль матери. Вскоре после развода он сделался насильником. Лонг заманивал жертвы в ловушку, откликаясь на объявления в местной газете. Это был его особый метод троллинга. Преступник звонил по указанному телефону, и если ему отвечал женский голос, в нем пробуждались сексуальные фантазии. Он договаривался с женщиной, желавшей что-либо продать, о встрече. А когда оказывался в доме жертвы, захлопывал капкан. Вначале Лонг не выказывал особой жестокости. Он только угрожал жертве ножом, потом связывал ее, говоря, что не стал бы пускать в ход нож, даже если бы она закричала. Лонг объясняет это сознательным нежеланием причинить боль своим жертвам, но сила, находящаяся у него внутри, заставляла его совершать изнасилования. Он никогда не понимал природу этой силы, но очень боялся, что преступления будут повторяться, если ему не удастся взять над ней верх и научиться контролировать сексуальные позывы.

Лонг, «убийца по объявлениям из Майами», совершил свыше пятидесяти сексуальных нападений. В тот же период он встречался и жил с разными женщинами. Однако его сексуальные фантазии лишь обострялись, и он заметил, как у него развивается бред жестокости. Наконец, Лонг предпринял серию убийств в квартале красных фонарей в Северной Тампе.

Испытывая непреодолимое желание разъезжать по барам для одиноких в поисках сексуальной компании, Лонг вначале не сознавал, что собирается совершить убийство. Он занимался троллингом, выискивая девушек, которых легко заполучить на ночь.

По его словам, первое убийство застало его врасплох. В одном из баров он «снял» молодую женщину, кореянку или китаянку, – по сути, та сама завлекла его. Как только они оказались в его машине, Лонг кинулся на нее и стал душить, пока она не потеряла сознание. Ловушка захлопнулась. Потом он связал девушку, завез в безлюдную местность за городом, изнасиловал и задушил, а тело закопал. Какое-то время после преступления он фантазировал на тему сексуального контакта, затем фантазии перешли в лихорадку, и охотник отправился выслеживать новую добычу.

После убийства очередной жертвы, которую Лонг выбирал, следуя одной и той же модели, в барах для одиноких, он все больше страдал от депрессии. Он знал, что болен и нуждается в помощи, но, как утверждает, не мог остановиться. Когда преступник старался сам себе помешать выходить на улицу, то приходил в страшное возбуждение, а покорившись позыву, становился еще более жестоким, чем прежде. За убийством неизбежно следовала депрессия, поскольку Лонг не мог удовлетворить чувство сексуальной страсти, толкнувшее его на злодеяние. Наконец, подобно Генри Ли Люкасу, он оставил достаточно улик, чтобы полиция нашла его, и как только оказался под стражей, сделал сенсационные признания.

Бобби Лонг хранил газетные вырезки обо всех своих жертвах. Это были его тотемы. Перечитывая их, он заново переживал событие, старался вновь поймать ту страсть, которая почти достигла своего пика, хотя полностью удовлетворить ее было невозможно. Когда тотемы и фантазии теряли силу, он опять принимался прочесывать те же бары для одиноких, высматривая молодых женщин. Однако каждое преступление усугубляло депрессию. Его чрезвычайно угнетало создавшееся положение. Когда Лонга арестовали, он объяснил, что испытывает большое облегчение от того, что его карьера серийного убийцы закончилась. Он точно знал, кем является на самом деле, но не мог контролировать своих чувств. Лонг до сих пор считает, что, если бы получил своевременную помощь, изнасилований и убийств можно было бы избежать. Бобби Лонг приговорен к высшей мере и в настоящее время находится в отделении смертников в Старке во Флориде.

Карлтон Гэри переживал фазы серийного убийства через призрачные образы, создаваемые в воображении. Подобно другим убийцам, о которых рассказывается в этом разделе, в детстве с ним жестоко обращались. Мальчик часто недоедал. У него очень рано проявились тенденции к насилию и склонность к убийствам. Рано сформировалась и модель охоты на жертв. Вначале он был грабителем, затем – насильником и наконец стал убийцей. Подобно Лонгу и Люкасу, Гэри жаловался тюремным властям и медикам на видения сцен жестокого насильственного секса; впоследствии они толкнули его на серию убийств. Его мольбы о помощи остались тщетными. Вернувшись в родной Колумбус, беглец из Нью-Йорка задумал серию преступлений: по его словам, это были грабежи в домах пожилых белых женщин в Виннтоне, предместье Колумбуса.

Гэри признается, что в момент совершения убийств он находился на месте преступления. Но настаивает, что являлся лишь свидетелем, убивал же другой человек. Поэтому, так и не сознавшись в содеянном, Гэри описал детали преступлений, увиденные в качестве свидетеля. Полиция получила недостающие факты, которые требовались ей для предъявления ему обвинения как Чулочному душителю. Гэри признался, что он страдает провалами в сознании и употребляет наркотики. Однако его признания перед полицией Колумбуса показывают, что он совершенно абстрагировался от преступлений, чтобы уклониться от реального восприятия своих действий.

Гэри выбирал дома, куда было легко проникнуть. Он забыл о встрече с жертвой, зато помнил, как она была изнасилована и убита. Он наблюдал из соседней комнаты или с улицы, но никогда не был рядом с жертвой. Когда ему предъявили улики, в частности лобковые волосы, доказывающие его присутствие на месте преступления, Гэри перекроил свое признание: да, он там был, но сам не совершал преступления. Его признали виновным и приговорили к смертной казни путем инъекции летального препарата; в настоящее время он содержится в отделении для смертников в Джексоне, штат Джорджия.

Жизнь Леонарда Лейка до сих пор окутана тайной, поскольку он покончил с собой, находясь под стражей в полицейском участке в Сан-Франциско, где его задержали за незаконное владение оружием. Сведения о нем частично засекречены судом штата Калифорния, где слушалось дело об экстрадиции Чарльза Нга, подозреваемого сообщника Лейка, вместе с которым тот совершал убийства, взяв их перед смертью на себя. Газетные репортажи о жизни Лейка, о карьере в морской пехоте США, о его подвале, приспособленном для истязаний, – он был обнаружен в гористой местности в сельском округе Калеварес – и интервью с его семьей показывают, что преступник следовал основной модели серийных убийц.

Подобно Бобби Джо Лонгу, Лейк выходил на своих жертв через газетные объявления. Он привлек Харви и Дэбби Дабс объявлением о продаже или обмене видеоаппаратуры. Когда супруги приехали в его уединенную хижину, они попали в приготовленную ловушку и в результате оказались в подземном бункере. Лейк пытал их, казнил, а потом похоронил в могиле, напоминающей желоб. Точно так же он заманил в свой дом Пола Коснера, торговца автомобилями, пообещав купить «хонду», если ее доставят ему. Когда Коснер пригнал машину, Лейк убил его и забрал водительские права и кредитные карточки. Тело Коснера было обнаружено в одной могиле с телами семейства Дабсов и прочих жертв.

Судя по дневнику Лейка, перебравшегося из округа Гумбольдт в округ Калеварес, он погружался в причудливые фантазии, воображал, как совершает жестокие преступления. Преступник страдал манией величия. Ему виделся бункер, предназначенный для выживания в грядущем катаклизме, в результате которого на земле останутся только самые сильные и смелые. Все это проливает свет на его искаженное мышление, позволившее убийце отгородиться от реального мира. Фаза ауры началась у Лейка после бегства из Гумбольдта и обустройства бункера на Блу-Маунтин-роуд близ городка Уисливилл. Запасаясь оружием, он жил на доходы от продажи самодельных видеофильмов и торговли наркотиками. Он искал жертв, находя и сам публикуя объявления в газетах. Лейк широко раскидывал свои сети, вступая в контакты с родственниками и друзьями убитых. Он завлекал их к себе в хижину и убивал. Мужчины погибали в основном из-за имущества. А женщины становились главными действующими лицами в его видео. Полиция обнаружила кассеты, на которых были засняты сцены пыток, где Лейк и Нга заставляли жертв кричать и молить о пощаде.

Эти фильмы являлись для Лейка и Нга тотемами. Однако они не останавливались на убийстве. Преступники тщательно расчленяли тела, варили части тела, отделяли кожу от костей и, положив кости в полиэтиленовые пакеты, закапывали в желобе рядом с бункером. Фактически Лейк и Нга обитали на кладбище, наслаждаясь своим триумфом и заманивая новых жертв.

Во время допроса в полиции Сан-Франциско, когда его уличили в краже автомобиля и другого имущества, а также в незаконном владении оружием, находившимся в багажнике, Лейк проглотил яд. Пока детективы вели допрос, Чарльз Нга (он был вместе с Лейком в магазине скобяных изделий и совершил там кражу, после чего владелец вызвал полицию), сбежал. Позднее Нга задержали в Канаде. Сейчас он содержится под стражей в ожидании экстрадиции за похищение людей и убийство. Леонард Лейк умер в больнице на следующий день после отравления.

Чарльз Мэнсон и его «семья» – вероятно, самые известные серийные убийцы с 1950-х годов. Благодаря бессмысленным преступлениям в семье Тейтов и Ла Бьянка и возможной причастности его коммуны к десяткам аналогичных случаев по всей Калифорнии в конце 1960-х годов, а также к покушению на президента Джеральда Форда Мэнсон сделался культовой фигурой. Однако, с клинической точки зрения, он очень похож на других серийных убийц, жизненные истории которых излагаются в настоящей книге: Мэнсон страдал от родительской жестокости, имел травму головы, был лишен счастливого детства, с двенадцати лет время от времени попадал в исправительные учреждения, подвергался издевательствам и изнасилованиям, когда сидел в тюрьме, злоупотреблял всеми видами наркотических препаратов, которые ему удавалось достать. Кроме того, он являлся торговцем наркотиками и наемным убийцей. Однако прошлое Мэнсона отличается от прошлого прочих серийных убийц тем, что он не убивал своими руками: его сценарии убийств воплощались членами коммуны, которых он вдохновлял на преступления.

Тем не менее Мэнсон рассказывает, что проходил те же фазы, что и другие серийные убийцы. Во время длительной фазы ауры, начавшейся под влиянием наркотиков в тюрьме Хайт-Ашбери, в Сан-Франциско, куда он попал после освобождения из Федеральной тюрьмы, Мэнсон постоянно путешествовал. Он несколько раз вступал в сатанинские секты, желая усилить свои потусторонние ощущения, собирал вокруг себя молодежь без роду и племени, которая присоединялась к его семейной коммуне, подкатывался к детям знаменитостей шоу-бизнеса, стремясь раскрутить собственную музыку, – словом, брался за все, что могло принести деньги.

Когда галлюцинации усилились, а связи с сектами и псевдорелигиозными группами разрослись, Мэнсон сделался полностью зависим от своих апокалиптических видений. Его фантазии становились реальностью. Он посылал адептов секты «в мир», поручая им наведение хаоса путем демонстраций и жестоких убийств. После того как Сьюзан Эткинс, Текс Уотсон и Патриция Кренвинкл вернулись со своих индивидуальных миссий, они поведали ужасающие истории, превратившиеся для Мэнсона в тотемы, с помощью которых он опосредованно переживал сцены жестокости и насилия. Новые свидетельства показывают, что Мэнсон наведывался на место преступления – в дом Тейтов – в ночь, когда было совершено злодеяние.

Все эпизоды слились в одну длинную серию убийств. Она не закончилась даже с арестом и вынесением приговора главе «семьи». Через несколько лет Скрипучий Фромм был арестован за попытку покушения на президента Форда. Это последнее преступление «семьи» Мэнсона. Смертный приговор, вынесенный ему за убийство семей Тейтов и Ла Бьянка, Верховный суд заменил пожизненным заключением. В настоящее время Мэнсон отбывает наказание в тюрьме Сан-Квентин^[12]. Каждые пять лет он может подавать прошение об освобождении под честное слово.

Личные свидетельства пятерки преступников, собранные в данном разделе, представляют собой их попытки воспроизвести период своей жизни, в который их часто посещали галлюцинации, бред и провалы в сознании. Реальность была у них в значительной мере искажена алкоголем и наркотиками, а также постоянной потребностью скрываться, переезжать с места на место. Каждый из убийц безудержно стремился находить новые жертвы. Этот факт объясняет постоянное передвижение, начинавшееся с момента, когда убийца выходил на охоту.

В высказываниях преступников сквозит крайняя ненависть к людям, а также видна изоляция, на которую их обрекала необходимость существования с бурей и яростью в душе. Лучше всего это выразил Генри Ли Люкас, признавшийся, что каждый день его жизни был полон ненависти. Все убийцы испытывали ненависть, и все стремились одолеть ее, погасить сжигающий огонь, не дать себе совершать насилия над окружающими. Но ни один из них не добился успеха. Все они прошли путь серийного убийцы, разрушая семьи и наводя ужас на общество. Личные заявления убийц лишены внутренней логики. Ни в одном из рассказов преступник не объясняет причин или мотивов своих поступков. Генри Ли Люкас убивает Кейт Рич отчасти потому, что отправился с ней выпивать, отчасти из-за огорчения, вызванного совершенным накануне убийством Бекки Пауэлл. В поступке Люкаса нет ни мотивов, ни логики. Бобби Джо Лонг не испытывает никакого раскаяния перед своими жертвами.

Карлтон Гэри объясняет полиции свои действия так, словно он был лунатиком. Герои его видений – не реальные люди, а призраки. В фантазиях Гэри присутствует убийца-призрак, который входит вместе с ним в отель в Олбани, штат Нью-Йорк. Там призрак убивает свою первую жертву. Другой призрак сопровождает Гэри в виннтонских грабежах, причем все жертвы изнасилования были задушены. Преступник не раскаивается в своих злодеяниях, поскольку считает, что их не совершал. Он не лжет. Просто его сознание не воспринимает эти убийства как результат собственноручных действий.

Все, что мы имеем касательно Лейка, – это его видео и выдержки из дневника, выданные судом штата Калифорния. Из того, что мы знаем об этом типе, убивавшем животных и варивших из них суп, – Лейк жил фантазиями. Эпизоды бреда нанизывались один на другой, образуя причудливый мир, населенный демонами и колдунами, персонажами игры в подземелья и драконов. Лейк принимал себя за воина с неограниченными полномочиями убивать. Его рассказ наиболее труден для понимания, потому что автора нет в живых и он не может помочь нам в исследовании.

Личное заявление Чарльза Мэнсона раскрывает самые мрачные аспекты человеческого существования. Подобно Люкасу, он был вскормлен собственной ненавистью ко всему окружающему. В своих апокалиптических картинах он видел ванну, наполненную кровью, в которую кто-то кидал тела людей. Рассказ Мэнсона, как ни одно другое из свидетельств серийных убийц, выражает чувства «мертвого» человека. Ко времени его интервью в 1987 году в Сан-Квентине в жизни этого человека не обнаружилось ни одной причинно-следственной модели.

Он – самая главная жертва, незаконнорожденный без права на рождение, эмблема материнского позора и беды. В «семье», где регулярно читалась Библия, куда Чарльз Мэнсон был брошен как проклятие, он стал средоточием зла. В шесть лет мать могла обменять его на кружку пива, дядя, ориентированный на военную муштру, тиранил ребенка, потом его отослали в спецшколу, где из-за маленького роста Чарльз превратился в игрушку для охранников и старших ребят. Мэнсону оставалось лишь впитывать наказания и жестокость. Он со злобой вспоминает, как в тюрьме его насиловали, били и мучили все, кому он попадался под руку.

Истории убийц помещены в контекст их биографий. Однако любое повествование, которое вносит какое-то причинное или логическое начало в их преступления, не может передать подлинного ужаса их злодеяний. Им нет ни разумного объяснения, ни оправдания. И поскольку в них нет никакой логики, общество ничего не выиграет, казнив убийцу. Угроза электрического стула или петли виселицы не помешала Люкасу ненавидеть, а образ шприца с летальным препаратом, который вводится в вену, не остановил жестоких сексуальных фантазий Бобби Джо Лонга.

Повествование переносит убийц в реальность, но еще более детальную реальность создают рассказы серийных убийц о самих себе. Чтобы понять скрытый смысл серийного убийства, нужно послушать, что говорит о нем сам убийца. Надо дать ему возможность высказаться и не интерпретировать его слова на основе предубеждения.

Генри Ли Люкас

1. Другие имена, прозвища: Нет.

2. Дата рождения: 16 августа 1936 года.

3. Место рождения: Блэксбург, штат Виргиния.

4. Место ареста: Округ Монтгомери, штат Техас.

5. Дата ареста: 13 нюня 1983 года.

6. Обвинения при аресте: Незаконное владение оружием, убийство.

7. Обвинения при вынесении приговора: Убийство, изнасилование, похищение.

8. Приговор: Признан виновным в совершении одиннадцати убийств – одна смертная казнь, шесть пожизненных заключений, два тюремных заключения по семьдесят пять лет, одно тюремное заключение сроком шестьдесят лет^[13].

9. Статус в настоящее время: Содержится в отделении для смертников в Хантсвилле, штат Техас^[14].

«Я ненавидел всю свою жизнь. Я ненавидел всех. Мать одевала меня девчонкой. И это продолжалось два или три года. В семье ко мне относились как к собаке. Меня били, заставляли делать такие вещи, которые не должен делать ни один человек. Мне приходилось воровать, гнать самогон для бутлегеров, есть из мусорного бака. Так я рос до четырнадцати лет и наблюдал, как мать занимается проституцией. Потом я стал красть и вытворять все, что угодно, лишь бы смотаться из дома… но никак не мог от этого избавиться. Я даже поехал в Текумсег, Мичиган, женился и обосновался там, но мать явилась и туда. Мы поспорили в пивной, тогда-то я ее и убил».

Генри Ли Люкас очень мало помнит об этом убийстве. В ту ночь они с матерью здорово напились. Он помнит, что, когда завязалась драка, Виола – так звали его мать – обвинила его в том, что он занимался сексом с сестрой, и высмеяла в присутствии молодой жены. Люкас принялся избивать женщину, пока она не упала на пол. Когда он наклонился, чтобы поднять ее, то обнаружил, что держит окровавленный нож, а мать зарезана. Он убежал, оставив жертву умирать в пустом доме. Эта драка стала кульминацией продолжавшегося двадцать три года кошмара, во время которого Люкаса то и дело избивали палками и, по крайней мере, один раз били бруском размером 5x10 см, морили голодом и заставляли смотреть, как мать, периодически подрабатывавшая проституцией, занимается сексом с десятками мужчин. Соседи подтверждают рассказы Люкаса о его детстве.

Мать била и отца Люкаса, Андерсона, алкоголика, потерявшего обе ноги, после того как в пьяном виде он попал под колеса медленно двигавшегося товарного поезда. В Блэксбурге, в штате Виргиния, его прозвали Безногим. Это произошло еще до того, как он познакомился с Виолой, дочерью индейца из племени чиппева. Ради заработка Андерсон Люкас гнал самогон, свежевал норок и торговал карандашами. Большую часть самогона выпивал сам, а сына учил не вмешиваться. Генри приохотился к спиртному уже к десяти годам. «Он всю жизнь прыгал на заднице», – вспоминал Люкас об отце, которого тоже заставляли смотреть, как жена занимается сексом с разными мужчинами. Наглядевшись до тошноты, Андерсон выбирался из загаженной хижины и ложился на снег.

В конце концов, однажды вечером – дело было в 1950 году – он напился, выполз из хижины и всю ночь провалялся на снегу. Заработав пневмонию, отец умер через несколько дней, оставив младшего сына терпеть жестокость матери. Генри помнит, как его поколачивал Берни, сожитель Виолы, поселившийся вместе с ними после смерти отца.

Детство Люкаса – смесь ужаса и разгула страстей, питательная среда для воспитания того типа жестокости, из-за которого Тридцать пятое шоссе в Техасе впоследствии превратилось в место массового захоронения. Виола нещадно била ребенка ручкой от половой щетки, палками, поленьями и другими предметами, попадавшимися под руку. Она была настолько жестока, что даже не разрешала сыну плакать. Избив мальчика, мать говорила, что сделала это для его же блага, и начинала прорицать: он родился порочным и когда-нибудь умрет в тюрьме. Ее непрекращающаяся жестокость заполняла собой все существование ребенка. Первое, что он помнит, – как мать, проведя время с клиентом, вдруг хватает пистолет и стреляет тому в ногу. Кровь ее дружка замарала Генри с ног до головы. Этот трагический эпизод вполне мог заложить основу его собственному увлечению кровопролитием, вызвать осознание хрупкости человеческой жизни.

Виола Люкас любила наряжать сына в девчоночью одежду. Люкас помнит, что, когда он пошел в школу, мать завила его длинные белокурые волосы и одела сына в платье. Учительница, одна из немногих представителей официальных властей, с которыми Люкасу довелось соприкасаться в жизни, была поражена. Она под свою ответственность остригла ему косы и надела штаны. Позднее та же самая учительница на переменах подкармливала истощенного подростка сэндвичами и брала к себе домой, где он ел горячую пищу, чего не доводилось пробовать в других местах. «По-моему, от нее я получил первую в жизни пару ботинок», – вспоминает Люкас. Спустя много лет эта женщина вспоминала, что он был одним из множества вечно голодных ребятишек в классе. По ее словам, он был особенно грязным, дурно пахнущим, среди детей считался изгоем, и его постоянно мучили.

Когда Генри подрос, травмы, регулярно получаемые от матери, становились все серьезнее. Однажды, когда он, зазевавшись, опоздал принести дрова, она особенно сильно ударила сына тем самым бруском 5x10 сзади по голове. По словам Люкаса, он три дня провалялся без сознания, пока Берни, перепугавшись, не отвез его в больницу. Мужчина соврал, что ребенок упал с высокой лестницы. После этого случая у Люкаса начались частые головокружения, провалы в сознании, появились состояния, когда он чувствовал себя парящим в воздухе. Позднее неврологическое обследование и рентген подтвердили, что преступник перенес серьезные травмы головы, вызвавшие повреждение тех областей головного мозга, которые контролируют жестокое поведение и отвечают за способность управлять эмоциями.

Люкас утверждает, что мать уничтожала все, что он любил. Он помнит, как у него был настоящий мул. Мать, заметив, что питомец доставляет сыну радость, спросила, нравится ли ему животное. Когда он ответил утвердительно, она пошла в дом, взяла пистолет и пристрелила мула. А потом побила Генри за причиненные расходы – ей пришлось заплатить, чтобы тело вывезли со двора. Подобные инциденты обусловили неспособность Люкаса к любви, а также его ненависть ко всему живому. Мальчик привык к тому, что жизнь не имеет или почти не имеет ценности, а люди не отличаются от тысяч неодушевленных предметов, существующих на свете.

Спустя год после первой травмы головы Люкас получил вторую. Брат случайно ткнул ему ножом в левый глаз, и Люкас много месяцев мог видеть лишь тени предметов да призраки. Было повреждено и периферическое зрение, и теперь для того, чтобы увидеть, что находится слева, ему приходилось отходить в сторону. В конце концов Генри вернулся в школу, где учительница, проявившая к нему столько доброты, купила ребенку специальные учебники с крупными буквами, чтобы он мог продолжать учиться читать. Однако и эти скромные усилия пришлось оставить, после того как другая учительница, желая наказать какого-то ученика, неосторожно ударила Люкаса в глаз. Он потерял поврежденный глаз насовсем и стал носить стеклянный протез.

Как признается Люкас, подростком он занимался сексом со своим сводным братом и с животными, которым они вдвоем перерезали глотки, после чего занимались скотоложеством. Генри часто ловил мелких зверюшек и для развлечения заживо сдирал с них шкуру. Он крал еду и деньги. Люкас вспоминает: «Я начал воровать, наверное, сразу же, как только научился быстро убегать, потому что не хотел оставаться дома. Я думал, если научусь воровать, я смогу сбежать из дома и прожить один».

Он утверждает, что совершил первое убийство в пятнадцать лет: схватил на автобусной остановке семнадцатилетнюю девушку, оттащил на набережную и попытался изнасиловать. Она вырывалась и кричала, и Люкас принялся душить ее. Через тридцать три года он говорит: «Я не хотел убивать, не знаю, что на меня нашло, может, я боялся, что меня кто-нибудь поймает, или что еще. Это убийство было для меня первым, самым тяжелым, его было очень непросто пережить… Иногда я бродил по улицам целый день и всякий раз, когда оглядывался, видел у себя за спиной полицейского. И тогда я стал все время осматриваться и таиться. Куда бы я ни шел, мне приходилось остерегаться полиции и бояться, что полицейские меня остановят и заберут. Но обо мне и не вспомнили».

В том же году Люкаса впервые задержали за взлом замка и проникновение в чужой дом. Его отправили в колонию для несовершеннолетних. Так сформировалась модель, которой он будет следовать всю жизнь, которая тянулась от тюрьмы штата к тюрьме округа и, наконец, к отделению для смертников в Хантсвилле в Техасе. Он был освобожден спустя двенадцать месяцев, как указано в тюремном отчете, «за хорошую адаптацию». Через год после освобождения его снова арестовали за попытку грабежа со взломом и на этот раз приговорили к четырем годам лишения свободы в тюрьме штата Виргиния. Бежав из заключения в 1956 году, он вместе с напарником совершил серию угонов автомобилей, продвигаясь от Виргинии до Мичигана. В том же году Люкас был арестован по обвинению федерального суда, на этот раз за перевозку украденного имущества через границы штатов, и отправлен в федеральную тюрьму штата Огайо. Позднее его перевели в Мичиган отбыть срок, увеличенный за побег. Окончательно освободившись в 1959 году, Люкас остался в Мичигане, где жила его сестра. Там месяц спустя он и нанес смертельный удар своей матери. Сбежав с места преступления, убийца оставил женщину на полу истекать кровью. Когда через четырнадцать часов сестра Генри Ли Люкаса нашла Виолу и отвезла в больницу, было слишком поздно. Она умерла от осложнений, возникших в результате ранения, нанесенного сыном. Генри Ли Люкас был осужден к сорока годам лишения свободы за убийство второй степени. В тюрьме штата Мичиган, а затем в психиатрической больнице, в Айонии, куда его перевели по рекомендации тюремных врачей, Люкасу был поставлен диагноз: психопатия, садизм, сексуальные отклонения. Однако он охотно вступал в контакт и рассказывал врачам, что иногда слышит голоса, которые приказывают ему «делать плохие дела». Время от времени он испытывал ощущение, будто парит в воздухе, и заявлял, что сожалеет о совершенных убийствах и изнасилованиях. В отчетах врачей Генри Ли Люкас описывается как личность, негативно относящаяся к самому себе. Он был одержим комплексом неполноценности и страдал «значительным недостатком уверенности в себе, силы воли, общей воли к жизни». Кроме того, у него наблюдались признаки «одержимости мыслями о сексуальной импотенции, это являлось одной из форм отражения его заниженной самооценки».

Во время пребывания в тюрьме штата Мичиган Генри Ли Люкас, которого еще в 1961 году тюремные врачи считали шизофреником, человек, настолько замученный собственной матерью, что в конце концов у него стала появляться сексуальная потенция лишь после смерти жертвы, совершил несколько попыток самоубийства. Сначала разрезал себе бритвой живот. Когда умереть не получилось, попытался вскрыть вены. По утверждению Люкаса, находясь в 1961 году в мичиганской тюрьме, он стал слышать голос матери, буквально сжигающий его изнутри. «Я все время слышал, как она разговаривает со мной, приказывает делать разные вещи. Я не мог это выполнить. Один голос говорил мне, чтобы я совершил самоубийство, а я не хотел. Другой приказывал не делать того, что мне велят. Именно то, что я не делал, чего мне велели, и довело меня до больницы». По словам Люкаса, в мичиганской тюрьме он превратился в другого человека. Если раньше преступник убивал только во время вспышек гнева, теперь он вознамерится во что бы то ни стало лишить жизни как можно больше людей. Он был полон ненависти, истерзан голосом матери, эхом, разносящимся у него в голове.

Из-за неоднократных попыток самоубийства и отказа подчиняться тюремным правилам его перевели в больницу в Айонии, где продержали почти пять лет. Когда он вернулся в тюрьму, галлюцинации продолжились. Люкасу разрешили пользоваться тюремным архивом, и он принялся изучать дела других заключенных, погружаясь в детали чужих злодеяний.

Он изучал методы расследования преступлений и разработки отдельных версий, используемые полицией. И понял: чтобы найти преступников, полиция отталкивается от их ошибок. Люкас настолько вжился в этот материал, что после освобождения ему стало гораздо проще совершать преступления и ускользать от властей. Благодаря новым знаниям он научился прогнозировать следующий ход полиции. Согласно его собственному признанию, он стал профессионалом. «Я постиг каждый шаг надзора за соблюдением закона, я это изучил. После того как я выписался из больницы, меня пустили в архив. И я читал каждое дело, которое туда попадало, изучал его и видел, отчего люди попадают в тюрьму».

В 1970 году Люкас получил рекомендацию для освобождения под честное слово, хотя предупреждал тюремные власти и психолога, что, если его выпустят, он снова будет убивать. Он говорил, что болен, что слышит голоса умерших, а некие силы, подталкивавшие его к покушениям на самоубийство, пока он сидел за решеткой, будут заставлять его убивать, если он окажется на свободе. Однако в 1970 году тюрьма штата Мичиган оказалась переполнена. Совет по освобождению под честное слово постановил освободить Генри, хотя он сам заявлял, что не переменился. Спустя много лет в техасской тюрьме Люкас заметил: «Я знал, что буду это делать. Я даже говорил им, что буду это делать! Говорил надзирателю, психологу – всем. Когда они пришли, чтобы выпустить меня под честное слово, я сказал: «Я не готов уходить. Я не уйду». А они ответили: «Уйдешь, раз тебя надо вышвырнуть». Меня выкинули из тюрьмы, потому что она была переполнена. А я пообещал: «Я оставлю вам подарок на пороге». Я и сделал им подарок. Немножко подальше от тюрьмы, на дороге. Но они это так и не поняли». Свою первую жертву Люкас нашел в Джексоне, всего в нескольких милях от мичиганской тюрьмы. Убив ее, он оставил тело неподалеку от тюремных ворот. Дело оставалось нераскрытым до признания, сделанного им в штате Техас.

В 1970 году он совершил серию убийств, проехав по всему Юго-Западу до Флориды. Он похищал детей, насиловал молодых девушек, убивал всех, кто попадался под руку. «Мне было горько смотреть на этот мир, – заявил преступник спустя годы. – Я ненавидел все. Мне ничего не нравилось. Я испытывал такую горечь и злость, какие только могут существовать на свете».

В конце концов, Люкас был задержан и осужден за убийство своей сожительницы Фриды, «Бекки» Пауэлл, племянницы его сообщника Оттиса Тула. Впервые Бекки познакомилась с Люкасом, когда ей исполнилось девять лет, а Люкасу – сорок. Он заботился о ней, как отец, обеспечивал едой и одеждой и вообще растил; следил за тем, чтобы девочка ходила в школу. Это была абсурдная пародия на нормальное отцовство, Люкас даже посвятил ее в основные навыки своей «профессии», включая воровство, грабежи со взломом, убийства случайных жертв. Вскоре из суррогатных отца и дочери парочка превратилась в сожителей и соучастников преступлений. В декабре 1981 года Бекки поймали и отправили в детскую колонию во Флориду. С помощью Люкаса и Тула она бежала оттуда, и тогда троица пустилась в очередную серию убийств по всему Юго-Западу вплоть до Калифорнии, где они решили обосноваться.

Генри вспомнил кое-какие навыки, приобретенные в тюрьме, и стал трудиться чернорабочим, плотником и кровельщиком, наниматься на поденную работу. Он часто помогал в антикварном магазине в Калифорнии – за комнату и еду для себя и Бекки. В начале марта 1982 года владельцы антикварного магазина, мистер и миссис Джек Смарт, предложили Генри с Бекки поехать в Техас, чтобы за деньги ухаживать там за восьмидесятилетней матерью миссис Смарт, Кейт Рич. Генри с подружкой и супруги Смарты купили билеты и отправились в Техас, где развернулась последняя глава в жизни Бекки, а Генри Люкас сделал шаг навстречу расставанию со свободой.

Кейт Рич с радостью встретила их. Это она придумала пригласить Генри с Бекки жить у нее в доме, а вместо оплаты помогать по хозяйству. Однако техасские родственники Смартов заподозрили недоброе и попросили бродяг оставить дом. Голосуя на дороге, парочка встретила Рубена Мура, проповедника, возглавлявшего маленькую фундаменталистскую секту «Дом молитвы», которая размещалась на переделанной для этих целей куриной ферме в Стоунберге в Техасе. У Мура была небольшая кровельная компания, и он пригласил Генри Люкаса и Бекки Пауэлл вступить в его секту, жить в бараке, принадлежавшем коммуне, пользоваться обшей кухней. Люкас взамен пойдет к нему работать кровельщиком и выполнять различные поручения. В тот же день Генри с Бекки переехали в коммуну.

Вскоре девушка прониклась смыслом религиозных верований «Дома молитвы». Она стала посещать воскресные службы, подружилась с членами секты, радовалась царившей здесь атмосфере, а в свободное время даже навещала Кейт Рич, жившую в десяти милях к северу от фермы. Через год Бекки решила начать новую жизнь и вернуться во Флориду, в колонию, откуда сбежала. После ссоры с Генри, не желавшим ее отпускать, она все-таки убедила сожителя отвезти ее во Флориду. В августе 1982 года пара покинула «Дом молитвы» и двинулась автостопом на восток.

Через два дня путешественники добрались до округа Дентон, где и застряли: им не удавалось ни найти машину, чтобы продолжать путь, ни снять комнату в местном мотеле. Стояла жаркая и душная ночь, дождя не было, и пара решила устроить ночлег под открытым небом. Разговор любовников неизбежно перерос в спор. Генри не хотел ехать во Флориду. Пожалуй, он впервые был счастлив, когда жил в коммуне. Ему нравился Мур, у него завелись друзья по соседству, и он, наконец, нашел законную работу. Бекки оставалась непреклонна: ей надоело находиться в бегах, жить в постоянной опасности, бояться, что в любой момент ее могут поймать. Вернувшись во флоридскую колонию, она отсидит срок и начнет жизнь заново. Она не хотела оставлять Генри, но еще более не хотела провести остаток дней в скитаниях. Голоса спорящих становились все громче, разгоралась ссора. Оба были уже на взводе, когда Бекки с силой ударила Генри по лицу. Это явилось для него импульсом, который срабатывал и после мичиганской тюрьмы, и после больницы в Айонии, и после той ночи в Текумсехе, когда мать ударила его. Как признался потом Люкас, он, не раздумывая, выхватил нож, спрятанный среди пожитков, и вонзил глубоко в грудь девушки. Нож проткнул Бекки сердце, и она сразу же умерла. Генри вспоминает, как он смотрел на маленькую двенадцатилетнюю девочку, лежавшую перед ним на траве, и слезы текли по его щекам.

Потом, сообразив, что должен ее похоронить, снял с пальца Бекки кольцо, разрезал тело на куски. Он положил останки, кроме ног, в две наволочки и зарыл в неглубокую могилу. Обвязал ноги ремнем, оттащил в кусты и закопал. Остаток ночи Люкас провел у могилы, разговаривая с возлюбленной. Потом он снова и снова возвращался к месту погребения и продолжал прерванную беседу. Убийца плакал, говорил Бекки, что жалеет о содеянном, и обещал однажды присоединиться к ней. Раскаяние, испытанное Генри Ли Люкасом, совершившим убийство в состоянии аффекта, как будто что-то включило в его психике. Он утратил интерес к тщательному и ловкому сокрытию следов преступлений, что делал раньше. Полиция предприняла ряд успешных ходов, и через девять месяцев Люкаса задержали. Тогда он и сознался в убийстве Бекки Пауэлл и сотен других безымянных жертв.

Покончив с Бекки Пауэлл, Люкас вернулся в «Дом молитвы», мимоходом сообщив, что по дороге во Флориду девчонка сбежала с водителем грузовика. Однажды вечером на исходе сентября Люкас пришел к вдове Кейт Рич, чтобы отвезти ее в церковь. По дороге они заехали в соседний городок купить пару упаковок баночного пива. Несколько часов они разъезжали на машине, пили пиво и разговаривали. А когда оказалось, что служба уже закончилась, решили вернуться домой. На обратном пути в Ринтгоулд, Техас, где жила Кейт Рич, машина съехала с дороги и остановилась в уединенном месте. Здесь, у заброшенной нефтяной скважины, в приступе внезапного гнева Генри и зарезал бабушку Рич. Может, она слишком много спрашивала его о Бекки? Может, попеняла, что пропустила церковную службу? Или задала какой-то вопрос, на который он не сумел ответить? Генри и сам не помнит, отчего завелся, но как бы там ни было, завелся и убил. Он только помнит, как вырезал перевернутый вверх ногами крест между грудей старушки, как занимался сексом с мертвым телом, а потом затащил труп в водопропускную трубу.

Дети бабушки Рич заявили о ее исчезновении шерифу округа Монтагю Уильяму Конвею. Он разыскал Люкаса – последнего, кто видел женщину в живых. В течение девяти месяцев шериф допрашивал его, то задерживая, то отпуская, так что преступнику пришлось покинуть эту местность. Он подался в Калифорнию и нанес визит дочери Кейт Рич. Калифорнийская полиция задержала его для допроса, поскольку на сиденье принадлежащей ему машины были обнаружены пятна крови. Это вызвало подозрения, и Смарты сообщили о них шерифу Конвею в Техас. Люкас тем временем перебрался в Иллинойс, где до конца года безуспешно искал легальную работу. В результате он все-таки вернулся в Техас. Здесь Люкаса уже ждали: шериф Конвей, получивший заявления от Смартов, хотел его арестовать по подозрению в причастности по исчезновению Кейт Рич. Друга выдал Рубен Мур. И в 1983 году Генри Люкас был арестован за незаконное владение оружием (для экс-осужденного это является преступлением), а спустя несколько недель, в которые он, по его словам, «обратился к вере» во мраке и холоде тюремной камеры, преступник признался в убийствах Бекки Пауэлл, Кейт Рич и других жертв.

Позднее полиция пришла к заключению, что многие его признания были самооговором. Генри, искусный лжец, просто испытывал следователей. Однако, кроме того, у него совершенно отсутствовало сознание своего «я». Подобно хамелеону, он приспосабливал действительность к желаниям и потребностям людей. Иногда описание деталей преступления и мест захоронения, которые он вспоминал, попадало точно в цель. Сидя в камере техасской тюрьмы, Люкас рассказывал историю, действие которой разворачивалось в центре страны, он проливал свет на нераскрытые убийства по всему Югу и Среднему Западу. То, что в глубине души страшило родителей детей, числившихся давно пропавшими без вести, оправдалось. Немало человеческих останков было обнаружено вдоль Тридцать пятого шоссе, в том числе безымянная девушка, известная как «Оранжевые носки», – жертва чудовищного убийства, расследование которого так долго не закрывалось.

Водитель, ехавший по Тридцать пятому шоссе в Праздник всех святых, нашел на обочине дороги обнаженное тело, лежащее лицом вниз. Оно принадлежало красивой рыжеволосой девушке двадцати с чем-то лет, с небольшими шрамиками на щиколотках – вероятно, от расчесанных укусов насекомых. Жертва была задушена. Кроме того, выяснилось, что девушка страдала венерическим заболеванием. Ее было трудно опознать, поскольку зубы у нее находились в безукоризненном состоянии и определить имя и фамилию убитой по стоматологической карте не представлялось возможным. Правда, полиция обнаружила следы операции и перенесенных переломов. Руку жертвы украшало серебряное кольцо с отделкой из морской раковины. Записная книжка, кредитная карточка или водительское удостоверение отсутствовали. Приметой для опознания мог служить лишь кусок бумажного полотенца, используемый ею вместо тампона, и вытянувшиеся пыльные носки цвета мякоти тыквы; они были приспущены, словно тот, кто ее раздевал, не снял их по недосмотру. Незадолго перед смертью девушка принимала пищу. Шериф окрестил ее Джейн, девица Оранжевые носки. Это была лишь одна из десятков жертв нераскрытых убийств, обнаруженных вдоль Тридцать пятого шоссе, участок которого к 1981 году превратился в место массового погребения сотен трупов. Его протяженность составила пятьсот миль, от Ларедо до Гейнсвилла.

То были жертвы самых разных злодеяний – изнасилованные, задушенные, застреленные, забитые до смерти, изуродованные, расчлененные. Не было и пары тел с похожими следами преступлений, так что полицейские не могли объединить их по почерку. Сами жертвы также вызывали недоумение. Среди них были и мужчины, и женщины. Попадались подростки, бизнесмены средних лет, путешественники автостопом, пожилые женщины из домов, расположенных неподалеку, одинокие женщины, у которых, возможно, на дороге сломался автомобиль, бродяги, направлявшиеся к мексиканской границе. Между ними не прослеживалось очевидного сходства. Власти долго считали их жертвами разных преступников, чувствовавших себя привольно в этой малонаселенной и плохо патрулируемой полицией местности. Ничто не объединяло все преступления в единую картину, за исключением общего места захоронения тел. Полиции не только не удавалось их раскрыть, но даже кого-либо заподозрить. Многие верили, что убийства навсегда останутся нераскрытыми. Так продолжалось до 1983 года, когда был задержан Генри Ли Люкас.

«Ага, это она, хичхайкерша, это – удушение», – сказал Люкас, посмотрев на фотографию с портрета Джей, девицы Оранжевые носки. Труп лежал на обочине дороге, на щебеночном покрытии. «Я подобрал ее в Оклахома-сити». После того как шериф Баутвелл, допрашивавший загадочного человека со стеклянным глазом, задержанного благодаря закалке шерифа Конвея, зачитал Люкасу его права арестованного, тот заявил перед видеокамерой: «А потом мы малость покатались, остановились и занялись сексом, по согласию. Мы имели один сексуальный контакт, и я не был удовлетворен… Она оделась. Мы поели в придорожной забегаловке для дальнобойщиков… Потом двинулись на Юг, по Тридцать пятому шоссе. Ну, выезжаем мы на Тридцать пятое, и я ей предлагаю снова заняться сексом. А она говорит “нет”». Хотя адвокат, назначенный Люкасу судом, в этом месте вмешался, указав своему клиенту, что тот признается в преступлении, которое по законам штага Техас карается смертной казнью, Люкас продолжал. Он говорил, что много раз пытался наложить на себя руки, так пусть теперь этим займется штат. Таким образом он заплатит за свое преступление и сдержит обещание, данное Бекки Пауэлл.

«Ну вот, значит, мы болтали о сексе, и она сказала “не сейчас”, – продолжал Люкас, вспоминая сцену в мельчайших подробностях. – Девчонка пыталась выпрыгнуть из машины, я схватил ее и потащил назад. Мы еще немного проехали, а потом я выволок ее на дорогу, потому что она так дралась, что я почти потерял управление и чуть не врезался в ограждение. Я опять затащил ее в машину и стал душить, пока она не умерла. Потом снова занимался с ней сексом… После я вытащил ее из машины и бросил на обочину». Так была разгадана тайна Оранжевых носков. Полиция была довольна – преступление раскрыто. Видеокамеру и пишущую машинку выключили, свет погасили, дело Оранжевых носков закрыли.

Следующей весной суд присяжных заседателей Сан-Анджело признал Люкаса виновным в убийстве особы женского пола, условно названной Джейн, девица Оранжевые носки, и приговорил его к смерти через инъекцию летального препарата. И хотя сообщник Люкаса Оттис Тул позднее также признался в этом убийстве – теперь дело пересматривается с учетом того, что многие признания Люкаса оказались ложными, – оно, как и сотни других историй, рассказанных преступником, проливает свет на поведение серийного убийцы. Независимо от того, совершил Люкас или нет сотни преступлений, которые описал в личных признаниях, он оказался в центре политической бури, разразившейся в уголовной системе Техаса.

Вне сомнения, Люкас убил свою мать, Бекки Пауэлл и Кейт Рич. Весьма вероятно, что он лишил жизни десятки, если не сотни незнакомых ему людей в районе Тридцать пятого шоссе в Техасе и соседних штатах. Его описания жертв, собственноручные изображения их лиц и явная гипермнезия указывают на то, что он имеет такие сведения о преступлениях, которыми может обладать только тот, кто был на месте трагедии. Однако, подобно большинству преступников, совершивших с виду случайные или лишенные мотива убийства, Люкас сделался центром столкновения амбиции окружной прокураторы и прокуратуры штата, управлений полиции различных регионов и политиков, принадлежащих к разным партиям.

Для шерифа Баутвелла и техасских рейнджеров, которые вели дело Люкаса с его первого признания до последнего, заключенный стал ключом к разгадке тайны десятков нераскрытых убийств. Семьям пропавших детей и молодых девушек обнаружение преступника позволило отбросить последнюю надежду и дать возможность скорби и трауру заполнить пустоту, оставленную исчезновением близкого человека. Что касается прокуратур на местах, которые использовали в качестве основы для расследования показания Люкаса, уже приговоренного к смерти, он стал источником тревог. Оставалось лишь надеяться, что его признания действительно правдивы, – это позволило бы закрыть многочисленные дела об исчезновении людей и избавиться от опасения, что настоящий преступник разгуливает на свободе. Иначе говоря, и полиции, и прокуратуре требовалось, чтобы Люкас оказался либо чудовищным серийным убийцей, либо лгуном, выгадывающим время, желающим придержать иглу палача, пока у него не иссякнет запас преступлений, в которых можно признаться. А сейчас он находится в центре всеобщего внимания, наслаждается им и купается в блеске своей славы.

Из одиночной камеры техасской тюрьмы, где Люкас сидел с 1983 года, его перевели в отделение для смертников Федеральной тюрьмы в Хантсвилле. Запас приговоров для обжалования почти закончился. В Джорджтауне его день был полностью занят: убийца появлялся на национальном телевидении, давал интервью журналам, позировал перед фотокорреспондентами, проходил обследования. Однако по-прежнему оставался загадкой. Люкас продолжал сообщать полиции о преступлениях, детективы мчались за новым трупом через всю страну, чтобы в итоге выяснить: тщательно описанная Люкасом жертва убийства жива-здорова.

Генри Люкас являет собой типичный пример человека с отклонениями в поведении, отнесенный нами к категории серийных убийц. Согласно его показаниям, которые полиции удалось проверить, он совершил по меньшей мере три убийства. Возможно, подлинное число жертв гораздо больше. Заключенный характеризуется как социопат с инвалидизирующим нарушением характера, его поступки не поддаются традиционным диагнозам психиатрии, и в определенных коллективах, например в больнице или тюрьме, он вел себя почти как нормальный человек: оглядывался на свои преступления с искренним раскаянием, которого не могли объяснить даже опытнейшие полицейские офицеры и психологи. Временами казалось, что Люкас ими манипулирует. На самом деле раскаяние Люкаса явилось результатом его пребывания в стабильной среде. Находясь в учреждении, Люкас соблюдал строгий режим дня, он беседовал со священниками – те впервые всерьез восприняли его галлюцинации и признания в преступлениях – и, по его утверждениям, прошел несколько стадий обращения в веру. Похоже, в Джорджтауне благодаря четко организованной системе началось его эмоциональное взросление. Это не парадокс. Это типичная перемена, свойственная серийному убийце, окончательно оказавшемуся за решеткой, привыкающему к тюрьме и к своему новому начальству.

Сложность поведения Люкаса, комплекс его медицинских и психологических проблем – это результат многочисленных издевательств в детстве, а также тяжелая мозговая травма. Компьютерная томография и исследование методом ядерного магнитного резонанса показали, что повторяющиеся травмы головы повредили участки его мозга, которые управляют основными чувствами, такими как любовь, ненависть, страх. Хроническая наркомания и алкоголизм внесли свой вклад в криминальное поведение, ослабляя волевой контроль над эмоциями, углубляя и удлиняя периоды провалов в сознании. По словам Люкаса, перед каждым убийством он всегда много пил. Кроме того, повышенное содержание свинца и кадмия в его крови указывает на «отсутствие гибкости» личности, то есть на неспособность справиться с какими-либо негативными ситуациями. Все эти факторы: повреждение мозга, крайняя жестокость, пережитая им в детстве, злоупотребление химическими веществами и отсутствие гибкости – образовали чудовищный сплав, вследствие чего Люкас неизбежно превратился в серийного убийцу. Каждый из аспектов его личности в отдельности мог бы стать лишь чертой характера психически ущербного человека, если бы не отрицательное воздействие родителей, которое привело Люкаса к выводу, что жизнь не имеет ценности, а он сам ничего не стоит в этом враждебном мире. Как будто слова матери, постоянно твердившей, что из сына «ничего хорошего не выйдет», сделались пророчеством и материализовались. Именно этот фактор послужил катализатором, собравшим воедино остальные, и превратил его в жестокого индивидуума, способного общаться только с мертвыми.

Люкас оживал только в смерти другого человека. Он обретал сексуальную потенцию лишь после того, как забивал или душил сексуального партнера до коматозного состояния или до смерти, а затем насиловал. Он существовал среди живых, загримировавшись и замаскировавшись, никому не доверяя. Он убивал даже друзей; зарезал Бекки Пауэлл, которая поступила с ним так же, как раньше его мать. Вероятно, Кейт Рич была убита из-за того же. Он потерпел фиаско во всех своих положительных начинаниях, ему удавались одни убийства.

Клиническое обследование Генри Ли Люкаса, проведенное после вынесения смертного приговора специально для этой книги, выявило у него обширное повреждение головного мозга, особенно лобной доли. У заключенного обнаружены также повреждение височной доли и скопление спинномозговой жидкости в основании головного мозга. Увеличение ткани сильвиевой борозды за счет окружающей ткани указывает на значительную потерю способности к формулированию суждений как результат травм, полученных в детстве. Невропатологи, комментируя результаты исследований, подтвердили, что данная мозговая аномалия характерна для индивидуума, неспособного контролировать жестокость в той мере, в какой это делает большинство здоровых людей.

Неврологический диагноз дополняется обнаруженными симптомами гиперграфии – неспособности контролировать самовыражение на письме, в рисовании и в речи, а также периодами провалов или сумеречности сознания, во время которых человек долгое время испытывает ощущение парения в воздухе и неспособность воспринимать окружающие его предметы. Кроме того, чувство парения указывает на форму скрытой эпилепсии. Для ее диагностирования требуется постоянный контроль ЭЭГ в течение от тридцати шести до сорока восьми часов. Столь длительный контроль нужен для того, чтобы прибор зафиксировал пресловутые острые пики, соответствующие приступам. Гиперрелигиозность и гиперпретенциозность Люкаса являются особенностью людей с повреждением височной доли головного мозга. Потеря способности к суждению, невозможность поддерживать эмоциональное равновесие на основе логики и сенсорных сигналов вызывают обратную связь, когда бредовые фантазии больного воображения становятся для человека реальностью. Признак такого симптома – «возрождение» Люкаса к христианству, произошедшее в тюремной камере всего через несколько лет после того, как во Флориде и Техасе он был буквально заворожен сатанинскими идеями. Даже после обращения в христианство Люкас продолжает лгать и манипулировать окружающими с почти сверхъестественным чутьем к тому, чего, по его соображениям, от него хотят.

Токсикологические тесты свидетельствуют, что повышенное содержание свинца и кадмия, присутствующее в нервной ткани, в сочетании с многолетним отравлением наркотиками и алкоголем разрушило значительную часть мозга, не оставив ему способности восстанавливаться физически или психически. В медицинском обследовании Люкаса документально подтверждены три признака повышенного содержания кадмия в крови: потеря памяти на сновидения, чрезвычайно сильный запах, исходящий от тела, и потеря обоняния. Люкас и теперь не может вспомнить своих снов, и, по его утверждению, однажды он трое суток ехал в автомобиле и вез отрезанную голову одной из своих жертв, не чувствуя запаха разложения.

Подобно всем серийным убийцам, Люкас продемонстрировал эксцентричную и жестокую сексуальную активность с характерной неясностью сексуальной ориентации, еще до первого серьезного преступления. Он утверждает, что занимался сексом с родственниками, совершал акты скотоложества, а также удовлетворял свои сексуальные потребности с убитыми жертвами. По его словам, он убивал, чтобы обрести сексуальную потенцию, потому что был не способен к близости с живым человеком, так как партнер самим фактом своего существования бросал вызов превосходству Люкаса и представлял для него смертельную угрозу. Мать настолько разрушила у Люкаса сознание факта его жизни на земле, что он и сегодня считает, что для сексуальных отношений с человеком того необходимо убить. А убив жертву, если отношения с ней, с точки зрения Люкаса, сложились благоприятно, он начинал скорбеть о жертве и о себе. Если отношения ограничивались сексом, он совершал коитус с трупом и закапывал тело в неглубокую яму в придорожном кювете.

«Секс – это моя погибель, – говорит Генри Люкас. – Я добиваюсь его всеми способами. Если мне приходится кого-то принудить, чтобы получить удовольствие, я так и делаю. Если нет – значит нет. Я их насилую, да. Я это делал. Я убивал животных, чтобы заниматься с ними сексом, и у меня был с ними секс, пока они жили». Люкаса заставляли смотреть, как мать занимается любовью с клиентами, его заставляли носить девичью одежду и завивали волосы, в результате он возненавидел женщин, отравивших ему жизнь. Стоило Бекки Пауэлл поспорить со своим покровителем и защитником – и в следующей момент она лежала мертвая с ножевой раной в груди. А спустя всего несколько недель, когда воспоминание о Бекки прокручивалось у Люкаса в голове, он обратил внимание на бабушку Рич и тоже убил ее. Таким образом, он прикончил двух женщин, с которыми, единственными в его жизни, имел хоть сколько-то теплые отношения, потому что был лишен терпения, необходимого для сохранения этих отношений при конфликте.

Все свое детство и всю жизнь Люкас недоедал. Мать заставляла сына с мужем питаться отбросами, рыться на помойках, себе же, клиентам и сутенеру готовила нормальную еду. В школьные годы Люкас получал сэндвичи от учительницы, которая иногда кормила его и горячей пищей. В годы, непосредственно предшествовавшие аресту за убийство, ежедневный рацион Люкаса составляли наркотики и алкоголь, пять пачек сигарет, арахисовое масло и сыр. Это многолетнее недоедание, особенно в детстве, привело к недостаточному развитию мозга, а также к нарушению логических и познавательных способностей. Только оказавшись за решеткой, он стал регулярно питаться, избавился от повышенного содержания сахара в крови и острой недостаточности витаминов и микроэлементов.

На протяжении жизни склонность Люкаса к жестокости неуклонно возрастала, что является еще одним признаком формирования серийного убийцы. С раннего детства он забавлялся поджогами, проявлял злобную жестокость к животным. Став постарше, занимался скотоложеством, подростком насиловал, в юности впервые убил человека. Уже законченным серийным убийцей Люкас совершил многочисленные убийства, акты некрофилии, истязал, уродовал свои жертвы, расчленял трупы, сохраняя часть останков в вице тотемов. Он признавался, что, несмотря на обращение в христианство, по-прежнему неспособен контролировать себя, и выражал благодарность уголовной системе за то, что его держат в тюрьме. Преступник неоднократно заявлял, что если по какому-либо капризу правосудия он будет выпущен на свободу, то, вероятно, снова кого-нибудь убьет. Он признает законы общества, но утверждает, что наказание не имеет для него значения, поскольку испытал такое, что не доводилось вынести ни одному человеку. И хотя Люкаса признали вменяемым, он понимает, внутри у него царит мрак, через который ничто не может пробиться.

Люкас объясняет: «Когда я нахожусь среди людей, я чувствую напряжение, нервозность. Мне кажется, это потому, что я мало жил среди людей. Большую часть жизни я провел в одиночестве. Мне трудно с ними говорить, так было всегда. Вряд ли в мире найдется врач, который возразит другому врачу. Они говорят, что у меня все нормально, значит, так и есть. Я не чувствую, что со мной что-то не так, я это знаю! Люди не делают того, что они делают, если у них все в порядке. Я думал, что ни за что никого не убью, так что дело не в этом. Меня что-то толкает на это. И другого выбора у меня нет».

Итак, Люкас прожил много лет в некоем призрачном мире, отчасти из-за того, что его мозг всегда был неспособен обрабатывать информацию так, как это делает здоровый мозг, отчасти потому, что мать Люкаса превратила воспитание ребенка в ад. Несколько травм головы, длительное недоедание, отравление мозга алкоголем (мальчик стал употреблять спиртное в больших дозах уже в десятилетнем возрасте), а также наркотики в совокупности послужили причиной прогрессирующей дегенерации его нервной системы. Взаимодействие между отдельными областями головного мозга нарушилось, сотни тысяч электрохимических переключателей, которые держат в равновесии чувство жестокости, обеспечивая социально приемлемое поведение, просто не срабатывали, как полагается. В результате, доведенный до крайней точки, Люкас оказался неспособен контролировать свои поступки. На вопрос, как он воспринимал свою жертву в момент убийства, он объяснил: «Это скорее тень, чем что-то иное. Знаете, это вроде бы человек, но он не воспринимается. Само убийство – это, к примеру, словно ты идешь по улице. Одна половина идет в эту сторону, а другая – в ту. И правая половина не знает, что собирается сделать левая». Но, что еще важнее, сочетание физиологических, психических и химических факторов породило тип нелюдя, индивидуума, настолько вырвавшегося за пределы нормальности, что традиционные категории, принятые для описания криминального поведения, к нему неприменимы. Генри Ли Люкас, подобно другим серийным убийцам, о которых идет речь в этом разделе, принадлежит к ходячим мертвецам. Это человек, к десяти годам переживший свою эмоциональную и социальную смерть. Существование для него превратилось в погоню за удовлетворением основных первобытных инстинктов.

Перед нами типичный индивидуум, в жизни не усвоивший ни одной стройной модели социального и эмоционального поведения. Генри Люкас если не находился в стенах какого-либо закрытого учреждения, обитал в мире теней. Попадая в тюрьму или в психиатрическую лечебницу, он становился послушным. Его можно было принять за шизофреника с тяжелыми нарушениями характера, но в то же время за человека, явно остающегося в рамках естественных переживаний. Он даже неоднократно пробовал покончить с собой, чтобы положить конец своему жалкому существованию и заставить умолкнуть голоса, раздающиеся в голове. В конце концов, оказавшись в отделении для смертников в Хантсвилле Темс, получая тюремный рацион, Люкас стал меняться. Структура учреждения сделалась для него эмоциональным скелетом, раковиной, удерживающей разрозненные элементы его личности. И поскольку Люкас живет в такой раковине, опирается на ее структуру, в нем может начаться некоторое возрождение личности. Он наконец-то предается печали, скорбит по себе и по тому, кем ему уже никогда не стать. Однако он, наверное, никогда не придет к искреннему раскаянию. «Я чувствую каждую свою жертву, когда возвращаюсь к ней, я должен пойти и опять пережить это. То есть вернуться и снова совершить то преступление. Целиком… Я много раз ловлю себя на том, что совершенно раскис и рыдаю. Раньше у меня такого не было. Я никогда ни к кому ничего не чувствовал, человек был для меня пустым местом».

Карлтон Гэри

1. Другие имена, прозвища: Карл Майклз, Майкл Гэри, Майкл Дэвис, Майкл Энтони Дэвид.

2. Дата рождения: 15 декабря 1952 года.

3. Место рождения: Колумбус, Джорджия.

4. Место ареста: Колумбус, Джорджия.

5. Дата ареста: 12 сентября 1983 года.

6. Обвинения при аресте: Убийство, изнасилование, грабеж.

7. Обвинения при вынесении приговора: Убийство, изнасилование.

8. Приговор: Смертная казнь.

9. Статус в настоящее время: Отделение для смертников. Джексон, штат Джорджия^[15].

«Там, где стоял Джордж, был лифт и табачный киоск. Тогда этот белый фраер подошел и спросил, чего мы хотим. Я ответил этому белому фраеру, что мы разыскиваем миссис Полайт, как будто мы искали место судомоек по объявлению в газете. Этот белый фраер говорит: уже слишком поздно, в хозяйственном отделении никого нет. Белый фраер вернулся за свой стол, а мы с Джоном сели в лифт. Я не обратил внимания, на каком этаже мы вышли, но Джон нажал кнопку, лифт остановился, мы вышли и отправились по коридору. Джон шагал впереди.

Он надел резиновые перчатки и сказал, чтобы я не беспокоился о своих отпечатках пальцев, ведь я раньше не привлекался, у полиции нет образцов, значит, меня не выследят. Тут мы подошли к двери этого номера. Я заметил, что когда Джон или Поп подходил к двери, он запихивал в замок какой-то материал. Джон вошел первым. Я за ним. Он повернутся ко мне и говорит: “Проверь в ванной”. В ванной было темно. Теперь я вспоминаю, что в тот момент на Джоне были черные кроссовки, как у команды “Олл старз”. Я пошел в ванную. Я огляделся.

Я видел, как Джон в другой комнате с фонариком разглядывает бумаги. Снаружи рядом с ванной была дверь. Я открыл ее и оказался в гардеробной. Потом заглянул в комнату. Джон обыскивал ящики комода. Я заметил, что кровать смята. Тут я услышал, что по коридору идут люди. Я напугался. Когда звуки стихли, я увидел, как Джон направляет фонарик на дверь, у которой стоял большой сундук. Джон попросил меня помочь его передвинуть. Когда луч света упал на сундук, я заметил рядом с ним на полу человеческую голову. На теле, принадлежавшем этой голове, валялись разбросанные бумаги. Это было тело женщины, белой женщины. Джон наклонился, схватил голову за волосы и откинул прочь. Я не подходил к телу. Но Джон попросил меня помочь переставить сундук на кровать. Я подошел и вместе с Джоном поставил его на смятую постель. Джон принялся за замок. В сундуке лежали вещи, завернутые в бумагу. Мы обыскали сундук. Я надел снегоходы Джона или Попа и покинул номер. Я пошел по коридору к лифту. Джон остался в комнате. Я вышел из Веллингтон-отеля и пошел на угол Стейт– и Игл-стрит туда, где стоит Де Витт Клинтон отель. Прождал там двадцать пять или тридцать минут, и, когда Джон или Поп подошел ко мне, мы отправились по Игл-стрит к бензоколонке на углу Игл– и Ховард-стрит в Олбани, штат Нью-Йорк».

В признании, сделанном в управлении полиции Олбани в июле 1970 года, Карлтон Гэри описал совершенное им убийство восьмидесятипятилетней Нелли Фармер, называя убийцу «Карл Майклз». Это преступление стало моделью тех убийств, за которые он будет осужден спустя шестнадцать лет в Джорджии. Гэри избежал предъявления обвинений за это злодеяние, так же как и за серию ограблений с убийствами, совершенную им в Олбани ранее. Эти дела остаются открытыми по сей день, хотя использовались следствием для описания модели преступлений, схожей с удушениями, совершенными в Колумбусе, что и помогло жюри округа вынести Гэри приговор в 1986 году.

В признаниях, сделанных в полиции Олбани, равно как и в более поздних признаниях в полиции Колумбуса по поводу виннтонских убийств, Гэри не отрицал, что находился на месте преступления и участвовал в ограблении, но давал понять, что убивал его сообщник. В Олбани Джон Ли Вильямс, человек, которому Гэри приписывал совершение убийств, содержался в окружной тюрьме и был приговорен на основании показаний Гэри к отбыванию заключения в Данморе. Позднее обвинение аннулировали. Когда Гэри отказался от своих показаний, Джона Вильямса сочли невиновным и отпустили на свободу. Полиция Колумбуса установила, что виннтонские убийства Гэри совершал в одиночку. Он грабил пожилых женщин, избивал их, насиловал и, в конце концов, душил чулком или шарфом.

«Он всегда был мошенником», – сказал Гомер МакГилврей, экс-детектив из Гейнсвилла, штат Флорида, о Карлтоне Гэри, чье имя всплывало чуть ли не после каждого преступления, произошедшего в округе. Гэри сообщил руководству тюрьмой штата Нью-Йорк, что никогда не имел ни дома, ни родителей. Отчасти это была правда. Вначале он жил с матерью, которая все время переезжала с места на место, потом с теткой, бабушкой или совсем один, когда пустился на розыски матери. Постоянного дома у Карлтона Гэри не было. До первого ареста, случившегося перед его совершеннолетием, Гэри сменил пятнадцать мест проживания. С тех пор, как соседи заметили мальчишку на свалке – он рылся в поисках еды, – до первого ареста за поджог его жизнь являет собой классический пример подготовки к жестокости и насилию.

Карлтон Гэри имел коэффициент интеллектуальности на уровне таланта и довольно высокие творческие способности, однако их, вероятно, свели на нет пороки развития и отсутствие счастливого детства. О его врожденных дефектах свидетельствует несколько мелких физических аномалий: кожные перепонки между пальцами рук и чрезмерно длинные средние пальцы на ногах. Еще в начальной школе Гэри перенес по меньшей мере одну серьезную травму головы на площадке для игр, с потерей сознания и коматозным состоянием. От мальчика отказался отец, в детстве его хронически недокармливали, в подростковом возрасте он пристрастился к наркотикам. До восемнадцати лет он обвинялся в грабежах, изнасилованиях и поджоге.

В Карлтоне Гэри совмещалось несовместимое. Он стал мужем и сутенером, убийцей пожилых женщин и заботливым опекуном своей престарелой тетки, вором и благодетелем. Совершая убийства в Виннтоне, распространяя наркотики по негритянским районам Колумбуса и выступая в качестве модели на местном телевидении, Гэри закрутил роман с помощницей шерифа, не ведавшей о том, что любовник ведет двойную жизнь.

Гэри так и не сознался в преступлениях. Он до сих пор утверждает, что действовал с сообщником по имени Майкл Криттендон. Тот высматривал подходящие для ограбления дома и совершал там убийства, в то время как сам Гэри прятался снаружи, в кустах. Обвинению не удалось найти свидетелей, хотя жертва одного из сексуальных нападений спустя много месяцев указала на убийцу после сеанса гипноза. Но показания, сделанные под гипнозом, по утверждению адвоката Гэри, Бада Симена, были непоследовательным и недостаточно убедительными, чтобы стать основой для обвинения Гэри в изнасиловании и покушении на убийство.

На каком же основании обвинению удалось добиться для Гэри смертного приговора, если не нашлось ни одного свидетеля его злодеяний? И какой путь прошел Карлтон Гэри, возвратившись в Колумбус после двадцати лет тайной войны с полицией, отбыв заключения в тюрьмах Флориды, Южной Каролины и Нью-Йорка? Во-первых, обвинение, выдвинутое против Гэри, опиралось на повторяющиеся модели поведения, которые следствию удалось связать с похожими удушениями чулком и с ограблениями и убийствами в Нью-Йорке. И хотя штат предъявил Карлтону Гэри лишь обвинения в убийствах Флоренс Шайбл, Марты Турмонд и Кэтлин Вудрафф, преимущественно на основании оставленных на месте преступления отпечатков пальцев, прокуратура использовала убийства Фери Джексон и Джин Даймстейн, чтобы создать более широкую модель аналогичных преступлений, а убийство Нелли Фармер в Олбани – как модель преступления, не менявшуюся целых семнадцать лет.

Карлтон Гэри признался, что три раза присутствовал во время преступлений. Он препроводил полицию Колумбуса к домам погибших, показал, каким образом туда проникал и где находились жертвы в момент убийства. И хотя вину за содеянное Гэри перекладывал на Майкла Криттендона, позднее оправданного полицией, описывая якобы увиденное, он рассказывал, как сообщник убивал и насиловал. Следственные органы использовали признания в ограблениях, чтобы доказать факт присутствия Гэри на месте преступления, а ссылаясь на результаты анализов спермы, доказывали, что он мог совершить изнасилования. Проведенные позднее исследования лобковых волос подтвердили возможность его участия в изнасиловании. И наконец, полиции удалось использовать свидетельские показания Гертруды Миллер, опознавшей в нем человека, который бил, насиловал и пытался задушить ее нейлоновым чулком в 1977 году всего за четыре дня до обнаружения первого убийства в Колумбусе. Карлтон Гэри был признан виновным девятью мужчинами и тремя женщинами, членами окружного суда присяжных, и приговорен к казни на электрическом стуле.

«У меня нет родителей», – однажды заявил Гэри.

И если руководствоваться общепринятыми критериями, это – правда. Он никогда не знал своего отца, строительного рабочего, впоследствии трагически погибшего; Гэри видел его лишь однажды, когда ему исполнилось двенадцать лет. Мать Карлтона переезжала всякий раз, встречая нового мужчину. В детстве Гэри иногда переезжал с матерью, а порой оставался с двоюродной бабушкой, Альмой Вильямс, или с сестрой отца, Лилиан Несбит. Вскоре Гэри стал скитаться с места на место, часто без ведома родственников. Он превратился в беспризорника. Благодаря остро развитому инстинкту выживания мальчишка добивался расположения взрослых – всех, кто мог ему помочь. Дядя Гэри с материнской стороны, Уильям Дэвид, вспоминает, как однажды за четыре дня до Рождества военная полиция сообщила ему, что его ждет посетитель. В это время он стоял на посту у входа на военную базу Форт-Ли в штате Виргиния. Потом полицейские передали трубку восьмилетнему Карлтону. «Дядя, это Гэри. Приезжай, забери меня». Уильям Дэвид и по сей день удивляется, как племянник в одиночку добрался до Виргинии. Он определил ребенка в школу, но весной Карлтон сбежал к другому дяде, в Северную Каролину.

Не имея настоящего дома или родителей, которые могли бы нести за него ответственность перед законом, Гэри мотался между тетками Альмой и Лилиан в Колумбусе и матерью во Флориде. В Форт-Майерсе во Флориде, окончательно обосновавшись у матери, он как-то вернулся из школы и узнал, что та с очередным сожителем съехала с квартиры. И шестнадцатилетний парень вновь пустился в путь, на поиски матери, отправившейся в Гейнсвилл. Там он встретил свою первую жену Шейлу, там же он предстал перед судом по обвинению в метании зажигательных бомб в бакалейный магазин, принадлежавший белому владельцу.

Но Гэри не в первый раз выступал в роли обвиняемого. За полгода до этого его обвиняли в угоне автомобиля в Гейнсвилле, а еще через два месяца – за кражу со взломом. Гэри бежал из-под стражи на север, в Коннектикут. Он вызвал к себе жену, и они вдвоем стали работать в Олд-Сейбруке, Нью-Лондоне, Хартфорде и Бриджпорте, больших и маленьких городах на побережье в Южном Коннектикуте. После того как его привлекли к суду за нападение на полицейского в Бриджпорте, Гэри с женой скрылись, пересекли границу штата и оказались в Олбани, штат Нью-Йорк. Здесь он подвизался музыкантом в ночных клубах и, в конце концов, угодил за решетку за участие в ограблении и убийстве Нелли Фармер.

Во время расследования Гэри дал показания в окружной прокуратуре Олбани. Он признал, что участвовал в грабеже со взломом, сообщил о виновности некоего Джона Вильямса в смерти Нелли Фармер, а также Мэрион Бруэр, другой пенсионерки, которая была изнасилована и задушена подушкой в отеле поблизости. Гэри дали десять лет заключения в тюрьме Данмора за грабеж, хотя дело против Джона Вильямса развалилось из-за отсутствия доказательств, и Гэри избежал обвинения в убийстве. Отсидев пять лет, он освободился под честное слово. Через четыре месяца его снова арестовали за нарушение честного слова. Спустя год он был опять выпущен под честное слово.

Дело закончилось тем, что в августе 1977 года, после побега из тюрьмы округа Онондага в Нью-Йорке, Гэри вернулся в Колумбус, где всю осень и зиму 1977–1978 года совершал свои «чулочные удушения». К апрелю 1978 года он прекратил серию убийств и начал серию ограблений кафетериев «фаст фуд» в Колумбусе и Южной Каролине, где был задержан в феврале 1979 года. Именно там, в Южной Каролине, преступник признался, что грабил рестораны в Джорджии и бежал из тюрьмы Онондага. Через пять лет Гэри вновь бежал и был схвачен в Джорджии, где уже на следующий день ему были предъявлены обвинения в виннтонских убийствах. В августе 1986 года убийцу приговорили к смертной казни.

Суд над Карлтоном Гэри оказался почти проформой. Он был осужден за преступления, совершенные девять лет назад, через два с половиной года после ареста. Процесс рассмотрения апелляций продлится еще от шести до восьми лет. Возможно, Карлтон Гэри никогда не увидит электрического стула, а штат Джорджия так и не добьется того, чего желает с момента обнаружения Чулочного душителя. Подлинная трагедия заключается в том, что убийства никогда бы не произошли, если бы пятнадцать лет назад, в Онондаге или Сиракьюсе, когда Гэри предупреждал, что пойдет по пути эпизодической жестокости, кто-нибудь отнесся к нему серьезно. Он просил помощи у офицера, принимавшего решение об освобождении под честное слово. Но его мольбы были оставлены без внимания.

Потенциального жестокого преступника в Гэри можно было разглядеть еще тогда, когда он ребенком рылся в мусоре в поисках еды или когда объявился на пороге военной базы в Форт-Ли. Подобно Генри Ли Люкасу, появившись на свет, Карлтон Гэри оказался в нестабильной и жестокой домашней среде. Отец мальчика отсутствовал, а мать с одинаковой легкостью меняла адреса и приятелей. В детстве Гэри обижала не только мать, но и ее сожители. В период интенсивного роста его плохо кормили.

Как свидетельствуют предварительные данные медицинских обследований, он страдает нарушениями деятельности головного мозга. Гэри не один раз перенес тяжелую черепно-мозговую травму. Он был хроническим наркоманом и, кроме того, получал помощь по поводу психологических проблем. В юношеские годы у него проявилась склонность к жестокости и асоциальному поведению. Гэри судили за поджог, грабеж, изнасилование, развратные действия и многочисленные убийства. Эта модель жестокости и преступлений сохранялась у него на протяжении долгого времени. Большую часть из своих тридцати четырех лет Гэри провел либо за решеткой, либо в бегах. Однако, в отличие от традиционных убийц, он лишал жизни не знакомых, а совершенно посторонних людей, женщин, которых вначале насиловал, потом избивал и, наконец, душил шарфом или чулком. Очевидно, что его серия убийств развивалась по определенной модели: две или более престарелые белые женщины в Олбани и затем пять престарелых белых женщин в Колумбусе. Иначе говоря, даже без глубоких исследований и физиологических тестов, которые проводились для выявления общих симптомов на примере Генри Ли Люкаса, у Карлтона Гэри обнаружились все внешние признаки серийного убийцы, который легко растворялся среди людей в период совершения этих ужасающих преступлений.

Дело Карлтона Гэри пока не списано со счетов. Идет процесс рассмотрения апелляций^[16]. До уточнения окончательного диагноза его адвокаты будут добиваться отмены смертного приговора, ссылаясь на то, что не имели возможности представлять интересы подзащитного надлежащим образом. Если в процессе этих апелляций ЭЭГ и компьютерная томография выявят у него органические изменения, а тесты кожи и волос обнаружат высокое содержание токсинов, влияющих на эмоции, это никого не удивит. Сочетание физиологических, психологических и социальных аномалий на фоне модели преступного поведения указывает на Гэри как на индивидуума, неспособного контролировать свое поведение. Отсутствующие фрагменты головоломки Чулочного душителя сложатся в полную картину.

Бобби Джо Лонг

1. Другие имена, прозвища: Нет.

2. Дата рождения: 14 октября 1953 года.

3. Место рождения: Кенова, Западная Виргиния.

4. Место ареста: Тампа, Флорида.

5. Дата ареста: 14 июля 1983 года.

6. Обвинения при аресте: Убийство, изнасилование.

7. Обвинения при вынесении приговора: Убийство, изнасилование.

8. Приговор: Смертная казнь.

9. Число жертв: Пятьдесят (с лишним) изнасилований, девять убийств.

10. Статус в настоящее время: Отделение для смертников, Старк, Флорида.

Когда Бобби Джо Лонг приметил хорошенькую молодую женщину, которая возвращалась на велосипеде домой, в Северную Тампу, он решил, что с него хватит. Лонг семь лет крутился в бешеном водовороте изнасилований и убийств, следуя циклу луны. Он подбирал «безнравственных женщин» в барах или на улице, заводил их на безлюдный участок дороги, скручивал, насиловал, душил и бросал на обочине. В помощь детективам из местного отдела убийств был создан целевой отряд из сотрудников полиции штата и специальных агентов Центра медицинского исследования поведения при ФБР.

«Отпуская ее, я знал, что теперь это лишь вопрос времени, – вспоминает Лонг, сидя в своей камере в отделении смертников во Флориде. – Я даже не говорил ей, чтобы она не ходила в полицию. Я прочитал про целевой отряд в Тампе еще до нашей встречи и запросто мог уехать в Форт-Лодердейл или другое место, где остался бы непойманным. Но мне было все равно, я хотел остановиться. Мне это уже осточертело. Разве тот факт, что я мог скрыться и не скрылся, не говорит сам за себя?»

Все это время Бобби Лонг жил в Тампе, встречался с девушками, брался за любую работу и получил свидетельство техника по рентгену. Он старался любой ценой удовлетворять сексуальные желания и дошел до того, что больше не мог себя контролировать. С тех пор как Лонг перенес обширную черепно-мозговую травму, разбившись на мотоцикле десять лет назад, в нем что-то изменилось. Он стал легко выходить из себя, по малейшим поводам и вообще без повода проявлять жестокость, потерял всякую жизнерадостность и перестал воспринимать шутки, как делал это до аварии. Внезапные или громкие звуки вызывали у него ярость. Кроме того, у Лонга появилась неукротимая тяга к сексу. Находясь в браке, он занимался сексом с женой два или три раза в день и мастурбировал не менее пяти раз в сутки. В фантазиях он имел близость с сестрой жены и ее подругами. Его переполняли мечты о групповом сексе и насилии над женщинами. Эти фантазии начались у Лонга еще в больнице, где он выздоравливал после катастрофы. Совершая убийства в 1983 году, Бобби Джо Лонг возвращался в свою квартиру в Северной Тампе и крепко засыпал – иногда сон продолжался более двенадцати часов, – а проснувшись, не мог понять, приснилось убийство или он на самом деле совершил его. Преступник шел через дорогу в ближайший киоск и покупал газету, чтобы это выяснить. Он наблюдал, как по мере обнаружения трупов в Тампе нарастала паника. Он читал о прошлом убитой девушки, работавшей на улицах и в барах, о ее горюющих родственниках. Если бы Лонг мог испытывать какие-то чувства к своим жертвам, он бы их ненавидел. Первой была Нгеон-Тхи-Лонг, стриптизерша, работавшая в барах на Норд-Небраска-авеню в Тампе. Убийца знал, что девушка – проститутка. Он ненавидел шлюх, агрессивных женщин и кокеток, которые не могли сохранить верность какому-нибудь одному мужчине. В действительности Бобби Джо Лонг, по его словам, сочувственно относился к слабому полу. Восемь лет назад он превратился в «Насильника по объявлению» в Форт-Лодердейле и Окале: нападал на домохозяек, помещавших объявления в разделе купли-продажи, а потом жалел их. Он объяснял, что не хочет причинять им вреда и не стал бы обижать их, даже если бы они попытались позвать на помощь. «Много раз мы просто разговаривали. Вы бы удивились, узнав, что мне рассказывали».

Но в ноябре 1983 года все изменилось. Состояние Бобби Джо Лонга постепенно ухудшилось. Он уже совершил восемь убийств. Собственные поступки вызывали у него омерзение, но он был не в силах остановиться. Тут-то ему и повстречалась велосипедистка. Закончив ночную смену в кондитерском магазине, она после полуночи ехала домой. Бобби Лонг реагировал почти инстинктивно. Любая красивая девушка, находившаяся на улице так поздно, является источником беды. А эта казалась такой агрессивной, она так уверенно крутила педали своего велосипеда на темной дороге. Спрятавшись в кустах, Лонг замер в ожидании. Потом, выпрыгнув из укрытия, он сбил ее с велосипеда и без труда сразу же связал.

Но жертва не проявляла агрессии. Завязав ей глаза, Лонг посадил девушку к себе в машину и пустился в двадцатишестичасовую одиссею по городу, которая закончилась освобождением жертвы. Это была настоящая жертва. У ее семьи не хватало денег, отчим, безработный инвалид, прикованный к креслу-коляске, в детстве приставал к падчерице. А теперь ей приходилось по ночам работать в магазине, чтобы содержать семью. Еще она училась в колледже. Лонг знал: девушка не заслуживает смерти, она не походила на других особ. Она не была проституткой и не относилась к тем женщинам, которые манипулируют мужчинами с помощью своего тела. Он много часов возил ее с завязанными глазами, пытаясь разговаривать с ней так, как восемь лет назад разговаривал с первыми жертвами изнасилований. Лонг объяснил, что не хочет причинить ей боль. Когда он воспользовался банкоматом, жертве удалось взглянуть на приборную доску и немного оглядеться. Потом они приехали на квартиру преступника, где ей опять удалось украдкой подглядеть, как выглядит его жилье (позднее она предоставила полиции подробное описание квартиры и тех мест, куда ее возили). Лонг совершил изнасилование, но теперь все происходило иначе. В итоге он отвез жертву туда, откуда похитил, и отпустил.

Насильник понимал: едва оказавшись на свободе, девушка приведет полицию. Он также понимал, что дело близится к развязке, – еще когда узнал о создании целевого отряда. Но в его голове еще оставалось что-то человеческое, и это что-то больше не мирилось с чудовищной жестокостью и стремилось положить ей конец. Его фантазия окончательно лопнула, а серия убийств и насилий иссякла.

Через два дня навязчивая идея вернулась к преступнику. Проезжая поздно вечером по окрестностям Северной Тампы, он обратил внимание на автомобиль, который то обгонял его, то отставал. Лонг подумал, что за рулем женщина, скорее всего, пьяная, и поехал следом. Незнакомка чуть не съехала с дороги, а потом, заметив преследование, остановилась. Лонг затормозил прямо рядом с ее машиной, вышел и завел с девушкой разговор. Через пару минут она приняла приглашение покататься, надеясь, что под утро он привезет ее назад, к автомобилю. Бобби заметил, какая она крупная. Позднее он описывал жертву так: грубоватого вида девушка в ковбойских сапогах, не полная, но ширококостная. Она не понравилась ему с первого взгляда.

Как только незнакомка оказалась рядом, Лонг кинулся на нее. Жертва стала кричать и вырываться, пинать его ногами, пытаясь выскочить из машины. В конце концов, Лонгу удалось справиться с ней и привязать к сиденью. Она все кричала и замолчала лишь тогда, когда преступник сдавил ей горло. Девушка затихла, и Бобби поехал колесить вокруг города. Всякий раз, стоило жертве закричать, он сдавливал ей глотку, и она замолкала. Потом Лонг стал душить ее, пока девушка не потеряла сознание. Вскоре она пришла в себя и снова закричала. И он снова душил ее до потери сознания. Бобби раздел жертву, но, глядя на ее извивающееся тело, почувствовал, что неукротимая жажда секса испарилась. Тут девушка опять очнулась и принялась звать на помощь. На этот раз он задушил ее до смерти. А потом несколько часов ездил по Северной Тампе с нагим телом покойной Ким Свонн, находившимся рядом с ним на переднем сиденье. Никто не задержал его, даже когда убийца остановился заправиться на местной бензоколонке. Через четыре дня Лонг был арестован за изнасилование и убийство, и теперь жестокая карьера серийного убийцы тридцати одного года от роду оказалась предметом судебного разбирательства.

В одиннадцать лет, когда у Бобби Джо Лонга начался переходный возраст, он заметил, что его груди растут. Мальчик очень смущался: грудь топорщилась под рубашкой, как у девочки. Одежда стала ему мала, а фигура тоже изменилась. Другие члены семьи имели аналогичное врожденное расстройство эндокринной системы, и врач назначил Бобби операцию. Мать Лонга вспоминает, что хирург удалил ему более шести фунтов ткани с груди. Казалось, проблема решена, но операция не помешала Лонгу остаток лет переживать лунный цикл, подобный менструальному.

«Даже теперь, – вспоминает он, – я всегда могу сказать, когда наступает полнолуние. В это время я схожу с ума: я не могу усидеть на месте, мне надо ходить, всякий пустяк выводит меня из себя. И я не единственный. По всему отделению можно сказать, когда наступает полнолуние, даже если луну не видно через окно. Люди начинают кричать и ведут себя так, что можно безошибочно определить приход полнолуния».

Боязнь превратиться в женщину, испытанная Лонгом в переходном возрасте, наложилась на другие проблемы, связанные с женщинами и преследовавшие его всю жизнь. Когда он был еще совсем маленьким, мать развелась с его отцом и уехала с сыном во Флориду. Лонг вспоминает, что они жили крайне бедно: снимали комнату в какой-нибудь гостинице и спали на одной кровати. Воспоминания Лонга и его матери Люэллы не совпадают. Мать работала, но ночам встречалась с разными мужчинами; некоторые из них регулярно навещали ее. И хотя Люэлла отрицает некоторые моменты, они сходятся в том, что Лонгам приходилось то и дело переезжать в поисках нового места работы. Они нигде не задерживались достаточно долго, чтобы мальчик мог завести друзей. Он всегда был одинок, мать являлась его единственным товарищем. И Бобби чрезвычайно сердился, когда Люэлла, красивая и соблазнительная, встречалась с мужчинами.

Лонг вспоминает, как просил мать остаться с ним, когда она не работала в ночную смену. Но та не желала сидеть дома. Она всегда куда-то уходила. «Я спрашивал ее, почему она не может проводить свободное время со мной, почему она меня никогда никуда не сводит. Но она уходила, подкидывая меня какой-нибудь соседке». Но особенно Лонг страдал от того, что ему приходилось спать с матерью в одной кровати до достижения двенадцати лет – она как раз вторично вышла замуж. Лонг смущался, считая это неудобным, а с точки зрения матери такова была экономическая необходимость.

«Я никогда не раздевалась в присутствии сына, не делала ничего, что можно было бы счесть неприличным, – поясняет женщина. – У нас просто не хватало денег на две спальни». Еще Люэлла Лонг вспоминает, что работала по ночам и возвращалась домой в пять или шесть часов утра, а когда собиралась ложиться спать, Бобби уже вставал в школу. По словам женщины выходит, что они использовали кровать в две смены: он спал по ночам, а она – днем. Она также отрицала, что приводила мужчин к себе домой. «Мы жили очень бедно на мои чаевые официантки или подавальщицы в закусочной, обслуживающей проезжающих клиентов. Случалось, я не знала, где взять деньги, чтобы поесть в следующий раз, не говоря уже о квартплате, я все время боялась оказаться на улице. Но что бы ни говорил теперь Бобби Джо или кто-то другой, я никогда не была проституткой и старалась быть хорошей матерью».

В период с 1956 года, когда Люэлла после развода с первым мужем уехала с сыном из Западной Виргинии, до 1968 года – времени развода со вторым мужем – мальчик редко видел своего отца. «Они приезжали в Кенову на Рождество или еще на какой-нибудь праздник, тогда я их и видел. Но главное, я не видел Бобби Джо». На суде над Бобби Джо Лонгом выяснилось, что его отец, Бобби Джо Лонг-старший, во время приездов во Флориду проявлял жестокость и совершал сексуальные нападения на бывшую жену, иногда с ножом. Сейчас он говорит о сыне с глубокой печалью. Бобби растила мать, она воспитывала его и управляла жизнью сына. В школе он получал хорошие оценки. А потом он встретил Синди.

В тринадцать лет Бобби Джо начал встречаться с Синди Джин Гатри, девочкой, которая жила вместе со своей тетей в нескольких кварталах от Лонгов. Через семь лет Бобби решил на ней жениться. Синди стала второй женщиной, управляющей его жизнью. «С первых свиданий мы стали неразлучны, – вспоминает Бобби. – Она приходила к нам, или я шел к ней. Мы всегда были вместе». Время от времени они расставались, каждый обзаводился новым партнером, но потом неминуемо возвращались друг к другу. Через пять лет после свадьбы и рождения двоих детей они разошлись окончательно.

Синди вела себя как мать Бобби Джо. Она была напористой, постоянно командовала. Женщины и внешне очень похожи. Обе стройные и белокурые, с похожими волосами, обе агрессивные, готовые манипулировать мужчинами. Бобби Джо нашел Синди как раз в тот момент, когда мать надумала второй раз выйти замуж. В душе он совершил естественный переход от одних отношений – матери и сына – к другим. Люэлла нашла себе нового партнера, то же самое сделал ее сын. Его роман с Синди продолжался и в период неурядиц матери во втором браке – та возвращалась в Западную Виргинию к бывшему мужу. Чувства Лонга и Синди уцелели в драках, без которых не могли обойтись влюбленные подростки. Роман выдержал и первое столкновение Бобби Джо с законом – его обвиняли в краже со взломом, но позднее обвинение было снято, – он продолжался и во время учебы Бобби в старших классах, и когда он был в армии.

Люэлле не нравилось внимание, которое сын дарил Синди. Эти две женщины и теперь продолжают обижаться друг на друга. «Она была интриганка, – говорит Люэлла о Синди. – Я не видела таких жестоких людей, как она. Девчонка не имела ни настоящей матери, ни семьи, в отличие от Бобби. И она завидовала ему. Я старалась относиться к ней как к родной дочери, растить внуков, но она никогда не любила меня». Мать вспоминает, что хотя на успеваемость сына и влияли постоянные переезды (они меняли место жительство каждые несколько месяцев), до встречи с Синди его успехи в учебе были очевидны. Но потом он совсем съехал и так и не получил аттестата. Люэлла даже отчасти винит бывшую сноху в преступлениях сына. «Вы не представляете, как он изменился, жена фактически разрушила всю его жизнь».

Бобби Джо Лонг женился на Синди после армии, где овладел профессией электрика. Еще школьником он помогал электрику и рассчитывал, что в армии получит лицензию на самостоятельную работу. Однако через шесть месяцев службы все изменилось в один миг, когда Лонг чуть не погиб в аварии. Он ехал на мотоцикле, чтобы обменять чек на наличные. «Я налетел на машину на скорости шестьдесят пять или семьдесят миль в час. Мощным ударом мне искорежило шлем. Я очнулся только в больнице».

С тяжелым переломом черепа Бобби Джо Лонг пролежал в полубессознательном состоянии несколько недель. Он страдал страшными головными болями, не унимавшимися целый день, и был неспособен фокусировать зрение. По словам пострадавшего, некоторое время после аварии зрачки обоих его глаз находились в расширенном состоянии; много месяцев спустя правый зрачок остался в таком же положении. Из анамнеза следует, что больной перенес тяжелую черепно-мозговую травму, но тогда ни рентгеновский снимок, ни ЭЭГ не проконсультировали опытного невропатолога. На суде, состоявшемся через десять лет после аварии, доктор Дороти Отноу Льюис из психиатрического отделения Медицинского центра Нью-Йоркского университета провела повторное обследование и установила, что оставшееся после травмы повреждение головного мозга было достаточно серьезным и больному следовало назначить детальное медицинское обследование.

Вероятно, повреждение головного мозга наложилось на возможные повреждения от четырех предыдущих черепно-мозговых травм, зафиксированных в медицинской карте Лонга, перенесенных им в возрасте до десяти лет. В пять лет он упал с качелей, потерял сознание, а очнувшись, обнаружил, что его глаз проткнула палочка, торчащая из середины века. Через год Бобби ударился головой, когда его столкнули с велосипеда, еще через год мальчика стукнул бампером автомобиль, в результате чего он потерял сознание и лишился нескольких зубов. Тогда Бобби Лонгу был поставлен диагноз – сотрясение мозга. Спустя год его сбросил пони, и в последующие несколько недель ребенок страдал головокружениями и тошнотой. Вспоминая это событие, Лонг говорит: «Я никогда в жизни так не болел, как в тот раз. Я даже не мог прямо стоять, у меня тут же начинала кружиться голова». Доктор Льюис сообщила адвокату Лонга, что в результате травм у него сильно поражена левая височная доля головного мозга, а также прилегающие к ней области, в результате чего нарушены функции центральной нервной системы, что в целом соответствует повреждению такого типа. Она также сообщила, что у Лонга обнаружена нерегулярность мышечных реакций в правом колене и лодыжке. В результате травмы у него до сих пор нечувствительна левая половина тела и не прекращается хромота.

Несчастный случай в корне изменил жизнь Лонга. Он объясняет: «Каждый, кто знал меня до катастрофы и знает теперь, скажет, что это два совершенно разных человека. Еще когда я лежал в больнице после аварии, я чувствовал, с моей головой что-то не так. Уже тогда я начал думать о сексе. Вот единственное, о чем я мог думать дни и ночи напролет. Я представлял, как занимаюсь сексом с женой, с ее подругами, со знакомыми. Это сводило меня с ума».

Через несколько месяцев после выписки Бобби из больницы у них с Синди родился первенец, но беды Бобби Джо Лонга только начинались. Вначале это были отзвуки несчастного случая. «Я пытался объяснить в больнице врачам, что со мной что-то не в порядке. Я не мог выбросить из головы мысли о сексе, и мы с Синди стали заниматься любовью не два-три раза в неделю, как раньше, а, по меньшей мере, дважды в день. Я воображал, как вступаю в сексуальные контакты с любой девушкой, которая попадалась мне на глаза. Я страдал головными болями, которые никак не проходили, у меня появилось ощущение, что половина моей головы – мертвая. И еще эти шумы! Малейший звук для меня был подобен взрыву. Я орал на сына, чтобы он замолчал, хотя на самом деле мальчик вел себя тихо. Это лишь мне казалось, что в доме шумно. И по сей день я не выношу громких звуков, прихожу от них в ярость, лишаюсь рассудка». Помимо неутолимой жажды секса, наиболее неприятной переменой, произошедшей в Лонге, стала нетерпимость, когда что-то выходило не так, как он хотел. «До аварии мне удавалось сдерживаться. Я сердился, но никогда не приходил в бешенство, даже если меня очень разозлить. Зато после аварии – и я заметил это сразу же, как вернулся домой, – всякий пустяк приводил меня в ярость. Я сделался таким жестоким, что иногда не мог себя контролировать, и это меня беспокоило. Прежде я таким не был».

Гнев часто накатывал на него подобно грозе, по ничтожному поводу или вовсе без повода, и так же внезапно утихал. Когда дикая вспышка бешенства проходила, Лонг начисто забывал о ней. Мать вспоминает один такой случай. Она одолжила у сына машину, чтобы поехать за покупками. А когда проходила мимо кресла, где он сидел, Бобби схватил ее, положил к себе на колени и больно отхлестал по ягодицам. У женщины остались болезненные кровоподтеки. Потом он пулей выскочил из дома. А вернувшись, не помнил о происшествии. И сегодня Лонг продолжает утверждать, что не помнит инцидента. Люэлла же после случившегося никогда больше к нему не приближалась.

В последующие несколько месяцев в характере Бобби Лонга произошли резкие изменения. Он стал сварливым, слишком остро реагировал на негативные ситуации и постоянно страдал головными болями и головокружениями. Через два года трудного выздоровления воинская карьера Лонга закончилась, когда он заявил, что армия нарушила условия контракта, не обеспечив полной медицинской диагностики его травм. Время от времени Бобби работал техником в медицинских рентгеновских кабинетах, но каждый раз его увольняли за приставание к пациенткам. Как-то раз он был замечен в том, что показывал непристойные фотографии маленькой девочке. За это ему пришлось отсидеть два дня в тюрьме, после чего Лонга снова уволили; вернувшись в Западную Виргинию, он пошел работать в больницу, но вскоре лишился места за то, что заставлял пациенток раздеваться для рентгеновского снимка. Лонг никогда не проявлял открытой враждебности и никому не угрожал, но в нем постоянно ощущалась какая-то внутренняя злоба.

С 1980 по 1983 год он совершил свыше пятидесяти изнасилований во Флориде – здесь его прозвали Насильником по объявлению, – терроризировал население в округе Форт-Лодердейла, Окала, Майами и округе Дейд. Преступник звонил по объявлениям о продаже мебели и других бытовых товаров и договаривался о встрече в дневные часы, когда наиболее вероятно застать хозяйку дома. Когда дверь открывали, он вытаскивал нож, связывал женщину, насиловал, а затем занимался грабежом. Лонг никого не убивал и редко проявлял жестокость. «Мне было их жаль, и я говорил, что не хочу никого обижать. Мне даже не хотелось их привязывать. По-моему, они знали, что я не жесток, потому что многие жертвы разговаривали со мной не как с преступником, а как с обычным человеком, рассказывали о своей довольно несчастливой жизни. В иных условиях у нас могли бы завязаться отношения».

Несмотря на помощь специально сформированного целевого полицейского отряда и привлечение сил ФБР, изнасилования продолжались около двух лет. Все это время Лонг старался вести себя как можно естественнее. Он пережил развод с женой и ее повторный брак, общался с родителями – они снова сошлись и планировали пожениться. Кроме того, он активно участвовал в общественной жизни. В это время Лонг был ложно обвинен своей бывшей подругой в изнасиловании. В целом инцидент представлял собой, по сути, перераспределение ролей в любовном треугольнике, из которого Бобби старался выпутаться. Он признает, что женщины легко манипулировали им, поскольку он не мог обойтись без секса. Однако из ревности к новой приятельнице своего бывшего друга женщина обвинила Лонга в изнасиловании, хотя на деле сама пригласила его к себе домой. «Я понял, на что способна настоящая сука, когда дело выходит не по ее, – пояснил Лонг. – Я совершал изнасилования и убивал. Я знаю, что происходит у меня внутри, когда я зверею. Я знаю, что я ощущаю. И могу вас заверить, я не насиловал эту девушку. Мы занимались сексом, но она была пьяна. Она пригласила меня к себе и объявила в присутствии моих друзей, что желает секса. А потом, на следующий день, сообщила в полицию, что я ее изнасиловал».

В ноябре 1981 года Лонгу предъявили официальное обвинение в изнасиловании, и дело было передано в суд. После вынесения приговора Лонг ходатайствовал о пересмотре дела. Последовал положительный ответ. «Дело было принято к повторному рассмотрению, – рассказывает Лонг. – Позднее обвинения сняли, потому что у меня имелись свидетели, которые подтвердили полиции, что женщина сама просила отвезти ее домой и вообще явилась в поисках секса. Когда выяснилось, что она шлюха, дело закрыли».

Ирония заключалась в том, что параллельно Лонг продолжит свою карьеру насильника по объявлениям и грабителя. Правда, по его утверждениям, он пытался остановиться. «Я встречался с медсестрой и объяснил ей мои проблемы. Я не сказал ей, что я насильник, но признался: со мной что-то не так. Она ответила, что у меня медицинские проблемы, и я чуть-чуть не обратился к врачу. Я ушел от дверей его приемной, так как знал – стоит мне открыть, чем я занимаюсь, и он тут же сообщит в полицию. Если бы я тогда знал, что в моем поведении виноваты нервы, я бы обратился к невропатологу, но я не знал».

Все годы после аварии, в течение обеих серий изнасилований Лонг полностью сознавал безнравственность своих чувств и поступков. Психологическая экспертиза, которой он подвергся в феврале 1985 года, показала, что обвиняемый в состоянии предстать перед судом и понести наказание за свои преступления, несмотря на признаки нарушения деятельности головного мозга, а также повреждения в левом и правом полушариях. К сожалению, ЭЭГ оказалась поверхностной, так как не охватывала всего 36-часового периода, необходимого для выявления скрытых глубоких нарушений, а тесты неврологических рефлексов проводились неправильно, поскольку у Лонга были связаны щиколотки. Медики не упомянули о сбое гормонального равновесия, вызвавшем у обвиняемого рост груди и подобие менструального цикла. Он испытывал затруднения в адаптации, в определении своей роли в жизни, обнаруживал изменение поведения и психологические отклонения. Эксперты, назначенные штатом, не приняли во внимание жалобы Лонга на гиперсексуальность и не связали данный симптом с перенесенной им аварией. Полагаясь на отчеты 1974 года, медики, подобно армейским врачам, поступившим несколькими годами ранее точно так же, пришли к выводу, что Лонг в достаточной мере выздоровел после несчастного случая и не страдает органическим повреждением головного мозга. Однако доктор Дороти Льюис заметила, что его гиперсексуальность и чрезмерная жестокость совпадают с моделью поведенческих нарушений при повреждении лимбической области головного мозга.

Безусловно, трагизм девяти убийств женщин и свыше пятидесяти изнасилований, совершенных Лонгом, заключается в том, что если бы в то время Лонг знал о своей болезни, он мог бы вылечиться. «Если бы существовало такое место, куда я бы мог поехать на лечение, я бы туда отправился.

Я знал, что болен, но ничего не мог с этим поделать. Я боялся, что врач сразу же вызовет полицию и меня упрячут в тюрьму. В конце концов, мне осточертело то, что я делаю, и я сам пошел к ним в лапы».

Лонг помнит, как после каждого изнасилования с убийством на него накатывали приливы отвращения, которое становилось все нестерпимее. Вначале убийства не вызывали в нем раскаяния, ведь он считал, что эти женщины манипулировали мужчинами. «Я знал, что делал. Я их насиловал и убивал. Они сами на это напрашивались». Он помнит, как первая жертва «сняла» его у стрип-бара на Небраска-авеню в Северной Тампе. «Она действительно сама меня зацепила. Я за ней не шел. Она была шлюха. Манипулировала мужчинами и хотела манипулировать мной. Когда она очутилась у меня в машине, я ее связал и изнасиловал. Потом задушил, а тело выбросил на обочину дороги. Я знал, что совершаю преступление, но не мог заставить себя остановиться. Я ненавидел ее с того момента, как она меня “сняла”, но не думал убивать. Пожалуй, я даже не собирался ее насиловать. Просто она сидела рядом со мной на переднем сиденье машины, а я схватил ее, зажал ей рот и связал. На следующее утро я не мог поверить, что это сделал. Меня затошнило, я почувствовал, что вот теперь по-настоящему оказался в беде. Через несколько дней я встретил эту девчонку Симмс, и все повторилось снова. Она была ночная бабочка. Это она подцепила меня, а потом я набросился на нее в машине».

Следующие жертвы отвечали согласием на предложение покататься, не сознавая, что рискуют жизнью. Даже после того как за два месяца в округе произошли три изнасилования, Бобби Джо Лонг продолжал притягивать к себе девушек с Небраска-авеню. «Когда было объявлено об организации целевого отряда полиции, я понял – мое время истекает. Я мог отправиться в любое место Флориды, продолжать там насиловать и убивать, и полиции никогда бы не удалось меня найти. Я мог вернуться в Калифорнию и заняться тем же. Незадолго до ареста мою машину остановили для проверки какого-то сообщения о грабеже. Полицейские взяли у меня права, осмотрели автомобиль и, вернув документы, отпустили. Тогда я понял, что они идут по моему следу. Не такой уж я дурак, чтобы не понять замыслов копов. Счет времени пошел на дни, я постарался облегчить им работу и дал возможность меня арестовать. Даже Синди позвонила мне и спросила, слышал ли я об изнасилованиях, которые происходят у нас в округе. Она как будто намекала, что копы за мной охотятся и к ней уже приходили. Но я хотел, чтобы меня остановили, потому что не мог остановиться сам».

Потом он встретил семнадцатилетнюю девушку, будущую жертву изнасилования. «Когда я завязал с ней разговор, я понял: все кончено. Ее изнасиловал собственный отчим, а теперь ей приходилось работать, чтобы содержать его. Впервые девушка не навязывалась, я остановил ее сам, столкнув с велосипеда. Я связал ее, завязал ей глаза, чтобы она ничего не видела, и привез к себе на квартиру. Я знал, стоит ее отпустить – и она пойдет в полицию. Я разговаривал с ней, просил не делать этого, но она меня ненавидела. Когда меня судили, она больше всех мечтала, чтобы меня зажарили».

Лонг и его адвокат Эллис Рубин надеются на пересмотр дела, поскольку первые признания были сделаны под давлением полиции. «Оказавшись под стражей, я не мог заставить себя замолчать. Потом понял, что за мои слова меня могут прикончить, и попросил дать мне адвоката. Но мне не разрешали с ним встретиться, пока я все не расскажу, потому что мне уже разъяснили мои права. Теперь я знаю, что полиция должна была прислать мне защитника, как только я об этом попросил». Поведение Лонга сразу после взятия под стражу совпадает с моделями поведения других серийных убийц: под арестом они испытывают непреодолимую потребность немедленно исповедоваться.

После передачи дела в суд Лонг понял, что оно приобрело политическую окраску. «Больше всего меня оправдывает то, что все девушки, которых я изнасиловал, были наркоманками и шлюхами. Это не значит, что жертвы заслуживали смерти, просто они не были святыми. Я болен. У меня что-то неладное в голове. Я это почувствовал еще в больнице. Я рассказывал всем докторам подряд о своих ощущениях, но это ничего не меняло. Я – не убийца, я не такой, как остальные парни в нашем отделении. Но и суду, и губернатору на это начхать. Чертову Бобу Грэму надо, чтоб я умер, иначе его не выберут на новый срок. А раньше для перевыборов ему требовалось, чтобы умер Тед Банди. Он подписывал Банди смертные приговоры и отправлял его в камеру смертников, хотя знал, что суд обязательно вмешается. Все это знали. Похоже, мы находимся здесь для того, чтобы люди побеждали на выборах. По-моему, они и есть настоящие убийцы, потому что сами здоровы, но заставляют государство нас убивать для собственного продвижения по служебной лестнице. А я болен, и меня поджарят заживо. После смерти они вскроют мой череп и убедятся: одна его часть – черная, высохшая и мертвая. Но им плевать».

Леонард Лейк

1. Другие имена, прозвища: Чарльз Гуннар, Пол Коснер, Скотт Стэпли.

2. Дата рождения: 20 июля 1946 года.

3. Место рождения: Сан-Франциско, Калифорния.

4. Место ареста: Сан-Франциско, Калифорния.

5. Дата ареста: 2 июня 1985 года.

6. Обвинения при аресте: Незаконное владение оружием, бегство при освобождении под залог.

7. Обвинения при вынесении приговора: Отсутствуют.

8. Приговор: Отсутствует.

9. Статус в настоящее время: Покончил с собой, находясь под стражей, в отделении полиции Сан-Франциско.

Сержант Рональд Макфолл, детектив полиции Сан-Франциско, просматривает видеокассету, помеченную «М. леди Кейти, Бренда», – она была обнаружена полицейскими и офицерами департамента шерифа округа Калеварес в заброшенной хижине на Блу-Маунтин-роуд в Уисливилле, лесистой сельской местности на севере Калифорнии. На пленке возникает комната в горной хижине, а в ней – молодая белая женщина, сидящая на стуле, с руками, заключенными в наручники за спиной. Голос за кадром говорит: «Майк нам должен, но, к сожалению, он не может расплатиться. Пожалуй, это последний шанс, который мы тебе даем, Кейти. Ты поедешь с нами. Ты будешь сговорчивой, и так продлится дней тридцать, если тебе нужна точная дата, занеси ее в свой календарь. Допустим, это будет пятнадцатое мая. Мы накачаем тебя наркотиками или завяжем глаза, словом, сделаем так, чтобы ты не знала, где находишься и куда едешь, а потом отвезем тебя в город и отпустим. Что ты потом станешь говорить, мне все равно. Имя мое тебе неизвестно. “Его зовут Чарли” – ну и наплевать. К тому времени, будем надеяться, Майк исчезнет. Если ты заартачишься, мы прострелим тебе голову, вывезем отсюда и где-нибудь закопаем, свидетелей нет. А ты нам все расскажешь о Майке.

И пока ты здесь, будешь стирать, убирать и трахаться с нами. Вот такой у тебя выбор. Если ты, конечно, не собираешься умирать. Может, через несколько недель ты сообразишь, что бывают вещи и похуже смерти».

В кадре появляется лысеющий чернобородый мужчина крепкого телосложения. Это Леонард Лейк. Он надевает на ноги женщины железные колготки и снимает с нее наручники. Потом заставляет ее раздеться. Ей очень не хочется снимать трусы. В кадр входит мужчина азиатского типа.

Азиат говорит. «Она на столе».

«Не перегружай ее, Чарли», – отвечает бородатый.

Женщина по имени Кейти раздевается и идет в душ с азиатом. Теперь в объективе спальня, где черноволосый мужчина лежит на постели, а женщина сидит на нем верхом. Сцена обрывается, теперь в спальню входит чернобородый мужчина. Оказывается, прошло четыре дня. Чернобородый выговаривает Кейти за то, что она погнула засов в своей камере. Жертва привязана к кровати, он угрожает ей и фотографирует нагое тело. Потом говорит, что они убили и похоронили Майка. Скоро настанет ее черед.

Теперь на кассете другая женщина – Бренда О’Коннер. Подобно Кейти Аллен, она сидит на стуле полностью одетая, руки в наручниках заведены за спину. Рядом с ней с ножом в руках стоит азиат, Чарльз Нга. Кончиком лезвия он разрезает на груди Бренды блузку, а затем медленно перерезает пополам бюстгальтер. Сержант полиции слышит, как Леонард Лейк, оставаясь за кадром, говорит Бренде то же, что и Кейти Аллен: «Если не будешь слушаться, мы привяжем тебя к кровати, изнасилуем, выстрелим в голову, вытащим отсюда и закопаем». Лейк сообщает Бренде, что забрал ее ребенка и поселил его в одной семье во Фресно. Женщина впадает в истерику и умоляет Лейка и Нга вернуть ребенка, но те, не обращая внимания, повторяют свои угрозы. Запись заканчивается.

Сержант Макфолл в шоке от увиденного: подпольные фильмы, сочетающие жестокий секс со сценами подлинных убийств, совершаемых перед камерой, фотографии женщин, закованных в цепи, снимки трупов перед погребением и человеческие кости, из которых варится суп. В неглубоких могилах вблизи Блу-Маунтин-роуд полиция обнаружила зубы двухлетнего ребенка, которого молила своих палачей отпустить его мать, Бренда О’Коннер, останки Кейти Аллен и по меньшей мере еще девятнадцати человек. Целевой отряд сыщиков из Сан-Франциско и офицеров полиции округа Калеварес нашел также бетонный бункер, служивший Лейку и Нга камерой пыток и киностудией. В руках правосудия оказалась и тетрадь в сто страниц, озаглавленная «Дневник Леонарда Лейка – 1984».

Записи начинаются так:

«Леонард Лейк – в наши дни это имя услышишь не часто, сейчас идет второй год моего бегства. В основном здесь рутина и обыденность – по-прежнему в голове у меня фантазии, а цель одна – смерть». Среди фантазий и видений, описанных в дневнике 1984 года и в других дневниках, обнаруженных в Уисливилльской хижине, фигурирует план Лейка «Миранда». Сидя в уединенной деревеньке Миранда, в горах на территории округа Гумбольдт, Калифорния, Лейк замыслил операцию – план строительства подземных убежищ; он собирался наполнить их запасами еды и оружия, чтобы выжить в ядерном катаклизме. Среди прочего Лейк планировал заранее обзавестись «сексуальными рабами», которые будут воплощать наяву фантазии выживающих, а в остальное время сидеть взаперти по своим камерам.

На остальных людей, особенно на женщин, Лейк смотрел как на собственность. И к людям, и к неодушевленным предметам он относился одинаково. Все существовало ради того, чтобы находиться в его распоряжении, чтобы он мог в любой момент взять что угодно, попользоваться, а потом выбросить. Полиция описала Лейка как человека без морали; его жертвами становились неустроенные личности, не имевшие собственных целей в жизни, привлеченные обещанием лучшей доли. Кто-то откликался на объявления в газете о продаже видеоаппаратуры, кто-то пригонял ему автомобиль для реализации. В дневнике преступник дал себе обещание: построить хижину, в которой будут «условия для моих сексуальных фантазий. Я и мои страсти окажутся под надежной защитой. Убежище защитит меня от радиоактивных осадков. Там я спрячу свои кассеты, фотографии и оружие».

Существование Лейка – это цепь, звенья которой составляли навязчивые фантазии о насилии, отражающие прошлое, а убийства были воплощением его личного кодекса чести. Крикет Балач, бывшая жена преступника, вспоминает: «Он интересовался язычеством и викингами. Знал Библию от корки до корки. Но не верил в Бога. Его божествами были Один и Вальгалла». Интерес к средневековым легендам и восхищение фольклором древних цивилизаций, а также собственные исследования в области генетики сделали его «создателем единорогов» на фестивале развлечений. Он работал на людей, вживлявших рог козлу, – такой трюк использовался в 1984 году в цирковых программах Барнуса и Бейли, – а также зазывал публику. Один из боссов Лейка, владелец мотеля «Фило», вспоминает, как, войдя к нему в комнату, заметил на плите большую кастрюлю, в которой варилась голова однорогого козла.

Леонард Лейк умер в больнице Сан-Франциско, приняв капсулу с цианидом. Он был арестован за незаконное владение оружием, после того как вступился за Чарльза Нга, пойманного на мелкой краже в магазине Саут-Сити. Пока детективы допрашивали Лейка (он предлагал заплатить за украденные тиски), сообщник исчез. Обыскав машину Лейка и обнаружив пистолет с глушителем, полицейские арестовали его и стали проверять водительские права и регистрационный номер машины. В участке Лейк попросил стакан воды, бумагу и ручку, чтобы написать заявление. Когда его оставили одного, он проглотил капсулу, запив водой, и нацарапал записку своей бывшей жене. В ней говорилось: «Я тебя люблю. Пожалуйста, прости меня. Я тебя прощаю. Скажи маме, Ферн и Пэтти, что мне жаль». Подписав записку своим подлинным именем, он упал и умер спустя четверо суток, не приходя в сознание. За это время полиция установила, что машина, на которой ездил Лейк, принадлежала исчезнувшему торговцу автомобилями Полу Коснеру. Используя улики, найденные в машине, а также сведения, извлеченные из полицейских архивов, детективы узнали о существовании ордера на его арест за бегство после освобождения под залог, а также получили сведения о хижине в округе Калеварес. Обыскав участок, сыщики обнаружили останки восьми человек в безымянных могилах, видеокассеты и фотографии с записями пыток и убийств и дневники Леонарда Лейка.

Кто такой Леонард Лейк? – вопрошали газеты Сан-Франциско. Как ему удавалось завлекать свои жертвы в убежище в горах? Что побуждало его так жестоко расправляться не только с мужчинами и женщинами, но и с крошечными детьми, бросая их тела в длинную траншею рядом с бункером? Бабушка Лейка, строгая ревнительница дисциплины, лично воспитавшая внука, отказалась отвечать на вопросы полиции и предоставить какие-либо данные для нашего исследования. До сегодняшнего дня она стоит на том, что Леонард – хороший мальчик, но поддался влиянию товарищей. Мать Лейка, Глория Эбелинг, призналась, что очень переживала, так как в каждом поколении их семьи были сумасшедшие. Сама она происходила из семьи алкоголиков, и во всех поколениях семьи ее мужа, отца Лейка, тоже были алкоголики.

Когда Лейку исполнилось шесть лет, родители поняли, что больше не смогут его растить. Они совсем обнищали и залезли в долги. Поэтому старшего ребенка отослали к бабушке с дедушкой. Старик-выпивоха сделал внука жертвой спартанского воспитания. Тем не менее Лейк продолжал общаться с родителями, растившими младшего сына, Дональда. Отец относился к детям исключительно холодно и при любом удобном случае наказывал Леонарда. Дональда, болезненного и склонного попадать в несчастные случаи, мать взяла под свое крыло. После каждой аварии, каждого падения с качелей, каждого очередного сотрясения мозга Дональда оберегали все больше и больше. Он также сделался своего рода жертвой. В двенадцать лет, в результате серьезной травмы головы, у мальчика началась эпилепсия, он страдал тяжелыми припадками и тремором тела. Одновременно у него развилась необычайная жестокость к животным, он стал устраивать пожары и приставать к старшим сестрам с сексуальными домогательствами. Если бы Дональда не убил родной брат Леонард, из него вполне мог бы получиться серийный убийца, подобный старшему родственнику.

Хотя у Леонарда Лейка рано возникла навязчивость, безудержная жестокость появилась у него после службы в ВМФ во Вьетнаме. В детстве и юности он защищал бабушку и мать от пьяных выходок отца и деда, правда, мать больше привечала младшего сына. У Леонарда рано проявилась гиперграфия^[17] и навязчивое внимание к мельчайшим деталям экспериментов с мышами и крысами, которыми он страстно увлекался. Мальчик прослеживал жизненный цикл грызунов от зачатия до смерти и вел подробные записи касательно различных стадий их развития; отмечал, какие пары мышей давали какой помет, и прослеживал генетические черты в последующих поколениях. Начиная с этих ранних опытов, он становится генетиком-самоучкой.

В детстве Лейк проявлял патологическую чистоплотность. Возможно, тяга к чистоте была внушена ему в доме бабушки и дедушки, а может, как для большинства патологически чистоплотных людей, уход за своим телом служил для него источником истинного наслаждения. Он несколько раз в день принимал душ и часто мыл руки, приступая к новой деятельности. Видеокассеты, найденные в Уисливилле, показывают, что всякий раз, готовясь к сексуальным истязаниям, Лейк заставлял жертву принимать душ. Мать убийцы объяснила, что у них в семье всегда поощрялась гордость своим нагим телом, а сыну разрешалось фотографировать девочек, в том числе родных и двоюродных сестер. «Он всю жизнь снимал хорошеньких молодых девушек и держал фотографии в альбоме, подобно охотнику, который хранит собственные трофеи». Повзрослев, Лейк стал снимать подпольную порнографию. Даже его жена Крикет Балач выступала в роли героини в традиционных садомазохистских фильмах, сделанных на заказ. Разыгрывая сексуальные фантазии клиента, женщина обращалась к партнеру, называя того именем заказчика. Лейк сочинял сценарии, выступал в качестве режиссера и оператора, при этом, как полагает Балач, на стороне он снимал еще более жестокие и странные фильмы.

Лейк считал себя жертвой женщин и в своих видениях цивилизации постъядерного общества отводил им роль рабынь. В бункере имелось множество устройств вроде колодок, ошейников и т. п. – их надевали жертвам, разыгрывая фантазии преступника. Он заставлял женщин совершать ритуалы унизительного подчинения, перед тем как изнасиловать, пытая их, требуя покорности. В любительских видеофильмах его жертвы предстают скованными цепями узницами, они извиваются, стараясь освободиться, и подвергаются садомазохистским истязаниям при помощи специальных устройств, заставляющих вскрикивать от боли, даже когда ее нет.

Бред Лейка о покорении женщин начался еще в подростковом возрасте, до поступления на службу в морскую пехоту. Леонард занимался сводничеством, оказывал сексуальные услуги. В его представлении жизненный успех приравнивался к порабощению женщин и самоутверждению в мире, который он считал враждебным. Лейк обладал большими амбициями, но, к сожалению, реальные его достижения всегда сильно отставали. В конце концов, в тридцать девять лет его самооценка потерпела полное фиаско. Он был демобилизован из армии из-за эмоциональных трудностей, и теперь, как он сказал брату своей жены, у него оставался только один шанс исправить свое финансовое положение…

В последние годы Лейк часто переезжал с места на место, не теряя связи с бывшей женой; она иногда помогала сбывать краденые вещи и покупать товар на ворованные кредитные карточки. Полиция полагает, что еще до того, как Лейк обосновался в Уисливилле, он совершил ряд убийств в аналогичном бункере в местечке Мазер-Лоуд, в округе Гумбольдт в Калифорнии. Местные полицейские арестовали его за незаконное владение оружием, но он освободился под залог и сбежал в округ Калеварес, где и был задержан. В Мазер-Лоуде Лейк он убил своего лучшего друга Чарльза Гуннара, который, как и он, воевал на Вьетнамской войне, присвоил его документы и стал выдавать себя за него. Там же он лишил жизни и младшего брата Дональда, приехавшего в надежде занять денег.

Лейк жил в хижине у Блу-Маунтин-роуд под именем Чарльза Гуннара, но нередко брал имена других своих жертв. При обыске у него нашли ящик с различными бумагами: кредитными карточками, водительскими правами, регистрационными документами на автомобили. Даже когда Лейка арестовали в хозяйственном магазине после попытки Нга украсть тиски, Лейк твердил, что он – Пол Коснер, пока не проглотил капсулу с цианидом. В разное время он выдавал себя за Скотта Стэнли, якобы стараясь спасти Бренду О’Коннер и ее ребенка, Лонни Бонда-младшего, при бегстве из округа Калеварес и Майкла Кэррола, с которым Нга подружился в Федеральной тюрьме (это имя он использовал, продавая наркотики и порнографическую продукцию непосредственно перед арестом).

В последнем дневнике Лейк описывает свою жизнь с момента переезда в Блу-Маунтин-роуд. Мечты об успехе оставили его, он признался себе, что россказни о героических подвигах во Вьетнаме были бредом, а все возрастающее количество жертв, захороненных в траншее за бункером, усугубляло его несчастья. К моменту ареста в Сан-Франциско Лейк дошел до кульминации синдрома серийного убийцы. Он осознал, что оказался в тупике в окружении мыслей о собственном ничтожестве. И тогда совершил казнь над самим собой. Он заранее готовился к этому. Его последнее признание открыло перед полицией подлинное имя и статус беглеца, находящегося в розыске по делу о незаконном владении оружием.

Выключая кассету, сержант Рональд Макфолл не сразу понял, что же помогало Лейку выжить в эти годы. Хотя преступник верил в свое выживание после тотальной катастрофы и видел себя в роли древнего воина, одинокого среди враждебного мира, он жил кражами и грабежами, получал деньги от матери и бывшей жены, а также зарабатывал продажей наркотиков, ворованных вещей и имел гонорары за порнофильмы. Лейку никогда не доводилось сталкиваться с собственными недостатками, хотя он их и сознавал. Его мать, медицинская сестра, работавшая в психиатрической клинике, смотрела на сына сквозь пальцы, отказываясь верить, что он способен на жестокость. Бывшая жена участвовала в съемках порнографических фильмов. А бабушка и по сей день не желает предоставить какие-либо сведения, на основании которых Лейку можно было бы что-то инкриминировать. Сестра Леонарда, Ферн, тоже медсестра и самый близкий ему член семьи, горюет, что не смогла вмешаться. Жизнь Лейка была серией упущенных возможностей вмешательства других людей, тогда как при использовании любой из них цепь карьеры убийцы, считающего каждого встреченного человека потенциальной жертвой, оказалась бы замкнутой. Полу Коснеру и семейству Дабсов не посчастливилось заниматься с Лейком бизнесом. Бренда О’Коннер, Лонни Бонд и Скотт Стэнли, на свою беду, были его соседями в Уисливилле. А Кейти Аллен не повезло в том, что Майк Кэррол являлся ее приятелем. Все эти люди и прочие несчастные, встретившиеся Лейку многими годами ранее, стали жертвами нежелания вмешиваться в его судьбу со стороны тех, кто знал, что Леонард потерял контроль над собой.

Изучая биографии серийных убийц, мы раз за разом сталкиваемся с одним и тем же явлением: люди, знавшие о болезни человека, те, кто мог понять, что он превратился в подстерегающего добычу охотника, попросту отворачивались и предпочитали не вмешиваться. Так же произошло и с Лейком. Ему никто не помешал уйти в подполье, в иллюзии независимости от враждебного общества, предаваясь вере в собственное выживание после глобальной катастрофы, убить брата и лучшего друга. Полиция, изумленная размахом разрушительной деятельности Лейка, закрыла дело после идентификации жертв и сбора улик против Чарльза Нга – они могли служить основанием для требования его экстрадиции из Канады по обвинению в убийстве первой степени. На видеокассетах, изъятых в хижине в округе Калеварес, присутствует темная сторона человека, который в то же время работал со школьниками в местном клубе, участвовал в добровольной пожарной дружине в соседнем Фило и являлся сотрудником компании, бесплатно ремонтировавшей электропроводку престарелым людям, не имевшим средств для ухода за своим жильем. В дневнике Лейк пишет, что с годами становится все более мрачным, замкнутым и злым и, несмотря на все попытки влиться в общество, в нем остается какая-то часть, скрытая от чужих глаз, и она мешает ему сделать это. Убийство – его единственный механизм взаимодействия с окружающим миром.

В случае Леонарда Лейка нам никогда не узнать, какие медицинские отклонения нарушали хрупкое равновесие его существования, поскольку тело преступника кремировали. Нам остается только строить догадки относительно проблемы брата Лейка, Дональда, и его отца. Тайну Леонарда Лейка лучше всего сформулировал один из его соседей – за несколько лет до серии убийств тот назвал его «самым неприятным из неприятных людей, которых мне довелось знать».

Чарльз Мэнсон, лидер группы, или «семьи», серийных убийц

1. Другие имена, прозвища: Нет.

2. Дата рождения: 12 декабря 1934 года.

3. Место рождения: Эшленд, Кентукки.

4. Место ареста: Округ Лос-Анджелес, Калифорния.

5. Дата ареста: 12 декабря 1970 года.

6. Обвинения при аресте: Убийство, подготовка к умышленному убийству.

7. Обвинения при вынесении приговора: Убийство.

8. Приговор: Смертная казнь. Заменена пожизненным заключением.

9. Статус в настоящее время: Сан-Квентин, ожидает освобождения под честное слово^[18].

Хотя большинство серийных убийц – одиночки, 28 % из них на какой-то стадии объединяются с себе подобными, образуя «убивающие пары», или «семьи». Некоторым, вроде Чарльза Мэнсона, удается привлечь к себе множество поклонников. Они образуют группы или секты, ориентированные на убийства, коммуны, члены которых подпитывают фантазии друг друга, делятся с собратьями своими эпизодическими приступами безумия, переживают их коллективно и занимаются поисками жертв.

«Семья» Чарльза Мэнсона, имеющая на счету немало убийств, стала самой знаменитой, но отнюдь не единственной компанией серийных убийц. В 1980-е годы, работая над исследованием, мы познакомились с историями Леонарда Лейка и Чарльза Нга, «семейной командой», отцом и сыном Джозефом и Майклом Каллингерами, Хиллсайдскими душителями Кеннетом Бьянки и Анжело Буоно, сообщниками-гомосексуалистами Генри Ли Люкасом и Оттисом Тулом.

Во всех случаях, где убийцы объединялись в группы, фантазии одного из сообщников вдохновлялись бредом или поведением другого: Тул убивал, ревнуя к Люкасу, когда тот затевал «роман» с женщиной; Джозеф Каллингер убедил сына стать подручным в убийствах, которые совершал «по велению самого Бога»; Мэнсон приказывал своим последователям подрывать существующее социальное угнетение, насаждать в обществе хаос, где будут в растерянности метаться запуганные жертвы.

Из всех ориентированных на убийства групп коммуна Чарльза Мэнсона привлекла самое пристальное общественное внимание. По словам социологов, Мэнсону благоприятствовало время. Он был продуктом всего зла, скопившегося в американском обществе. Его, незаконнорожденного ребенка, перекидывали в детстве, как футбольный мяч, от родственников к родственникам и, в конце концов, к матери, которая таскала мальчика по барам и уличным перекресткам в поисках клиентов. Чувство собственного достоинства было выбито из Мэнсона взрослой родней задолго до того, как он впервые столкнулся с системой правоохранительных органов. Уже к двенадцати годам вся его жизнь проходила в судах, тюрьмах да специальных закрытых школах. Мэнсон хвастается, что к шестнадцати годам в арсенале исправительной системы не оставалось средств, которые бы не применяли к нему и которые могли бы его напугать. По словам Мэнсона, «общество насиловало и опустошало его, его трахали суды и друзья, били охранники». В мире не оставалось боли, неведомой ему. Он вошел в свою сумеречную зону.

О коммуне Мэнсона написаны десятки книг. Их авторы – как сторонние наблюдатели, так и сами члены «семьи». История Чарльза Мэнсона разрослась в Америке до масштабов мифа, а убийца сделался культовой фигурой. Показательно, что для четырнадцати пятнадцатилетних подростков в Европе, еще не родившихся на свет, когда были убиты Тейты и Ла Бьянка, Мэнсон превратился в народного героя.

Тексты его песен и мелодии были незаконно добыты из психиатрической лечебницы Вака-Билль для преступников и легли в основу андеграундных альбомов, выпущенных во Франции. В ряде стран подростки и молодежь образуют собственные антиобщественные группы, подражая «семье» Мэнсона и коммунам, существовавшим в шестидесятые-семидесятые годы.

«Я – механический человек», – поется в одном из Мэнсоновых опусов, записанных в подпольном альбоме. В песне говорится, что его использовали в государственных учреждениях тысячами разных способов. Он стал порождением общества, существом, постоянно воплощающим чужие страхи и ожидания. В тюрьме он жалуется на постоянное внимание к своей персоне, но в то же время наслаждается этим. Для обследовавших его медиков он был предметом изучения, пресса считала Мэнсона живым символом сорвавшейся с тормозов субкультуры. Для прокурора округа, выступавшего обвинителем на процессе, а затем написавшего книгу о нем, преступник являет собой пример действенности правосудия. Для многих убийца казался дьяволом во плоти, как раз в то время, когда общество нуждалось в дьяволе для оправдания собственных грехов.

Для родственников, отобравших его у матери, Мэнсон олицетворял собой их милосердие. Они были религиозными фанатиками и, приютив ребенка, исполняли свой христианский долг. В доме всем заправляла бабушка, суровая и непоколебимая. Она требовала, чтобы живущие под ее крышей ни в чем не отступали от ее линии поведения. Употребление алкоголя и курение были запрещены, эмоции в отношении противоположного пола считались греховными, косметика – злом, атрибутом уличных женщин, ругань, упоминание имени Господа всуе в ее присутствии навлекало на виновного немедленное проклятие. В детстве Мэнсон никогда не видел проявлений любви между бабушкой и дедушкой. Дед, всю жизнь проработавший в железнодорожной компании Балтимор в Огайо, получал отпор каждый раз, когда пытался показать жене тепло, участие. Для поддержания гармонии в доме ему приходилось быть сговорчивым, предоставляя супруге возможность главенствовать в семье. Позднее он заболел психозом и умер в больнице от почечной недостаточности, вызванной алкоголизмом.

Такова была среда, откуда мать Мэнсона, Кейти Мэддокс, бежала в пятнадцатилетием возрасте, чтобы стать, по выражению сына, «ребенком-цветком тридцатых годов». Она прожила год на улице, а потом родила сына, который в архивах Цинциннати значится как «Мэддокс без имени». По словам Мэнсона, он был отщепенцем с рождения. Своим именем Мэнсон обязан некоему Биллу Мэнсону, с которым Кейти Мэддокс жила вскоре после рождения сына. «Но он не был моим отцом, – добавляет Мэнсон, – он только назвал меня». Отношения между Чарльзом и его матерью в лучшем случае можно охарактеризовать как прохладные. Когда она уходила на работу, ребенка подкидывали кому-нибудь из родственников, и бабушка часто приходила подменить няньку, если мать не являлась вовремя, чтобы забрать сына. Однажды – Мэнсон предупреждает своего биографа Нила Эммонза, что это преувеличение, – его будто бы продали официантке в баре за бокал пива. Взрослые рассказывали Чарльзу, что Кейти Мэддокс, без денег, сидела в баре с последним бокалом пива, растягивая удовольствие, ребенок дремал у нее на коленях. Когда официантка сказала, что завидует Кейти, потому что ей всегда хотелось иметь мальчика, та ответила: «Бокал пива – и он твой». Официантка тут же налила ей еще. Спустя два дня дядя, отправившийся на поиски племянника, нашел мальчика в доме у этой женщины. Мэнсон не держит на мать зла за тот случай, он упоминает его лишь для того, чтобы объяснить, почему никогда не соблюдал никаких правил и постоянно чувствовал себя изгоем: он все время ждал, когда за ним придут, его забирали домой в последнюю минуту, и его меняли на пиво в местном баре. Сколь ни малы были бы права, которыми пользовались прочие дети, Мэнсону не доставалось и их. Он был парией^[19] и вырос в эмоциональной изоляции, хотя и в окружении людей.

Подобно Генри Ли Люкасу и Карлтону Гэри, Чарльза Мэнсона отдали родственникам, отняв у матери в очень раннем возрасте. После того как Кейти Мэддокс привлекли к суду за вооруженное ограбление и приговорили к тюремному заключению (она отбывала его в тюрьме Маундсвилль в Западной Виргинии), воспитанием ребенка занялась бабушка. В то время Чарли исполнилось всего шесть лет. Этот период запомнился ему строжайшей дисциплиной, царившей в доме, обязательными молитвами перед едой, долгими религиозными сборищами по вечерам и подставлением другой щеки в знак смирения при проявлении агрессии со стороны кого-то из детей. Через несколько недель, в течение которых бабушка учила внука смирению, мальчика отдали другим родственникам, дяде с тетей, проживавшим в Мейхеме, в Виргинии. Чарльза, с его благоприобретенным смирением, дядя назвал размазней и стал учить, что, когда тебя обижают, надо уметь постоять за себя. Он объяснил Чарльзу, что перед ним два пути: либо он будет вести себя как мужчина, либо с ним будут обращаться как с девчонкой, – и колотил его всякий раз, заметив, что племянник всхлипывает, скучая по бабушкиному дому или тоскуя по матери. В конце концов, чтобы наглядно показать, к чему может привести девчачье поведение, дядя Мэнсона предпринял странную воспитательную акцию: в первый учебный день он послал ребенка на занятия в девичьем платье. Эта ситуация по иронии судьбы оказалась идентичной происшествию, случившемуся несколькими годами раньше с Генри Ли Люкасом, только в данном случае соученики до такой степени задразнили Чарльза, что он, придя в ярость, дал им отпор серией жесточайших драк, развернувшихся в школьном дворе. В своей автобиографии Мэнсон вспоминает, что переодевание в платье не сделало из него настоящего мужчину, зато научило драться не на жизнь, а на смерть и никогда не сдаваться.

Через два года двадцатитрехлетняя Кейти Мэдокс была освобождена из Маундсвилльской тюрьмы. Мать с сыном воссоединились и отравились по городам и весям юго-западных штатов. В тюрьме Кейти приобщилась к бисексуалкам и на воле стала направо и налево заводить связи с мужчинами и женщинами, чему Мэнсон оказался свидетелем. По его словам, он постоянно мучился ревностью к ее любовникам-мужчинам, видя в них своих конкурентов. Ему больше нравилось, когда мать спала с лесбиянками, они представлялись ему менее опасными. Пройдут годы, и Мэнсон у себя в «семье» будет поощрять лесбийские отношения коммунарок: так в нем трансформируются впечатления, накопленные в детстве.

Вскоре до Кейти Мэддокс дошло, что ей не под силу воспитывать подрастающего сына. Она стала подкидывать его дяде Джессу, самогонщику из Кентукки, где Мэнсон и пристрастился к маисовой водке, правда, ребенка слишком часто приходилось забирать домой. Окончательно отчаявшись, Кейти сдала сына в Орден католического братства, очень строгое заведение с чопорными правилами, известное как Дом Жибо. Восьмилетний Чарльз уже через сутки пребывания в этом заведении осознал, что мать не намерена забирать его оттуда.

По словам Мэнсона, за нарушения распорядка воспитанников пороли кожаными вожжами или специальной деревянной палкой. Немногочисленные послабления и развлечения, разрешавшиеся детям, мгновенно отменялись, если монахи уличали их в нарушении режима. Чарльза, страдающего энурезом, ежедневно избивали по утрам, обещая отучить мочить простыни. Монахи словно нарочно пользовались именно той формулой, которую психолог Эллис Миллер называет признаком «особенно порочного родительства»: они били воспитанников, приговаривая, что делают это «ради их собственного блага», дабы научить ответственному поведению и превратить в настоящих мужчин. Мэнсон, восстававший против порядков Жибо, постоянно подвергался телесным наказаниям. По его словам, он дважды сбегал, разыскивал мать, но она возвращала его обратно. В конце концов, Мэнсон снова совершил побег, но на этот раз двинулся в другую сторону.

В двенадцать лет он поселился в какой-то лачуге в Индианаполисе, воровством добывая деньги на оплату жилья и находя пропитание в мусорных кучах. Мальчишка промышлял, чем только мог, пока полиция однажды не распознала, что он – несовершеннолетний. На это обстоятельство донес и его квартирный хозяин, сообщивший властям, что, похоже, один из его жильцов – малолетний. Мэнсона поместили в «Город мальчиков отца Фланагана»^[20]. Это учреждение запомнилось Мэнсону необыкновенной оперативностью наказаний за любые проступки. Тут у него вновь произошел приступ психоза, и Чарльз бежал, спасаясь от нескончаемых наказаний. Он украл автомобиль, был схвачен и приговорен судом для несовершеннолетних к отбыванию заключения в городской колонии для несовершеннолетних. Когда оказалось, что городским тюремщикам он не по зубам, его перевели в закрытую школу штата Индиана, в город Плейнфилд.

Для четырнадцатилетнего Мэнсона начался тяжелый период. Большинство заключенных сидело в этой тюрьме за совершение особо жестоких преступлений. По словам Мэнсона, в Индианской школе применялась практика пресловутых «змеиных ям» – карательных заведений, запрещенных в 1960-е годы. Однако шел 1949 год, и Мэнсон был всего лишь подростком, отданным в руки охранников, которые в наше время были бы осуждены за сексуальные преступления и растление малолетних. Вначале Чарльз не поладил со старшим охранником, приказывавшим взрослым заключенным избивать малолеток. Охранник стал регулярно собственноручно избивать парнишку. Кроме того, ему нравилось, когда старшие ребята держали Чарльза Мэнсона за руки и колотили его, пока он, страж порядка, мастурбировал. Подонок принуждал других заключенных истязать Мэнсона, чтобы тот кричал от боли, – это помогало ему достигать оргазма. Тот же охранник организовал регулярные групповые изнасилования Мэнсона своими подопечными, заставляя при всех снимать штаны на школьном дворе, кричал ему: «Эй, Мэнсон, чья очередь трахать тебя сегодня?»

По словам Мэнсона, в Индианской школе был и еще один охранник, который почему-то положил на него глаз, выбрав объектом особой жестокости. Этот тип обожал прогонять заключенных сквозь строй. Они становились в две шеренги на расстоянии четырех футов друг от друга. Тот, кто подвергался наказанию, пробегал между рядами, пока остальные с обеих сторон изо всех сил наносили ему удары толстыми палками. Если человек падал, его поднимали и заставляли бежать сквозь строй с самого начала. Когда кого-то из бьющих замечали в том, что его удар не слишком силен, через строй пропускали и его. Таким образом, в душе Мэнсона были посеяны семена ненависти, он научился никогда никому не доверять, тем более самым близким. Травмы головы, которые наносились ему почти ежедневно, имели последствия – сначала это были частые лицевые тики, а затем повреждение височной доли и эпилептический тип поведения, характерный для эпизодически жестоких индивидуумов. Подлинную степень насилия, которому подвергались воспитанники Индианской школы, и его ожесточающего влияния на личность Чарльз Мэнсон осознал лишь несколько лег спустя, размышляя о проведенных там годах. Он вспоминает, что в четырнадцать лет, в том возрасте, когда обычные дети посещают в школу и живут в семьях, ему приходилось соскребать экскременты с тюремных стен. В годы, когда большинство его сверстников бегает на свидания и учится добиваться первых жизненных успехов, он подвергался поркам, постоянно находясь в лапах садистов-охранников, заставлявших садиться на израненные, еще кровоточащие ягодицы. По прошествии почти сорока лет его спина все еще оставалась в глубоких коричневых рубцах, словно сохраняя на себе отпечаток санкционированных государством воспитательных мер для малолетних правонарушителей. Жестокость подобного «воспитания» породила одного из наиболее чудовищных серийных убийц нашего времени.

В шестнадцать лет Чарльзу Мэнсону все-таки удалось совершить побег и добраться до Калифорнии. Там он принялся угонять машины, грабить бакалейные лавки и терроризировать жителей. После очередного ареста его отправили в Национальную воспитательную школу для мальчиков в Вашингтон. Именно данное заведение окончательно «закалило» Мэнсона. По его словам, даже у самых закоренелых преступников этой федеральной тюрьмы имелись хоть какие-то родственники, регулярно их посещавшие. А он был один-одинешенек во всем мире. В этом жестоком заведении Чарльз Мэнсон окончательно сформировался как жесточайший преступник. Его старшие и более опытные сокамерники тоже были законченными социопатами, но Мэнсон научился выживать среди них. Он вступал с заключенными в сексуальные отношения, умел ублажить. Сидя в камере тюрьмы Сан-Квентин, где Мэнсон отбывал пожизненное заключение за подготовку и подстрекательство к убийству Тейтов и Ла Бьянка, он размышлял о своей жизни в Национальной воспитательной школе для мальчиков. По его убеждению, именно там он понял, что значит быть закоренелым преступником. Другие ребята, с которыми он отбывал наказание, не знали никакого иного образа жизни. Вне исправительных учреждений они лишались ощущения собственного «я», понятия смысла жизни. У Мэнсона тоже стала развиваться эта зависимость. Он смирился с унизительной для личности и бесчеловечной по сути тюремной системой и принял ее целиком. До него дошло, что в глазах тюремной системы человеческая жизнь почти ничего не стоит. Администрации важно, чтобы здесь был порядок. Поддержание этого порядка в ущерб индивидууму как раз и позволяло ей благополучно функционировать. Мэнсон сделал открытие: если порядок заменить хаосом, в системе произойдет коллапс.

В федеральных исправительных учреждениях Мэнсон провел три года. Там он научился подражать не Ди Маджио и прочим спортивным знаменитостям, героям истеблишмента пятидесятых годов, а мафиози и гангстерам-одиночкам, которым удавалось совершать преступления и не попадаться в лапы правосудия, с которым Мэнсон имел дело с двенадцати лет. Мэнсон объясняет, что стал жертвой системы в первой же специальной школе. Если он не нравился охраннику, его били или пытали. Охранник мог положить глаз на Мэнсона, и чтобы добиться своего, ему стоило лишь пригрозить отдать его в пользование взрослым заключенным. В этом жестоком мире все зависело от капризов служителей и желаний дедов – старших заключенных; их жертвой Мэнсон оставался на протяжении семи лет.

В короткий период пребывания на свободе Мэнсон женился, но вновь попал в тюрьму за махинацию с чеками, его снова выпустили, и тогда он становится сутенером. В конце концов, он получил семь лет отбывания в федеральной тюрьме, на этот раз за организацию разветвленной сети публичных и игорных домов, действовавшей в нескольких штатах. Преступник освободился из тюрьмы Терминал-Айленд, Калифорния, в 1967 году. Подобно Генри Ли Люкасу, он умолял власти не выпускать его, объясняя, что нуждается в помощи и не может жить вне исправительного учреждения. Точнее сказать, перспектива освобождения вселяла в него ужас. Он отказывался уходить и долго сидел в доках, пока водитель одного из грузовиков не уговорил его принять свободу. Это случилось 21 марта 1967 года. В кармане у Чарльза Мэнсона было тридцать пять долларов, которые выдаются при выходе на свободу, телефон офицера из Совета по освобождению под честное слово, записка от бывшей жены, сбежавшей с водителем-дальнобойщиком и захватившей сына, и никакой профессии, позволяющей выжить по эту сторону тюремных стен. Ему было тридцать два года, из них последние двадцать он провел, беспрестанно попадая в тюрьму. Приобретенные им навыки были полезны лишь для выживания в окружении преступников. На вооружении Мэнсона имелись разнообразные методы, позволяющие ему рулить в этом океане насилия и непредсказуемой жестокости, столь характерной для исправительных заведений в 1940-е и 1950-е годы. Но за окном уже стояли 1960-е, и для Чарльза Мэнсона это был действительно прекрасный новый мир.

Спустя двадцать четыре часа Чарльз Мэнсон очутился в одном из сан-францисских заведений, где впервые в жизни лицезрел свободный секс и снимал пробу с различных наркотиков, и том числе с ЛСД, мощного галлюциногена. На концерте группы «Грейтфул Дед», проходившем в «Авалон Боллрум», Мэнсон, пребывавший под действием ЛСД, пережил, как он потом вспоминал, катарсис. Яркие мерцающие огни, неистовствующая толпа подростков и молодых людей, оглушительные звуки тяжелого рока вызвали у Мэнсона галлюциногенный эффект. Вкушая то, что всегда было для него запретным плодом, он окунулся в лихорадочное безумие. Не успев осознать, что с ним творится, Чарльз выскочил на сцену и начал импровизировать на музыку «Дед». Он оказался в центре внимания, вызвал аплодисменты танцующих и, совершенно сорвавшись с тормозов, утратил контроль над собой. Мэнсон описывал это состояние как рождение заново, полное преображение духа, после чего наступила разрядка, – и он полностью «вырубился». Трудно сказать, что это было – припадок или реакция на ЛСД. К тому времени у Мэнсона появились и другие эпилептоидные симптомы, или индикаторы психоза, вызванного поражением лимбической области мозга. К ним относятся, в частности, неукротимая тяга к перемене мест, гиперсексуальность, гипервигильность – сверхнаблюдательность, одержимость, повышенный интерес к религиозным и культовым церемониям и религиозным тотемам. Все это характерно для больных, перенесших повреждение височной доли или лимбической области головного мозга. Как ни парадоксально это звучит, именно данные нарушения помогли Мэнсону полностью вписаться в социальные группы, которые встречались на его пути.

Он собирал вокруг себя людей, склонных к бродяжничеству, хиппи, музыкантов, мелких торговцев наркотиками, свободных учащихся колледжей, посещавших разнообразные курсы по студенческим лагерям Калифорнии, вовсе не обременяя себя знаниями, мошенников, решивших уйти на дно. К Мэнсону тянулись бунтари и активисты студенческого движения из Хайт-Ашбери, опережавшие ФБР или полицию всего на шаг. В этих группах Мэнсон стал своим человеком. Он хорошо понимал этих людей, потому что многие из них были такими же изгоями общества, как он сам. Это были убежденные правонарушители, беглецы, молодые люди, не имевшие ни семьи, ни дома, вольные художники. Тяга Мэнсона к непрерывным переездам превосходно совпадала с образом жизни его новых приятелей, которых и самих влекло неведомо куда. Он все время скитался, ночуя то в парке, то на полу в чьей-то снятой квартире. Он слонялся по Сан-Франциско, Рено, Лос-Анджелесу и Сакраменто, но всегда возвращался в Хайт-Ашбери.

Мэнсон являл собой парадокс. Подобно множеству других обитателей Хаит-Ашбери, пытавшихся жить независимо от общества, у него были остро развиты инстинкты к выживанию, и он многому мог научить своих друзей, когда речь шла о том, как прокормиться и украсть так, чтобы преступление сошло с рук. Он был параноик – то, что от него отвернулась мать, и то, что он узнал в последующие годы в тюрьме, убедило его в этом, – и все же Мэнсон успешно существовал, подстраиваясь под людей, делая и говоря то, чего от него хотели. Он обладал даром находить ключ к каждому человеку и мог интуитивно определять, какие реакции с его стороны заставят окружающих держаться с ним непринужденно, стать его союзниками, приятелями или сексуальными партнерами. В то же время многие его новые знакомцы были люди неискушенные – они лишь недавно сбежали из дома или бросили школу. В их лице Мэнсон с его умениями находил себе множество благодарных слушателей, становившихся идеальными объектами для манипуляций, особенно это касалось молодых девушек. Психологи, описывая способность притягивать других людей и руководить ими, сделали вывод, что ее умелое применение приносит отличные результаты опытному психотерапевту. Однако в арсенале человека, подобного Мэнсону, – лишенного цельности характера социопата – эта способность может стать опасным оружием. Мэнсон был опасен, он собирал вокруг себя группу-«семью», которую контролировал, подстраиваясь под ее членов. Преступник играл роль отца по отношению ко многим девушкам, бежавшим из дома, но он стал для них и сексуальным партнером, явно знавшим, что именно им нужно. И самое главное – Мэнсон никого не осуждал. Он побуждал человека с улицы найти смысл своей жизни, не обращая внимания на мнение и возможное осуждение окружающих. Это было время мании Мэнсона, которую он сам называл «шурум-бурум».

Тем не менее он занимался музыкой и через какие-то несколько месяцев после освобождения уже зарабатывал на жизнь, играя в одном из баров Сан-Франциско и исполняя собственные пьески на углах улиц, за что благодарные слушатели бросали ему монетки. Чарльз не брезговал и уличным попрошайничеством, а случалось, и сутенерскими услугами девушкам, попавшим под его влияние, и мелкой торговлей наркотиками. Мэнсон бывал причастен и к явным грабежам, а также придумывал сценарии мошенничества, рассчитанные на обман любознательных туристов, являвшихся в Хайт-Ашбери, чтобы приобщиться к местному колориту.

Вскоре охота к перемене мест увела его из Хайт-Ашбери. Через полгода после выхода из тюрьмы он стал приобретать фургоны и школьные автобусы, перепродавать их и покупать более мощные и крупные машины, в которых размещались группы его приверженцев, неизменно увеличивающиеся в числе. Однако это никак не отличало его от иных лидеров коммун хиппи и музыкальных сборищ – они десятками образовывались в окрестностях Сан-Франциско в конце шестидесятых годов. Многие бездомные были выходцами из вполне обеспеченной и респектабельной среды и могли время от времени наведываться в свои семьи, чтобы прихватить оттуда наличные или кое-что из вещей для новых «братьев и сестер». Мэнсону удавалось разыскивать именно таких людей и с их помощью материально поддерживать свою жизнь.

Итак, к началу 1969 года он вошел в моду, снискав себе репутацию шикарного и странного субъекта среди нудной уличной публики, заполонившей улицы Лос-Анджелеса и Сан-Франциско.

В последующие несколько лет через его коммуну прошли сотни молодых людей. Мэнсон имел сексуальные контакты и с юношами, и с девушками, превращая их в членов своей «семьи», ловко удовлетворяя их неосознанные потребности. В тот же период он завязал контакты с рядом оккультных групп и сатанинских сект, сформировал собственные группы и их иерархию. Этот человек находился в постоянном поиске новых отношений и сексуальных партнеров. В период своей маниакальной стадии он не оставлял и музыкальных амбиций, стремился построить музыкальную карьеру, искал знакомства, которые могли бы оказаться полезными.

В нем развились многоликость и разнообразие поведения, столь характерные для серийного убийцы. Подобно Банди и Лонгу, он научился вписываться в любую социальную группу, так что никто не счел бы его в ней белой вороной, однако у Мэнсона этот навык был отточен до уровня подлинного мастерства. Он научился становиться важным лицом в жизни любого встреченного человека, выяснив свойства личности, которым тот симпатизировал. Как вспоминает Сьюзан Эткинс, одна из членов его «семьи убийц», он постоянно, ежесекундно изменялся, мог стать кем угодно, надеть на себя любую личину, лишь бы приспособиться к моменту.

Мэнсон одновременно посещал три оккультные группы, где большую роль играли обрядовость, жертвоприношения и даже убийства. Он без труда переходил из группы в группу. Завязанные им контакты с шоуменами, рок-музыкантами и прилипалами, во множестве околачивающимися в различных студнях, открыли ему легкий доступ в мир денег, секса, наркотиков и власти. В этом мире на деньги можно было купить что душе угодно, а услуги людей, способных предоставить искомые развлечения, щедро оплачивались. В тот период, когда аутсайдеры, как им казалось, знали больше ответов, чем те, кто действительно создавал этот мир грез, терзаясь вечными вопросами, Мэнсон находился на пике своей мании. Казалось, к нему в руки внезапно свалилась власть над всеми его недавними мучителями, злость на которых накапливалась у него в предшествовавшие двадцать лет. И он воспользовался этой властью в личных интересах. Благодаря знакомствам с шоу-знаменитостями он стал рассылать свои музыкальные сочинения по киностудиям, подвизался в качестве религиозного консультанта во время съемок фильма про Иисуса Христа на студии «Юниверсал» и вытянул у режиссера обещание использовать его музыкальные композиции в звуковом сопровождении этой картины. Он подружился с Деннисом Ватсоном из «Бич Бойз» и попытался уговорить группу исполнять его музыку, он завязывал самые интимные отношения с детьми богачей и знаменитостей, сбегавших из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, чтобы «оттянуться».

К 1969 году Мэнсон с «семьей» обосновался на Спан-Муви-Ранч, где руководимые им коммунары стали разыгрывать его фантазии насилия и «шурум-бурума». Спан-Муви-Ранч представляла собой заброшенную съемочную площадку с обломками декораций, воссоздававших атмосферу городишки, расположенного на Диком Западе в 1880 году. Ранчо принадлежало восьмидесятидвухлетнему Джорджу Спану. Приютив у себя «семейку» Мэнсона, хозяин понятия не имел о преступлениях, совершаемых «квартирантами». После убийства Тейтов и Ла Бьянка «семья» Мэнсона переместилась на ранчо Баркер в Долину Смерти и затаилась там в ожидании, что местность будет прочесана полицией. Убийство Тейтов и Ла Бьянка, последующие убийства и покушения на убийства свидетелей, а также лиц, привлеченных следствием для дачи показаний против «семьи» Мэнсона, явились заключительными актами в том разгуле ярости, который Мэнсону удалось вызвать у своих учеников. На состоявшемся вскоре процессе над Мэнсоном перед судом предстали Текс Уотсон, Брюс Дэвис, Лесли Ван Хьютон, Патриция Кренвинкл, Сьюзан Эткинс и другие коммунары. Их показания подтверждали: гнев и ярость, накапливавшиеся в Мэнсоне в минувшие двадцать с лишним лет, отнюдь не иссякли. По сути, в «самом опасном человеке Америки» жестокости было столько, что его жизнь едва ли могла ее вместить.

Даже до выяснения обстоятельств последних нашумевших убийств стало известно, что Мэнсон был причастен к заказным убийствам, а притязания на роль рок-звезды и жажда увидеть свои творения опубликованными свели его с дельцами от детской порнографии. В годы, предшествовавшие убийству Тейтов и Ла Бьянка, он стремительно терял контроль над собой, у него развивалась мания величия. Мэнсон регулярно употреблял наркотики, имел галлюцинации и участвовал в мистических ритуалах, имитирующих человеческие жертвоприношения и пытки. А когда его видения выплескивались в повседневность, ему становилось все труднее сдерживать свою агрессию. По словам знакомого, однажды Мэнсон увидел отца с дочерью, мирно шедших по улице Сан-Франциско. Вне себя он кинулся за ними и выхватил нож, угрожая ни с того ни с сего перерезать им глотку. Позднее он признался приятелю, что испытал приступ неконтролируемой ярости из-за воспалившегося зуба, выделяющего в мозг особый яд. Это только один пример вспыльчивости, столь характерной для его поведения в те годы. Несколько калифорнийских судов называет свыше тридцати пяти случаев убийств в северной части штата, ответственность за которые может, скорее всего, лежать на Мэнсоне и его «семье».

В настоящее время он сидит в тюрьме и при каждом удобном случае пишет просьбы о помиловании и освобождении под честное слово, проявляя всю ту же паранойю и неконтролируемое поведение, наблюдавшееся у него более двадцати лет назад. Убийца меряет камеру шагами, подобно попавшему в вольер зверю, и постоянно меняет личины, приспосабливаясь к тому, что, по его расчетам, хотелось бы видеть собеседнику. Он стоит на том, что в конечном итоге сам является жертвой общества, а его видение Армагеддона как «шурум-бурума» – тотального хаоса – почти естественная реакция на ту жизнь, которая была ему навязана. Хотя бо?льшая часть данных медицинского обследования Мэнсона засекречена и недоступна для анализа, не подлежит сомнению, что в его головном мозге имеется повреждение в результате черепно-мозговой травмы. Галлюцинации и периодический бред в анамнезе – признаки психоза, вызванного поражением лимбической области, опыт же употребления алкоголя и наркотиков указывает на другую дисфункцию головного мозга. Анализ волос свидетельствует о длительном нарушении химического равновесия. Изучение писем Мэнсона указывает на наличие дислексии, а также неспособность к учению. Однако то, что он добился определенной власти в своей «семье» – благодаря гиперсексуальности в отношениях с партнерами обоих полов и умению находиться в центре внимания общества, – свидетельствует о достижении известной формы социализации, хотя она и служила лишь одной цели – установлению контроля над другими людьми. Сегодня Мэнсону пятьдесят два года, совершенно очевидно, что его история еще не закончилась^[21].

Общие модели серийных убийц

Новые криминологи

Доктор Дороти Отноу Льюис, проводившая экспертизу серийного убийцы Бобби Джо Лонга после вынесения приговора, была удивлена сообщением преступника, что после дорожной аварии, в которую тот попал на мотоцикле в 1974 году, у него сразу же развилась гиперсексуальность. Еще находясь в гипсе, Бобби Джо Лонг страдал от нестерпимого сексуального влечения и мастурбировал по меньшей мере пять раз в день. У него появилась навязчивая тяга к сексу, а через несколько лет после катастрофы он превратился в пресловутого Насильника по объявлениям, охотящегося за домохозяйками, вычисленными по объявлениям о купле-продаже в местной газете Форт-Лодердейла. Впоследствии Лонг стал насильником и убийцей, специализировавшимся на «ночных бабочках»: он подстерегал жертвы в окрестностях Северной Тампы.

И хотя во время лечения от последствий аварии Лонг жаловался докторам на важные неврологические симптомы, его болезнь оставалась неизлеченной. Доктор Льюис предположила, что преступник, по-видимому, серьезно повредил лимбическую область мозга в результате катастрофы. Это повреждение, а также по меньшей мере три ранее перенесенные травмы головы, пониженная функция половых желез, произошедшая в переходном возрасте, когда у него стали расти груди, и вдобавок к этому крайняя ненависть к женщинам, начавшаяся с матери и позднее распространившаяся на жену, соединились в некие силы, толкающие Бобби Джо Лонга на убийства. Теперь он утверждает, что не желал их совершать и испытывал к ним отвращение. Но он был вынужден действовать по воле этих сил, как арбузное семя, дающее росток, когда наступает пора, хочет оно того или не хочет.

Можно ли выделить какой-либо один аспект в синдроме Лонга, который послужил толчком ненависти, накапливавшейся в нем тридцать лет и теперь вырвавшейся наружу? Все ли, перенеся черепно-мозговую травму, становятся убийцами? Все ли женоненавистники становятся убийцами? Все ли, кто подвергался в детстве жестокому обращению, становятся убийцами? Эти вопросы вышли на поверхность, когда адвокат Лонга, Эллис Рубин, спорила с прокурором штата Флорида по поводу виновности и вменяемости подзащитного. Адвокаты Бобби Джо Лонга и Карлтона Гэри задавали судам штата вопрос: если допустить существование биопсихосоциального синдрома, заставляющего индивидуума против его сознательной воли совершать серию убийств, кто компетентен оценить состояние здоровья этой личности?

Большинство традиционных методик оценки ограничивается выяснением, в состоянии ли обвиняемый судить о своем поступке в момент совершения убийства, в состоянии ли он предстать перед судом, осознанно участвовать в собственной защите, сознательно пользоваться своими конституционными правами. Как правило, традиционные психиатры и психологи располагают ограниченным набором вариантов оценок, которые можно представить суду. Они делают вывод о том, знал ли индивидуум, что делает, совершая преступление, понимает ли он суть и серьезность выдвинутых против него обвинений. Более того, они пытаются установить, понимает ли подсудимый, что его судят за преступление. Проще говоря, в подавляющей массе случаев, если преступник понимает, где находится и за что, судебные психиатры сообщают, что он в состоянии предстать перед судом, а защита может представить собственные доказательства в доказательство его невменяемости. Для обвиняемых, не имеющих средств на многоопытных консультантов, защита на основании невменяемости оказывается слишком дорогим удовольствием. Кроме того, врачебную комиссию трудно убедить в необходимости определенной технической процедуры и растолковать присяжным все аспекты освидетельствования, которые требуются для доказательства невменяемости. В результате существует весьма высокая вероятность, что подзащитные, претендующие на невменяемость, будут осуждены и приговорены к смертной казни.

Однако даже когда защита берет за основу невменяемость, обычная судебная психологическая экспертиза занимается лишь вопросом умственной компетентности в момент совершения преступления и в период судебного процесса, а симптомы, составляющие синдром серийного убийцы, остаются за пределами такого обследования. Именно поэтому в экспертизе Бобби Джо Лонга, проведенной Дороти Льюис, врач постаралась в своем заключении не только опираться на данные психиатрии, но и принимать во внимание функциональные и органические неврологические изменения, и сделала вывод о необходимости скорейшего проведения полного обследования данного индивидуума.

Дороти Льюис, психиатр-исследователь Нью-Йоркского университета, принадлежит к новой категории психоневрологов, которые идут значительно дальше специалистов прошлого, связывая психиатрические и социальные симптомы. При подобном подходе учитываются органические, психологические, социальные и экологические факторы, влияющие на поведение человека. В конечном итоге теории, разработанные учеными в результате работы с осужденными убийцами, лягут в основу методологии прогнозирования склонности к насилию и жестокости. Даже сейчас, по утверждению Вернона Марка из Гарварда, пользуясь теориями, в которых учитывается совокупность всех вышеперечисленных факторов криминального поведения, ученые способны прогнозировать потенциальную угрозу, приставляемую индивидуумом, с точностью до девяноста процентов.

В ходе этого исследования криминологи выявили принципиально новые области изучения, когда незначительные с виду симптомы и еле уловимые признаки, указывающие на химическое неравновесие, мозговые травмы, эпилептоидное поведение и другие неврологические нарушения, могут вызвать чрезвычайную жестокость. Одним из зачинателей этого направления стал доктор Вернон Марк, ныне пенсионер, в прошлом заведующий отделением нейрохирургии Бостонской больницы. Он доказал наличие взаимосвязи между эпизодическим агрессивным поведением и определенными формами эпилепсии, в частности эпилепсии височной доли, при которой больные на протяжении часов или даже дней могут находиться в сумеречном состоянии бессознательного бродяжничества, характерном для душевнобольных. Повреждение височной доли способно вызвать у них чудовищно жестокие реакции в отношении людей, якобы представляющих угрозу. Больные, страдающие повреждениями височной доли и повторяющимися эпилептическими припадками, склонны к суициду. Такая форма поведения, хотя она чрезвычайно редко встречается у обычного населения, весьма распространена среди серийных убийц и преступников, совершающих акты жестокости и насилия в виде определенного цикла.

В большинстве случаев приступ эпилепсии начинается с фазы ауры, когда индивидуум получает гиперстимуляцию. У серийных убийц эта фаза непосредственно предшествует галлюцинациям или фантазиям, в которых убийца разыгрывает свое преступление с воображаемой жертвой. Затем, во время фазы троллинга, он стремится заменить ее реальным человеком. Исследования, проведенные Верноном Марком, показали взаимосвязь между эпилепсией вследствие поражения лимбической области мозга и резким нарушением умственных способностей, что весьма четко описано в литературе по психиатрии. Во время приступа у больного могут проявиться симптомы, практически не отличимые от симптомов параноидального психоза. Однако в промежутках между приступами человек выглядит совершенно нормальным. Такова природа эпизодических фантазий, бреда, галлюцинаций и жестокости. В частности, в случае Генри Ли Люкаса воздействие раздражителей на лимбическую систему или близлежащие области вызывает электрические разряды, сопровождаемые ощущениями ужаса, страха, отчуждения и нереальности (фаза ауры), грусти, потребности в эмоциональной изоляции, а также чувствами параноидального характера. В случае Карлтона Гэри и Гэри Шефера имели место нарушения восприятия действительности.

Проводя экспертизу Бобби Джо Лонга, Дороти Льюис сосредоточила свое внимание на его многочисленных травмах головы, которые указывали на возможность обширного повреждения височной доли. Эта область мозга особенно уязвима, несмотря на то что кажется достаточно хорошо защищенной. Кости черепа здесь самые тонкие, следовательно, некоторые раны могут повредить мозг даже при незначительной силе удара. Еще более распространены травмы от ударов тупыми предметами. При них повреждаются обширные области головного мозга, причем височная доля обычно страдает сильнее всего. Кроме того, повреждения височной доли происходят из-за ушибов боковой части головы; так происходит, когда человека бьют по голове. При этом могут возникать амнезия и эпилептические припадки. Повреждение может являться результатом внутричерепного давления и преград в дыхательных путях, связанных с иными травмами и несчастными случаями, или других форм эпилепсии, при которых блокируются дыхательные пути.

Чрезвычайная жестокость Бобби Джо Лонга – следствие действия психологических, поведенческих и социальных факторов. Эндокринное нарушение, вызывающее смещение в ощущениях принадлежности человека к определенному полу, обусловило его попадание в группу высокого риска столкновений с уголовно-правовой системой. По мере получения травм головы, вызывающих повреждения височной доли и потерю способности контролировать импульсивную жестокость, этот риск резко нарастал. Неправильное воспитание, властная мать, таскавшая сына с места на место, заставлявшая спать с ней в одной кровати, породили в нем крайнее недоверие к женщинам, зажгли пламя ненависти, сжигавшее изнутри. Брак с Синди, основанный на ее способности манипулировать людьми, лишь подлил масла в огонь и привел к личностному нарушению, выражавшемуся в том, что женщины стали казаться Лонгу врагами. И наконец, дорожная катастрофа, в которой Лонг едва не погиб, вызвала обширные повреждения головного мозга, лишила его последней возможности контролировать свое поведение. И хотя Лонг сознавал, что делает, и ему не нравились его поступки, но он был не в силах самостоятельно удержаться от совершения более чем пятидесяти изнасилований и девяти убийств. Страх перед наказанием удерживал его от обращения за медицинской помощью. При этом Лонг понимал: он не в состоянии контролировать свои почти рефлекторные импульсы, – и положил конец своей преступной стезе, отпустив одну из жертв, после чего стал спокойно дожидаться полиции.

Исследования доктора Льюис находятся пока в зачаточном состоянии и требуют многократных повторений. Лишь тогда их можно будет с уверенностью применять к малолетним правонарушителям. Но уже первые результаты дают основания полагать, что существует критическое сочетание факторов, распознаваемое в детстве, которые могут в зрелом возрасте сформировать индивидуума, способного проявлять эпизодическую жестокость и агрессивность в виде преступлений. Вероятно, подобные прогнозы позволят доктору Льюис и другим специалистам воздействовать на потенциально опасную личность, исключив из данного сочетания некоторые факторы, благодаря чему она не будет обречена на такие проявления. Во-первых, жестокое поведение ребенка может свидетельствовать о наличии серьезных психических нарушений у матери. Если мать время от времени госпитализируется в психиатрическую больницу, ребенок испытывает чувство утраты, общую неустроенность в жизни, получает бессистемное воспитание. Более того, если женщина страдает серьезным психическим заболеванием, она бывает эмоционально недоступна, даже тогда, когда находится дома. По данным исследования, проведенного Дороти Льюис, свыше шестидесяти процентов матерей, имеющих агрессивных детей со склонностью к убийствам, были замужем за жестокими, агрессивными мужчинами. Таким образом, семьи, где воспитывались дети, переполняла жестокость. В случае Генри Ли Люкаса, имевшего безногого инвалида-отца, ребенка систематически избивал Берни, сожитель и сутенер Виолы Люкас, его матери.

Итак, агрессивные дети со склонностью к убийствам имели матерей либо психопаток, либо госпитализировавшихся по психопатическому поведению, агрессивных и жестоких отцов, проявлявших по отношению к ребенку склонность к насилию. Эти дети имели те или иные формы неврологических нарушений, вызвавших хотя бы один припадок или другое проявление заболевания, а также склонность к суициду, порожденную сознанием безнадежности своего положения. В большинстве случаев эти неврологические нарушения являлись результатами физических травм, либо полученных случайно, как у Бобби Джо Лонга, либо нанесенных намеренно, как у Генри Ли Люкаса.

Существуют и другие травмы головы, способные вызвать асоциальное поведение, – это травмы, полученные в результате событий, способных повлиять на развивающийся организм, включая функции жизненно важных желез – надпочечников и щитовидной железы, являющихся основой эмоциональных реакций организма на разнообразные раздражители.

Повреждение гипоталамуса, как вследствие травмы, так и в виде врожденного дефекта, может дестабилизировать гормональную систему и «закоротить» способность головного мозга соизмерять эмоциональные и физические реакции со степенью реальной или воображаемой угрозы. Поскольку гормональная система в значительной мере регулируется самим организмом, то есть не требует сознательного вмешательства со стороны индивидуума для отслеживания эмоциональных изменений, а также поскольку гормональные реакции на опасность передаются по канатам периферической нервной системы, более высокие отделы мозга имеют лишь ограниченный контроль за функциями гипоталамуса и гормональной системы. Пример такого эмоционального «закорачивания» – реакция человека на внезапное появление родственника или друга. Вначале испугавшись, человек сразу же узнает знакомое лицо и сознательно отключает эмоцию страха. Неожиданное событие вызывает передачу сообщения по нервным путям гипоталамусу. Реакция – возглас или резкое движение – является инстинктивной, она не достигает уровня сознательного восприятия. Кроме того, испугавшийся человек может быть напуган и собственной реакцией, как перед этим испугался внезапного появления друга или родственника.

Описывая события, отражающиеся в примитивных нервных построениях серийного убийцы, доктор Моррисон поднимает основную модель реакции на раздражитель на более высокую ступень. Она утверждает, что по мере взросления индивидуума гипоталамус усиливает свою функцию контроля над примитивными эмоциями. Так, у детей и подростков наблюдаются частые эмоциональные перепады, являющиеся результатом их восприятия окружающего мира и наличия либо отсутствия в крови определенных гормонов. С ростом человека его мозг развивается, усложнившиеся функции более развитого мозга упорядочивают грубое эмпирическое восприятие, и эмоциональные перепады значительно сглаживаются. В прочных семьях, где созданы благоприятные условия для общения родителей и ребенка, он узнает, как следует реагировать на разнообразные ситуации. Это помогает ему развивать первоначальные модели поведения, которыми он будет руководствоваться всю последующую жизнь. В семьях, где главенствует один из родителей, подрастающий ребенок усваивает его модели – либо положительные, либо отрицательные, – это зависит от пола родителя и ребенка, от их взаимоотношений. Если родители достаточно безвольные или ребенок не получает от них поддержки, он оказывается предоставлен сам себе и может научиться либо не научиться контролировать свои примитивные эмоции.

То же самое происходит, когда ребенок терпит побои и плохо питается, либо когда плод в утробе матери получает ту или иную травму, – в таком случае гипоталамус индивидуума нередко оказывается поврежден и не развивается до нормального состояния. В подобных обстоятельствах регулятор эмоций получает повреждение и перестает функционировать надлежащим образом. При этом индивидуум может по-детски реагировать на любую угрозу или ее видимость, нанося несоразмерно жестокий ответный удар. Случается, что гипоталамус ребенка голодает из-за недостаточного питания. Эффективным средством выявления органических нарушений головного мозга служат измерение биоэлектрических зарядов и исследование крови на гормоны. Другими важными показателями являются внешние признаки нарушения химического равновесия, в частности серьезные нарушения сна, приводящие к сумбурному поведению, а также галлюцинации.

У многих серийных убийц, обследованных доктором Моррисон, были обнаружены нарушения в гипоталамусе, проявлявшиеся по-разному – от бессонницы до гормонального дисбаланса. В нашей триаде ключевых факторов – органических нарушений, психопатического поведения и социальной ущербности, – являющихся основой синдрома серийного убийцы, повреждения гипоталамуса, височной доли или лимбической области мозга были в числе главных симптомов. В зависимости от воспитания и от обстоятельств взрослой жизни индивидуум может дойти до критического уровня и стать эпизодическим убийцей. Люди с поврежденным гипоталамусом по меньшей мере испытывают смертельную тоску, доводящую их до самоубийства. Они обычно становятся злейшими врагами себе. Такие больные погружаются в необратимую депрессию, хотя на самом деле никогда ни на кого не нападают. Они тоже жертвы дисфункции гипоталамуса, но им не доведется попасть на первые страницы газет, потому что они поддались своей личной печали – тихо и в одиночестве.

Пытаясь объяснить жестокое асоциальное поведение людей, психоневролог Джеймс Прескотт разработал собственную теорию «глубоких поражений головного мозга». Врач провел сравнительное исследование лиц с хроническим и эпизодическим психозами. Прескотт, как он утверждает, выделил перегородочную область среднего мозга, примыкающую к гипоталамусу, как один из центров, контролирующих эмоции и восприятие внешнего мира. Ученый указывает, что шизофреники и психопаты, страдающие только эпизодическими галлюцинациями, неспособны вносить в ощущение своего «я» чувство удовольствия. Он утверждает: из-за глубоких нарушений индивидуум неспособен воспринимать границы своего «я» и границу между личностью и внешним миром. Больной как будто существует в полусонном состоянии, испытывая галлюцинации или бред, как это происходит со здоровым человеком в момент погружения в сон. Поскольку психопат воспринимает себя как целостную личность, ему кажется, что его мысли приходят извне. Больному также представляется, что извне, а не из собственной души к нему приходят ощущения и чувства. Это порождает у индивидуума дефицит эмоционального выражения, проявляющийся в склонности к жестокости, гневу и чрезмерному страху. У здорового человека чувство примитивного страха компенсируется за счет способности испытывать приятные ощущения. Психопат лишен подобного равновесия, его личность подчиняется внешнему давлению страхов и жестокости.

Эксперименты, проведенные Прескоттом, показали, что у психопатов-индивидов этот синдром непосредственно связан с повреждениями перегородочной области мозга, о чем свидетельствуют характерные острые пики на ЭЭГ. Это еще один тест на предрасположенность к жестокому поведению, действующий не менее надежно, чем в химических анализах – лакмусовая бумага. Опыты на обезьянах и людях доказали, что электростимуляция перегородочной области может как лечить, так и вызывать острые пики на ЭЭГ. В последнем случае, соответственно, стимулируется жестокое или галлюцинаторное поведение. Более того, поскольку индивидуум, страдающий эпизодическим психозом, не в состоянии формировать суждения о природе своих галлюцинаторных переживаний, они становятся для него другим уровнем реальности, как бы сознанием внутри сознания. Так, утверждения Карлтона Гэри, будто его преступления совершены другим человеком, могут быть, с его точки зрения, реальным событием, а не историей, которую он выдумал, чтобы снять с себя вину.

Прескотт и его коллеги выдвинули гипотезу, что одной из причин нарушения перегородочной области может являться сочетание чувственных отклонений в раннем возрасте, когда ребенок был лишен стимулирующих прикосновений и близости матери. Типы реакции новорожденных на голос и прикосновение человека указывают, что младенец «готов к стимуляции». Эта чрезвычайная восприимчивость к прикосновению и голосу необычайно важна для развития нервной системы. Многие теоретики нейрологии утверждают, что ранние голосовые и стимулирующие прикосновения способствуют возникновению у ребенка границы между «я» и «не-я». Они считают, что отсутствие способности проводить различие между собственной личностью и внешним миром порождает острый психоз. Если Прескотт прав, то физиологический коррелят этого процесса раннего развития находится в перегородочной области головного мозга, являющейся звеном в цепи эмоционального регулирования. Психологические симптомы имеют свои физиологические корреляты в среднем мозге, которые можно стимулировать и измерять.

Эксперименты, которые Прескотт провел на шимпанзе, подтвердили его теорию, что чувственные отклонения тормозят развитие среднего мозга и приводят к хроническим или эпизодическим симптомам, подобным психозу. Новорожденные шимпанзе с такими отклонениями испытывают глубокое отчуждение. Затем становятся агрессивными и выливают свой гнев на окружающих. Жестокость оказывается неуместной, поскольку она не имеет отношения к реальной угрозе. Шимпанзе, жившие в чувственной изоляции, уже в очень юном возрасте нападают на своих сородичей. В конце концов, они обращают свою жестокость против самих себя: кусают, царапают и бьют, а потом разбивают себе головы о стену или о свою клетку в финальном акте саморазрушения. Если им не дают снотворное или не ограничивают движения, они совершают настоящее самоубийство.

По словам большинства серийных убийц, показания которых фиксировались документально, они были либо разлучены с одним или обоими родителями в раннем детстве, либо иным образом лишены прямого эмоционального контакта с матерью. Даже в случае Бобби Джо Лонга, не отлученного от матери, а, напротив, до двенадцати лет спавшего с ней на одной кровати, ему недоставало материнской любви, так как Люэллы никогда не бывало дома, даже в выходные дни. Он сообщал, что нередко соперничал с бой-френдами матери, добиваясь ее внимания, и все время упрашивал ее остаться дома, если ночью она не работала. Генри Ли Люкас, якобы приходящийся Бобби Джо Лонгу дальним родственником, также был лишен в раннем детстве участия и любви матери. В случае с Люкасом роль матери была отрицательной, она часто била его и как минимум однажды довела до потери сознания. Впоследствии, спустя годы, Люкас зарезал свою родительницу. Аналогичная модель отсутствия внимания и контроля со стороны матери присутствовала в воспитании Карлтона Гэри, Ричарда Рамиреса, Теда Банди, а также культового убийцы Чарльза Мэнсона.

К огорчению многих психологов, занимающихся проблемами поведения, растет число исследователей, которые считают предрасположенность к криминальной жестокости преимущественно врожденным свойством. Становится ли индивидуум преступником во взрослом возрасте, зависит от многих факторов, например от воспитания и социализации, но предрасположенность к жестокости и преступлению закладывается еще при зачатии или в период внутриутробного развития. В этом, в частности, убежден С. Роберт Клонингер, психиатр Медицинской школы Вашингтонского университета, исследовавший усыновленных детей и пришедший к выводу, что дети биологических родителей-преступников имели в четыре раза большую вероятность стать нарушителями закона, по сравнению с людьми, чьи родители являются добропорядочными гражданами. И хотя Клонингер не выделял конкретный ген, отвечающий за предрасположенность к преступлениям, он уверен: некоторые типы нарушений головного мозга являются врожденными, так же, как бывают врожденными дефекты нервной и гормональной систем. В настоящее время ученым известно, что в семье у нескольких поколений могут встречаться нарушение функции щитовидной железы, сердечно-сосудистые заболевания, диабет и предрасположенность к раку. У родителей с врожденной неспособностью к учебе дети часто бывают такими же.

Выводы Клонингера подтвердило широкомасштабное исследование, проведенное Университетом Миннесоты, в котором близнецы, воспитывавшиеся в разных семьях и никогда не встречавшиеся, обнаруживали общие черты характера, сходные уровни интеллектуального развития, одинаковые реакции на аллергены и похожие уровни жизненных притязаний. По-видимому, даже реакция на стресс и склонность к лидерству прежде всего зависит от наследственности, а не от воспитания, хотя воспитание может либо укрепить, либо ослабить их проявление. Миннесотское исследование доказывает, что именно наследственность, а не воспитание играет главную роль в формировании основных черт характера, определяющих личность индивидуума, даже если он совершенно нормален. В случаях, когда родителями являются криминальные личности и налицо серьезные психофизиологические нарушения, дети демонстрируют аналогичные, если не идентичные, черты.

Доктор Сарнофф Медник подкрепил выводы данного исследования собственным независимым изысканием, объектом которого являлись усыновленные лица мужского пола в Голландии. Он обнаружил, что двадцать процентов мальчиков, чьи родители совершали преступления против собственности, также стали преступниками. Если нарушителями закона были и биологические родители, и усыновители, этот показатель повышался до двадцати четырех процентов. Другие ученые, в частности Филип Файерстоун и Сьюзан Пигерс, выяснили, что большое значение в этиологии шизофренического поведения имеют явные физические врожденные дефекты, такие как перепонки между пальцами, приросшие мочки ушей, слишком длинные конечности и другие аномалии. Высказывается предположение, что наличие у индивидуума от пятнадцати до двадцати врожденных физических дефектов указывает на высокую вероятность врожденных повреждений центральной нервной системы. При наличии пяти и более физических аномалий индивидуум должен всерьез подумать о психоневрологическом обследовании. Среди таких черт, указанных Медником, у Карлтона Гэри имелись:

1) длинный указательный палец и мизинец на ноге;

2) птеродактилоидные пальцы рук – длинные и когтистые;

3) перепонки между пальцами рук;

4) приросшие мочки ушей;

5) округлые или шаровидные наросты на кончиках пальцев.

Особенно важными признаками генетических дефектов являются отклонения в показаниях ЭЭГ, указывающие на прогрессирующие симптомы, которые проявляются с развитием индивидуума.

Медник установил: у мальчиков, позднее ставших правонарушителями, на ЭЭГ альфа-волны были зарегистрированы на более низких частотах, восемь или девять в секунду (при норме от десяти до двенадцати). В данном случае отклонения альфа-волн, хотя и являющиеся показателем серьезной органической дисфункции головного мозга, обусловливали формирование жестокой личности, лишь когда подкреплялись неблагоприятной внешней средой. Среди серийных убийц такого рода дисфункция может выражаться в агрессивных действиях в условиях крайне нестабильных ситуаций, создающихся между ребенком и его родителями. Поскольку многие серийные убийцы росли у приемных родителей или опекунов, как в пределах своей биологической семьи, так и вне ее, критическая степень напряжения возникала, когда индивидуум находился еще в раннем детском возрасте. Так, Карлтон Гэри, для которого фактором высокого риска являлись малочисленные врожденные дефекты, в результате напряженных отношений с воспитывавшей его бабушкой ушел из дома на поиски других родственников. Мальчик отправился на военную базу, где работал его дядя. Кроме того, Гэри сбежал во Флориду навещать мать. В детстве он вышел на уровень, далеко превышающий криминальное поведение. С возрастом неспособность к созданию устойчивых взаимоотношений с людьми соединилась у Гэри с инстинктивным недоверием к обществу и его институтам, что и толкнуло его в социопатию задолго до серии убийств в Виннтоне.

Согласно предположению Сарноффа Медника, как только в индивидууме начинает проявляться врожденная предрасположенность к эпизодической жестокости, семейная среда может служить той основой, которая объясняет, почему не всякий человек, имеющий врожденные дефекты, автоматически становится жестоким преступником. Медник ищет в индивидууме сочетание генетических и внешних факторов, таких как госпитализация в психиатрическую лечебницу одного или обоих родителей либо осуждение их за преступные акты жестокости. Он установил: в семьях, где мать лежала в психиатрических лечебницах из-за алкоголизма или психопатического поведения, существует большая вероятность, что ребенок вырастет не только жестоким, но и отчужденным, неспособным к общению с другими людьми. В семьях, где отец агрессивен, ребенок, даже не обладая генетической предрасположенностью к жестокому поведению, также становится криминально жестоким индивидуумом. И наконец, когда у ребенка имеется врожденный неврологический дефект и он воспитывается родителями, либо преступавшими закон, либо совершавшими акты насилия, особенно по отношению к нему, логично предположить, что такой ребенок может развиться в эпизодически жестокого преступника и даже серийного убийцу.

На состояние нервной системы оказывают воздействие и внешние факторы, особенно развитие мозга в процессе роста человека. Анамнез Генри Ли Люкаса и Бобби Джо Лонга показывает, что черепно-мозговые травмы способны вызывать серьезные повреждения тех областей головного мозга, которые контролируют поведение и эмоции. То же относится и к длительному недоеданию и воздействию токсинов, содержащихся в окружающей среде. Пионерами исследований в этой области являются Диана Фишбайн и Роберт Тэтчер – сотрудники Медицинской школы Университета Мэриленда. В своей научной работе о связи между затрудненной адаптацией личности и внешними обстоятельствами они обратили особое внимание на факторы, обусловливающие высокий риск будущего столкновения индивидуума с законом. Иначе говоря, ученые оценивали те причины, которые разрушительно воздействуют на поведение, заставляя человека, обычно в несовершеннолетнем возрасте, совершать преступления. Исследователи высказывают предположение, что на поведение индивидуума влияет комбинация биологических и социальных факторов, таких как черепно-мозговые травмы, влияние токсинов, содержащихся в окружающей среде, злоупотребление алкоголем или наркотиками, отсутствие родительской заботы и неправильное питание. Для наших целей весьма ценен вывод о том, что чаще всего пагубному воздействию этой совокупности переменных подвергается головной мозг.

Тэтчер и Фишбайн приводят отдельные данные, согласно которым при рационе, богатом очищенными углеводами – мукой, сахаром, тортами, конфетами, картофельными чипсами и т. п., – вероятно возникновение или усугубление аномалий в поведении, а также неспособности к учебе. К типам асоциального поведения, стимулируемого неадекватным питанием, относятся перепады настроений от депрессии к эйфории, жестокость, безрассудность, гиперактивность, несоразмерная агрессивность и нарушения познавательных способностей. Хроническое злоупотребление очищенными углеводами часто вызывает состояние, известное как гипогликемическая кома, или низкое содержание глюкозы в крови, серьезно нарушающее интеллектуальные способности личности. Поскольку глюкоза служит основным топливом для головного мозга, любой рацион, вызывающий резкие перепады ее концентрации в крови, вреден для деятельности головного мозга. Поэтому ученые отмечают: если у ребенка диагностировано недоедание или гипогликемия, проявления даже криминального антисоциального поведения у него можно лечить с помощью диеты.

Фишбайн и Тэтчер указывают на ряд минеральных элементов как на еще один существенный компонент рациона питания, способный оказывать воздействие на функции головного мозга и поведение.

К числу таких элементов относятся цинк, кальций, магний, селен, хром, железо и калий. Особенно необходимы железо и цинк, поскольку их значительный дефицит в рационе может вызывать серьезные проблемы в поведении, характеризуемые нарушением эмоциональной стабильности. Железу принадлежит важная роль в способности крови переносить кислород и глюкозу в головной мозг, что сказывается на общем состоянии личности. Цинк напрямую связан с гормональной системой, он необходим для стабилизации эмоций и рационального контроля со стороны головного мозга над сексуальным влечением и гневом.

В своих исследованиях ученые из штата Мэриленд обратили внимание и на другие элементы, не являющиеся питательными, а, напротив, в определенных условиях становящиеся токсичными. Достигнув критического уровня концентрации, эти элементы оказывают разрушительное воздействие на функции головного мозга, познавательные способности, а также препятствуют социальной адаптации. К ним относятся свинец, кадмий, мышьяк, алюминий и ртуть, которые регулярно обнаруживаются в окружающей среде. В человеческом организме нет специального механизма, выделяющего большое количество данных веществ, поэтому, если индивидуум подвергался их длительному воздействию, они способны накапливаться в тканях в довольно высоких концентрациях, оказывая непосредственное влияние на поведение. Ежедневно получая токсины с пищей, человек приобретает хронические нарушения в адаптивном поведении, которые прекращаются после того, как токсины будут выведены из организма. В этом случае его поведение становится похожим на прежнее.

Важное исследование провел доктор Тэтчер. Ученый исследовал соотношение концентрации свинца и кадмия в волосах детей из школ восточного Мэриленда с их уровнем интеллекта и успехами в обучении. Была выявлена обратно пропорциональная зависимость уровня содержания свинца и кадмия, с одной стороны, и успеваемости в школе и успехов в познавательной деятельности – с другой. Наиболее примечательным являлось то, что нарушение познавательных способностей являлось первым признаком избытка в организме свинца и кадмия, проявлявшимся ранее, нежели такие традиционные симптомы, как потеря мышечного контроля и нарушение двигательных функций. Это наблюдение, сделанное в отношении школьников из восточного Мэриленда, применимо и к серийным убийцам, обследованным доктором Уолшем для этой книги.

Уолш, химик, сотрудник Института здоровья, расположенного в окрестностях Чикаго, на протяжении десяти лет проводил исследования химического дисбаланса в организме людей, проявляющих жестокость. Он разработал оригинальную методику классификации жестоких индивидуумов, в основе которой лежат отличительные модели присутствия определенных элементов в структуре волос. Данные модели были впервые обнаружены в ходе эксперимента над родными братьями и сестрами: чрезвычайно жестокими детьми и «типично американскими ребятами», не обнаруживающими никаких поведенческих проблем. У первых мальчиков были выявлены аномальные модели с повышенным содержанием определенных элементов, которые можно подразделить на две основные категории. Модель типа А включала повышенное содержание меди и цинка, пониженное – натрия, калия и марганца, повышенное – цинка, кадмия и железа. У субъектов типа В наблюдалась противоположная химическая модель: исключительно низкий уровень содержания меди и чрезвычайно высокое содержание натрия и калия. В обеих группах присутствовало повышенное содержание свинца и кадмия; оно еще раньше ассоциировалось другими исследователями с жестоким поведением.

Субъекты типа А демонстрировали эпизодические приступы потери контроля, тогда как для детей типа В была характерна постоянная жестокость, связанная с асоциальным настроем личности. Подобные химические дисбалансы стали предметом трех крупномасштабных исследований, объектами которых стали смешанные группы жестоких и нежестоких детей. В ходе эксперимента были протестированы 198 исключительно жестоких детей, содержащихся в закрытых учреждениях или находившихся там в прошлом, а также обследована другая группа, не проявлявшая склонности к жестокости. Ученые обнаружили, что у большинства объектов эксперимента с жестоким поведением наблюдались определенные химические модели, отсутствовавшие в другой группе. Способность различать жестоких и нежестоких субъектов на основе одной только химии была подтверждена двумя исследованиями, организованными по принципу «двойной защиты от необъективности» под наблюдением Университета штата Калифорния.

Клинические испытания 18 субъектов типа В (социопатические личности) выявили химические аномалии в крови и моче испытуемых. У всех восемнадцати человек были зарегистрированы повышенное содержание гистамина, пониженное содержание цинка и спермидина в крови, а также повышенный уровень криптопирола в моче. Кроме того, во многих случаях наблюдались гипогликемия и избыток токсинов (свинца и кадмия). Значение тестов обусловливается не только тем, что они подтверждают важность определенных элементов, присутствующих в организме социопатических личностей, но и то, что полученные данные позволяют установить взаимосвязь определенных химических моделей с конкретными поведенческими аномалиями. На основе определенных элементов, с помощью химического тестирования на их содержание в организме, ученые смогут построить «дактилоскопический» метод определения предрасположенности к асоциальному поведению.

Тестирование обнаружило две дополнительные химические модели (тип С и D), которые характерны для лиц, проявляющих незначительную или умеренную жестокость. Индивидуумам типа С свойственна очень низкая концентрация всех элементов (за исключением свинца и кадмия); предполагается, что такие личности страдают нарушением адсорбции. Модель типа D почти идентична типу С, за исключением того, что у последней наблюдается исключительно высокое содержание кальция и магния. Ученый полагает, что индивидуумы, относящиеся к типу D, страдают гипогликемией.

Уолш и его коллеги из Института здоровья изучали изменения, происходящие с жестокими личностями после того, как указанный химический дисбаланс их организма был скорректирован. Более 80 человек, у которых наблюдался дисбаланс типа А, В, С и D, прошли специальное лечение в Принстонском центре биологии головного мозга в Скиллмене, Нью-Джерси. По утверждению Уолша, полученные результаты весьма обнадеживают. По его сообщению, у 80 % пациентов наблюдались значительные улучшения, сохранявшиеся в течение двух лет. Наиболее поразительные изменения произошли с социопатическими школьниками. В настоящее время планируется эксперимент «с двойной защитой от необъективности», имеющий целью выявить поведенческие улучшения, связанные с корректировкой химического дисбаланса.

Уолш провел эксперимент с десятью серийными убийцами и обнаружил, что у девяти из них наблюдался химический дисбаланс типа В, как правило, с чрезвычайно высоким содержанием токсинов – свинца и кадмия. К таким субъектам принадлежали Генри Ли Люкас, Леонард Лейк и Чарльз Мэнсон. Единственное исключение составлял Бобби Джо Лонг, у него содержание указанных веществ соответствовало норме. Уолш пришел к выводу, что патологическая жестокость Бобби Джо Лонга происходит от повреждения головного мозга в результате аварии на мотоцикле, а не от химического дисбаланса или неправильного внутриутробного развития. По мнению Уолша, индивидуумы, имеющие подобный дисбаланс, необычайно зависимы от окружающей среды, особенно от влияния родителей, а также чувствительны к стрессам, потреблению алкоголя, страдают от воздействия токсинов и плохого питания. Выводы Уолша касательно Лонга совпадают с совокупностью симптомов, зарегистрированных у него еще в больнице, где он лечился после аварии. До этого Лонг не проявлял жестокости или склонности к насилию, хотя в его жизни присутствовали такие неблагоприятные факторы, как негативное отношение родителей и отсутствие счастливого детства.

Фишбайн и Тэтчер утверждают, что в наше время подавляющее большинство детей с рождения получает надлежащий уход и правильное питание, не подвергается воздействию токсинов и не имеет в анамнезе черепно-мозговых травм. Как правило, у них развиваются навыки адекватного поведения, позволяющие благополучно выходить из самых разнообразных жизненных ситуаций, учиться на собственных ошибках и становиться вполне полноценными личностями во взрослом возрасте. Однако когда многие из перечисленных факторов приобретают негативную окраску, когда дети переносят многократные травмы головы, страдают от плохого питания и подвергаются воздействию различных форм токсинов и опасных химических веществ, это порождает очень высокую вероятность того, что они усвоят практику криминального поведения. Фишбайн и Тэтчер видят главную задачу криминолога в своевременном выявлении отрицательных факторов, позволяющих прогнозировать вероятность будущего конфликта подрастающего индивидуума с системой уголовного права в результате развития этих негативных аспектов.

Одним из таких аспектов является проявление устойчивой неспособности ребенка к обучению. Ученые предостерегают от заблуждения: сама по себе неспособность к учебе вовсе не является показателем антисоциальной направленности или криминального поведения. Многие неспособные к наукам люди, страдающие различными дисфункциями типа дислексии, благополучно преодолевают эти препятствия и вносят свой вклад в сферу профессиональной деятельности. Однако некоторые формы неуспеваемости, проявляющиеся в более широком контексте физической жестокости и серьезных черепно-мозговых травм, плохого питания, подверженности действию токсинов, часто приводят к возникновению органических аномалий головного мозга. Например, воздействие неблагоприятной экологии: содержание свинца и кадмия в загазованной атмосфере могут неблагоприятно отразиться на развитии головного мозга, что повлечет за собой нарушение познавательных способностей. То же относится и к другим аспектам, о которых говорилось выше. Проблема усугубляется тем, что одни и те же факторы риска сказываются как на нарушении познавательных способностей головного мозга, так и на его возможности регулировать адаптивные поведенческие реакции в жизненных ситуациях, что ставит индивидуума в исключительно неблагоприятное положение в обществе. Оказавшись в таком положении, он подвергается высочайшему риску столкновения с законом. Подводя итоги, Фишбайн и Тэтчер показывают, что неспособность к учебе является отличительной чертой личности, страдающей аномалиями неврологической системы, а также подвергающейся высокому риску развития малоадаптивного и даже криминального поведения.

Фишбайн и Тэтчер на этом не останавливаются. Опираясь на то, что в основе неспособности к обучению лежат не столько чисто психологические, сколько физиологические причины, ученые настаивают на необходимости проведения в спорных случаях диагностики с привлечением современных методов, например компьютерно подкрепленной ЭЭГ. Необъективные методы оценки социального и психологического прошлого индивидуума могут быть связаны с различными предубеждениями, а также находиться в зависимости от неоднозначной интерпретации исследователя. ЭЭГ сводит субъективность к минимуму и является методом непосредственного измерения биоэлектрической деятельности головного мозга. Исследователи предлагают использовать метод ЭЭГ, подкрепленный компьютерным анализом, для обследования детей с явной неспособностью к учебе или аномальными реакциями в раннем возрасте. Это позволит определить, является ли неспособность результатом неврологического или психологического нарушения. В любом случае своевременная постановка диагноза позволит провести необходимое лечение и реабилитацию больного.

Марвин Вольфганг из Пенсильвании и швейцарка Этис Миллер, занимающиеся, соответственно, социальной психологией и психоанализом по Юнгу, разработали собственные образцы прогнозов жестокости и преступлений. Вольфганг, изучивший все мужское население Филадельфии 1945 года рождения, пришел к выводу, что конфликты с системой охраны правопорядка укладываются в семейные модели. Там, где отец имел преступное прошлое, чрезвычайно вероятна и криминальная карьера сыновей. В семьях, где мать подвергалась тюремному заключению, также было очень возможно, что дети пойдут по ее стопам. Чем больше жестокости наблюдалось в семье, тем больше была вероятность, что ребенок станет жестоким преступником. Хотя статистика и так весьма убедительно доказывает важность семейного примера для воспитания детей, Вольфганг обнаружил некоторые другие факторы в подтверждение своих выводов.

Он привел данные о семейной склонности к алкоголизму и наркомании, а также о детях, воспитывавшихся в приемных семьях или детских учреждениях в полнейшем небрежении и при совершенном отсутствии родительской заботы. В подобных условиях из них вырастали почти хищники, начисто лишенные каких-либо моральных принципов или дисциплины. Первые столкновения несовершеннолетних с законом происходили в весьма юном возрасте, и если никто не вмешивался в их судьбу, дети становились профессиональными преступниками. В других случаях неспособность к учебе передавалась в семье из поколения в поколение, иногда по боковым линиям. Эта органическая неспособность являлась признаком неких неврологических факторов, которые в итоге вызывали малоадаптивное поведение, ставя индивидуумов в более затруднительное положение в обществе по сравнению с остальными людьми, что опять же приводило к конфликтам с законом. Иначе говоря, колода сдавалась когда-то давно, и представители каждого нового поколения делали свой генетически запрограммированный ход. Медицинское вмешательство помогло бы обозначить проблему, а лечение и психотерапия – вырвать отдельных индивидуумов из групп высокого риска, куда они неизбежно попадали. Однако, как удалось выяснить Вольфгангу, общественные институты, занимающиеся жестокими преступлениями, просто не настроены на работу с данными о медицинском и социальном прошлом потенциальных преступников. В результате проблема, которую он стал выявлять в мужском контингенте 1945 года рождения, за прошедшие годы лишь усугубилась, несмотря на то что правительство ассигновало миллиарды долларов на разрешение этой и сопутствующих ей проблем.

Элис Миллер, изучавшая детство Гитлера, убийцы детей Юргена Барча и наркомана-героиниста Христиана Ф., выявила два обстоятельства, являющихся ключами к разгадке феномена передачи жестокости по наследственной вертикали из поколения в поколения и разрастания вширь, включая серийные и массовые убийства. Она обнаружила, что жестокость затрагивала все последующие поколения, начиная с XX столетия. Ее гипотеза также объясняет распространение эпизодической жестокости в Америке, которое с 1950-х годов приобрело характер эпидемии. Миллер объясняет, что корни жестокого поведения взрослого человека следует искать в жестоком воспитании данного индивидуума в детстве, оставшемся незримым для постороннего глаза. В своей книге «Для твоей же пользы» Элис Миллер пишет, что родители, проявляющие по отношению к детям завуалированную жестокость, заявляя, что поступают так ради блага своих чад, виноваты в «ядовитой педагогике», основанной на извращении представлений о добре и зле. Иначе говоря, родители и воспитатели вдалбливают ребенку: то, что приносит физическую или эмоциональную боль, как нельзя лучше соответствует его интересам. В некоторых случаях безнравственность такой перестановки с ног на голову очевидна, она проявилась, например, в действиях супругов Каллингеров, родителей Джозефа Каллингера. Эти люди заставляли мальчика держать ладонь над огнем до тех пор, пока кожа не вздувалась пузырями и не трескалась от ожога. А когда ребенок плакал, его жестоко наказывали. Мать объясняла, что такие упражнения идут Джозефу на пользу, приучают его переносить боль. Самые важные для развития годы юноша провел, переживая страшную безысходность. Это нанесло серьезный вред его самооценке, которая является важнейшим компонентом в эмоциональном развитии, в точности и способности воспринимать социально упорядоченный окружающий мир, и оставило ребенка с незаживающими душевными ранами.

По своей сути «ядовитая педагогика» – это расщепление чувств сострадания, нежности, близости и боли – они отделяются от индивидуума, чтобы сделать его «крутым» и непробиваемым. Такое воспитание направлено на то, чтобы человек мог испытать или наблюдать жестокость без содрогания, не признавая ужаса или боли, якобы становясь сильнее, делаясь неуязвимым для любых проявлений слабости типа раскаяния или совести. Это именно те эмоции, которые серийные убийцы испытывают, оказавшись в стабильной обстановке тюрьмы. Это та сила, которая однажды заставила Генри Ли Люкаса продолжать сознаваться в своих преступлениях не только ради очищения собственной души, но и для того, чтобы углубить чувство раскаяния и сожаления, во-первых, о своей загубленной жизни, а уже затем – о жизнях тех, кого он убил. Это были те эмоции, которые Виола Люкас так старалась истребить в своем сыне, когда, спросив, любит ли мальчик своего домашнего мула, выхватила пистолет и на его глазах пристрелила животное, а вдобавок избила ребенка за то, что ей пришлось понести расходы на вывоз тела со двора.

Миллер объясняет: чтобы отучить ребенка испытывать симпатию и сочувствие, вовсе не обязательно совершать жестокие, бесчеловечные поступки. На самом деле в современном обществе многое происходит как бы само собой, потому что родители насаждают в семье добро и зло, исходя из собственного их понимания, совершенно не учитывая интересов ребенка. По словам Миллер, родители, навязывающие детям личные ценности, опять-таки «ради их же блага», совершают «мягкое насилие»: они полностью подавляют растущую личность ребенка и поджигают бикфордов шнур агрессивности, который взорвется десятилетия спустя. Они как будто бьют своих отпрысков тряпичными дубинками, не оставляющими кровавых рубцов, и не причиняют боли, но зато наносят колоссальный внутренний вред. Подобные «воспитатели» внедряют в души детей глубокое чувство беспомощности и безысходности, не позволяя им дать выход своему бунтующему духу или элементарному гневу. Эти естественные жестокие детские эмоции оказываются отделенными от личности ребенка, и им не суждено развиться в безобидное чувство примирения. «Закорачивая» их, как электрическую цепь, родители снова и снова ограничивают детей жесткими рамками, заставляя их вновь переживать гнев и безысходность, и так будет продолжаться до тех пор, пока они либо не смирятся, либо не дадут выход неконтролируемой ярости, объектом которой станет гипертрофированная фигура родителя в лице самого общества.

Если согласиться с Элис Миллер, придется признать, что в мире существуют сотни эмоциональных мин замедленного действия, готовых взорваться в любую минуту. Почему же они не взрываются? И разве нет процесса их обезвреживания, который помог бы излечить всю боль, сотворенную «ядовитой педагогикой», по Элис Миллер? А если процесс обезвреживания отсутствует, то почему общество не уничтожило само себя? Ответ на все эти вопросы: да, существуют сотни и тысячи чрезвычайно жестоких преступников, обладающих полным набором симптомов серийного убийцы. Они не взорвались, потому что в их жизни еще не произошло критическое событие, запускающее цепную реакцию. Тем не менее число индивидуумов, которые взрываются, совершая массовые убийства или апокалиптические по жестокости серийные преступления, будет ежегодно возрастать.

Нам также известно, что в свое время существовал процесс обезвреживания. Он в значительной мере держал жестокость под контролем, но прежние факторы социального контроля сейчас уходят из нашей практики по мере изменения семьи. И, к сожалению, жестокость, наследуемая поколениями, тоже способствует разрушению отдельных сторон нашего социального порядка. Такова основная мысль предупреждения, сделанного Главным хирургом американскому народу: жестокость стала проблемой здоровья общества. Данная проблема превратилась в объект исследований, направленных на изучение жестокости в семье, в отношениях между поколениями, а также эпизодической жестокости.

Теория жестокости поколений, выдвинутая Миллер, как в явно выраженной, так и в завуалированной форме, объясняет, почему подобное явление с такой скоростью распространилось в американском обществе после Второй мировой войны. Согласно этой теории, в прежнее время даже если один из родителей мог взять на себя авторитарную роль и угнетать развитие собственного ребенка, прочие члены семьи оказывали последнему поддержку. Иначе говоря, рядом с ребенком были другие родные, включая взрослых братьев или сестер, к ним он мог обратиться за эмоциональной поддержкой и защитой от излишне деспотичного родителя. Большая семья, в которой представители нескольких поколений жили под одной крышей, ее четкая архитектоника и распределение властных функций обеспечивали ребенку разнообразную поддержку, давали выход его бунтарству и гневу. У ребенка были родные и двоюродные братья и сестры, вместе с ним они влачили бремя родительской жестокости, так что оно не обрушивалось непосильной ношей на плечи единственного чада. Однако в XX веке семьи стали менее многочисленными, они сделались весьма нестабильными, в результате многим детям приходится пройти через несколько семей с псевдоотцами, которые появляются у них в результате родительских разводов и новых браков. И теперь, на исходе XX века, над семьей нависла угроза распада. Сама концепция родительских обязанностей пересматривается и получает новое определение в судах, где стали рассматривать дела о суррогатном родительстве и зачатии в пробирке. Двухлетних детей все чаще отдают на воспитание в общественные учреждения, для того чтобы подготовить их для поступления в престижную школу, родители же завязывают сексуальные отношения со множеством партнеров, даже если состоят в браке. В наше время большее число детей живет в семье, где отец и мать в разводе, нежели в полной семье. Иначе говоря, семья кардинальным образом перестраивается. Этот процесс особенно усилился в послевоенный период, когда рядом с растущим ребенком отсутствовал близкий родственник, являющийся противовесом родителю, терроризирующему свое дитя.

В семьях с одним родителем или вовсе без родителя ситуация для ребенка может стать еще более разрушительной. Вскоре появится целое поколение детей, для которых нормальные родительские отношения, служащие ребенку опорой, вовсе не будут существовать. Это поколение, о котором сенатор от штата Нью-Йорк Пэт Мойниган начала говорить еще в 1980 году, вырастет в совершенной бедности. Оно будет воспитываться только государственной системой социального обеспечения. Дети будут страдать от постоянно плохого питания, так что всю последующую взрослую жизнь они будут нуждаться в медицинской помощи – она потребуется для устранения вреда, нанесенного ребячьим телам и душам еще на стадии развития. Такие дети представляют группу максимального риска в нашем обществе и, в свою очередь, произведут на свет очередное поколение неуправляемых детей, те передадут заболевание жестокости следующему поколению в грядущий век и распространят его далеко за пределы территориальных границ США.

Элис Миллер и другие специалисты, возделывающие стремительно растущую криминальную ниву, утверждают, однако, что индивидуальные симптомы этого недуга и определенные типы его носителей подлежат выявлению и диагностике. Но перед обществом стоит куда более важная задача. Ученые и врачи должны признать, что и сами они страдают узостью кругозора, проявляя неспособность связать явления различных дисциплин в единую картину. Соответственно, социологи ищут социальные причины – «находят их, психологи занимаются поиском психологических факторов и отклонений в развитии и также находят их, невропатологи пытаются выявить органические причины и также идентифицируют их. Полицейские и работники прокуратур просто считают преступников «плохими ребятами»; они выслеживают нарушителей закона и тех, кого удается поймать, притаскивают в суд. К сожалению, все эти специалисты бродят, подобно человеку с завязанными глазами, которого водят вокруг слона. И этого большого слона он, то есть они, целиком не видят. В результате проблема остается неразрешенной, а ее масштабы даже не удается адекватно оценить. Вначале надо избавиться от разобщенности представителей различных областей науки и практики и лишь потом заняться разрешением проблем эпизодической жестокости и серийного убийства.

В голове серийного убийцы

«Когда мне исполнилось лет пятнадцать, Бог явил мне Себя в зримом образе и Своем гласе и приказал производить ортопедические эксперименты с целью самоисцеления и спасения человечества. Это было время, когда у меня возникали странные идеи: родители поставили запор на дверь своей спальни, а в углу, возле двери, прислонили палку; я чувствовал крайнюю безысходность». Так несколько лет назад рассказывал в своем интервью Джозеф Каллингер.

«Я продолжал слышать, как она разговаривает со мной, – сообщил Генри Ли Люкас, имея в виду свою мать, которую убил за несколько лет до этого. – И она мне приказывала делать всякие вещи. А я их не мог выполнять. И еще там один тип говорил мне, чтобы я не делал то, что приказывают другие. И это свело меня в больницу – то, что я не делал того, что они мне велели». Так Генри Ли Люкас комментировал решение начальства тюрьмы штата Мичиган направить его в Айония-Стейт-хоспитал.

«Со мной творится что-то неладное», – заявил Тед Банди своей бывшей подруге Лиз Кендалл, после того как был арестован во Флориде. Он утверждал, что у него внутри поселилась некая сила, которая высасывает из него все, подобно сверхмощной гравитационной тяге или черной дыре, выкачивающей из близлежащих звезд сначала весь свет, а затем и материю. Банди пытался подавить эту внутреннюю силу, но та оказалась непреодолимой. Чем больше энергии он вкладывал в то, чтобы оставаться нормальным, тем все быстрее разрасталась зловещая сила. Она разрушила его способность успевать в школе, она продолжала отравлять его отношения с Лиз, и в конце концов она поглотила его.

Он был не в силах вести нормальную жизнь, хотя внешне казался человеком, способным справиться с любой жизненной ситуацией. Банди чувствовал, когда на него накатывал этот зловещий мрак. Если он ощущал, что его начинает тянуть на злодеяние, он старался усилием воли заставить себя остаться дома, чтобы избежать встреч с женщинами, которые могут оказаться у него на пути. Однако это становилось все труднее. Банди сознавал: он поддается проклятой силе. Его чувства обострялись. Теперь, если Банди оказывался на улице и замечал хорошенькую молодую женщину, он брел за ней следом. Преступник много раз пытался избавиться от наваждения, продолжая свой путь вдоль улицы, после того как замеченная им женщина скрывалась за дверями дома. Но это не всегда получалось. И спустя несколько недель труп жертвы находили в неглубокой яме.

Банди, как он объяснял Кендалл, не страдал раздвоением личности, так как всегда знал, где находится и что делает. Но он также считал, что сила, живущая у него внутри, является не порождением его фантазии, а реальностью. Это была часть личности Банди, которая оставалась непонятной, но она держала его под таким мощным контролем, что он совершал убийство исключительно ради сексуального возбуждения. Банди понимал: это внутреннее «нечто» мешает ему по-настоящему любить женщин. Он проявлял внимание к Кендалл и к другим знакомым девушкам, но был не в силах испытывать любовь. А когда выказывал по отношению к Лиз холодность (та предпочитала называть ее эгоистичной жестокостью), потом со слезами молил подругу о прощении. Но то были слезы человека, который страшился, что его бросят, а отнюдь не слезы раскаяния. Спустя много лет Кендалл вспомнит, что в те периоды, когда Банди держался отчужденно, словно защищал какую-то часть себя, которую ей не было дано знать, его побуждали к этому инстинкт самосохранения и страх. Банди говорил, что общение с ним означало контакт с презренным и бесчеловечным существом. В конце концов, он попросил девушку не задавать лишних вопросов, поскольку и сам не мог взглянуть в лицо правде, хотя и сознавал, что очень, очень болен.

Кеннет Бьянки спустя несколько лет после падения в школе со шведской стенки заболел эпилепсией с периодическими припадками. Мальчик вылепил скульптуру головы с двумя лицами: одно – впереди, другое – сзади. Одно поражало нежностью и трепетностью, это было лицо доброго человека. Другое являло собой маску обезьяны-убийцы. Психолог поставил Кеннету диагноз: эпилепсия височной доли. Другой специалист отметил, что Кеннет расходует много энергии на то, чтобы скрывать свою враждебность, не показывать ее окружающим.

После падения у Бьянки развилось недержание мочи. Его приемная мать завела привычку бить мальчика перед посещением туалета, дабы заранее наказать за то, что ему не удается целиком опорожнить мочевой пузырь. А когда он украл у нее деньги, она заставила ребенка держать руку над огнем газовой горелки, пока не появился ожог, приговаривая, что делает это ради его же пользы, и заставляла клясться в любви, несмотря на боль и истязания, которые сын от нее терпит.

Мать Бьянки испытывала периодические вспышки гнева. Однажды, когда Кеннету было девять лет, он спрятался под стол, чтобы переждать очередной приступ ее ярости. Бьянки утверждает, что именно в тот момент он заметил рядом с собой маленького мальчика по имени Стив. Стив ненавидел мать Кеннета и уговаривал его бежать из дома, но Кеннет боялся. Целых четыре года, несмотря на то что Стив и Кеннет стали неразлучными друзьями, новый товарищ без умолку твердил, что ненавидит и Кеннета. После смерти отца Кеннета Стив пропал.

В последующие полтора десятка лет Кеннет Бьянки, страдавший психиатрическими расстройствами, вел двойную жизнь. Как Кенннет он был красивым мужчиной, способным завязывать отношения с женщинами, влюбился в молодую девушку по имени Лаура, пережил удар, когда возлюбленная бросила его, и вновь полюбил другую женщину, Келли, у него родился сын Шин. Кеннет работал в службе безопасности в штате Вашингтон. Как Стив, которого он не видел несколько лет, он коллекционировал журналы и видеокассеты с жесткой порнографией и не мог удержаться от мастурбации в кроличье ухо.

Обосновавшись в Лос-Анджелесе, Бьянки как Стив вместе с родным дядей, Анжело Буоно, сформировали пару убийц. Они прочесывали улицы в поисках женщин, насиловали, душили и выбрасывали тела на склонах холмов в окрестностях города. Стив комфортно чувствовал себя в роли партнера Буоно, наслаждаясь воспоминаниями о десятках совершенных им убийств. Однако когда Кеннет вместе с Келли переехал в Вашингтон, Стив исчез, а скорее, затаился, по-прежнему находясь рядом и горя ненавистью к Кеннету за его зависимость от женщин. Он лишь выжидал удобного случая для нового удара. Наконец, ощущение безысходности и ярость стали нестерпимыми, и вот опять Стив вышел на поверхность: убил двух молоденьких девушек и намеренно оставил достаточно улик для инкриминирования преступления Кеннету Бьянки.

Бьянки был обследован психиатром лишь в ходе судебной процедуры. Когда потребовалось заключение о возможности его участия в процедуре суда, под гипнозом Стив «вышел наружу» и стал рассказывать чудовищные истории о матери Кеннета, дяде Анжело и женщинах, погребенных в предместьях Лос-Анджелеса. Эти истории показались жюри присяжных чересчур заумными, и оно просто признало Кеннета Бьянки и его дядю виновными в убийствах. Стив снова ушел на дно, а Бьянки отбывает пожизненное заключение, и лишь совет из пяти психиатров сохраняет уверенность, что появление Стива ознаменовало формирование множественной криминальной личности.

Независимо от того, рассматривать ли Люкаса, Банди, Каллингера, Бьянки и прочих серийных убийц как типы множественной личности, все они сообщают о чувствах, которыми были не в силах управлять, о голосах, подталкивавших на совершение преступных деяний, об ощущениях неведомой силы где-то в самой глубине души. Им казалось, что эти силы захватили власть над их телом, делая его своим заложником. Некоторые убийцы рассказывают, как в детстве слышали чужие голоса и испытывали сексуальные желания, совсем не такие, о которых рассказывали другие дети. Позднее голоса и желания оформились в ритуалы. Данные индивидуумы совершали нападения на людей, насиловали женщин, достигали оргазма только тогда, когда жертва лежала перед ними в совершенно беспомощном состоянии. Они совершали убийства, уродовали и расчленяли тела, чтобы скрыть следы злодеяния и избежать ареста. Чем более жестоким было преступление, тем острее они сами ощущали эту жестокость, пока не наступал момент, когда самого преступления становилось уже недостаточно, для того чтобы полностью стереть отвращение, омерзение к самому себе. Этим людям совершенно неведомо раскаяние, они неспособны испытывать сочувствие и любовь, свойственные нормальным людям. Убийцы живут изгоями в своих мрачных вселенных, пока часть их личности не сдается. И тогда они пытаются покончить с собой или оставляют на месте преступления красноречивые улики, которые помогают полиции изобличить и арестовать виновных.

Откуда берут начало эти голоса и чувства? Может быть, ответственность за их возникновение лежит на перенесенных черепно-мозговых травмах в результате катастроф или родовых дефектов, приводящих к неврологическим нарушениям? А может, существует некая критическая масса органических, психологических и социальных факторов, погружающая каждого серийного убийцу в его мрачный мир? Сознает ли ребенок, который впоследствии становится убийцей, что он уже в чем-то существенно отличается от всех остальных людей, или это открытие приходит к нему лишь в пубертатный период, а то и после каждого совершаемого им убийства? Где та грань, за пределами которой пораженная психика теряет способность управлять собой и выпускает на свободу первобытную силу тотального разрушения?

В поисках ответа на эти вопросы психиатры Дороти Льюис и Джонатан Пинкус обследовали пятнадцать заключенных отделения для смертников в штате Флорида и обнаружили у всех преступников примечательное сходство неврологических нарушений. Один из заключенных, Бобби Джо Лонг, даже сделал свой комментарий. Он сказал: «Среди моих собратьев некоторые ушли так далеко, что их как будто нет на месте, когда ты стоишь напротив и с ними разговариваешь». Лонг полагает, что часть его мозга, пораженная в дорожной катастрофе, «уже вся высохла и умерла… Но здесь есть и просто сумасшедшие, которые даже не понимают, что происходит вокруг».

Чтобы разобраться, как больной с неврологическими нарушениями может продолжать функционировать, или как Банди удавалось вести внешне нормальную жизнь, жить с женщиной и ее маленькой дочкой и при этом совершать серию преступлений – насиловать и убивать других молодых женщин, – требуется уяснить комплекс симптомов, по-видимому, присущих серийным убийцам. А чтобы понять, как эти нарушения влияют на их поведение, нам следует обратиться к тому, что мы называем сознанием или восприимчивостью, и рассмотреть его как продукт биологического механизма.

В деятельности головного мозга нет никакой мистики или магии, хотя он и находится в центре чуда, именуемого жизнью. То, что мы называем сознанием, – на самом деле высокоскоростная передача с наложением миллионов сигналов в рамках электрохимических процессов. Сигналы связывают ощущения, области распознавания, банки памяти и нервы, контролирующие движения мышц. Мозг – это и параллельный процессор, выполняющий много функций единовременно, используя для этого одни и те же пути, и субординирующий процессор, который располагает задачи с учетом их приоритетности и формирует последовательность выполнения операций, необходимых для жизнедеятельности. Основываясь на психическом состоянии индивидуума, а также на информации об окружающем мире, в зависимости от важности сообщений, хранимых в различных ячейках памяти, и от эмоционального уровня человека, мозг присваивает каждой операции, которую он должен отработать, свой фактор значимости и соответствующим образом организует эти операции. У неконфликтной личности процесс расположения по важности имеет устоявшийся характер, напоминая составление списка дел на день, где галочкой отмечаются выполненные пункты, только масштабы подобной операции в организме шире и сложнее. У конфликтной личности, а таковыми являются около девяноста девяти процентов людей, мозг идет на множество компромиссов. Выпить ли нам еще чашечку кофе или сразу сделать этот важный телефонный звонок? Постараться ли увильнуть от работы или приступить к ней немедленно? Шагнуть навстречу опасности или попытаться убежать? Мозг принимает подобные решения каждую секунду, реагируя на миллионы сигналов, поступающих из внешнего мира и из собственных банков памяти.

Однако машинная модель человеческого мозга все-таки излишне упрощает сложность органа и неврологической системы, которой он управляет. Поскольку эта система приводится в действие посредством электрохимических, а не просто электрических импульсов, различные типы процессов могут происходить в одно и то же время, изменяя интерпретацию сигналов нашим разумом. Например, если человек устал и проголодается, его организм перегружен, а ум пребывает в напряжении, поскольку занят проблемами сегодняшнего дня и отягчен страхом не только о завтрашнем дне, но и о семейных делах, финансовом положении. Такой человек среагирует на определенные стимулы иначе, нежели тот, кто не испытывает стресса, сыт, чувствует себя отдохнувшим и просто больше уверен в себе. То есть тот, кто с утра не позавтракал, склонен срывать зло на окружающих и вообще проявлять крайнюю раздражительность, тогда как человек, хорошо подкрепившийся, настроен гораздо благодушнее. Возможно, первый из них и не испытывает голода, но его мозг чувствует потребность в подкормке. Мозг желает, чтобы его накормили, и потому получаемые им химические сигналы угнетают способность адекватно реагировать на негативные раздражители. Иногда мы не сознаем этого, как случается с человеком, который, перебрав алкоголя, утратил способность к логическому поведению, а рефлексы стали его подводить. Это сходные феномены. Сексуальное возбуждение, страх, гнев и боль вызывают аналогичные химические сигналы посредством гормональной системы; она не принимает доминирующей логики, в большинстве случаев направленной мозгом на внутренние эмоции. А у серийных убийц, с их чудовищно нарушенным химическим уровнем, едва ли существуют условия для нормальной мозговой деятельности.

Наверняка вы видели схематические изображения, показывающие, какой участок головного мозга контролирует ту или иную функцию организма. В XIX веке Поль Брока? выделил область, контролирующую речь; другие ученые нанесли на атлас участки, ответственные за мышечные функции, восприятие сигналов, поступающих по зрительному нерву, перехват звуковых сигналов и различение вкусов и запахов. В начале XX века головной мозг представлялся ученым ящиком с ячейками, наподобие того, в каком в гостиницах хранят ключи от номеров, где каждой ячейке соответствовал свой ключ, или, в нашем случае, одна, определенная часть организма. Однако оказалось, что эта концепция в значительной степени ошибочна. На смену ей пришло современное понимание, что мозг – это устройство, переключающее сигналы, и его основная функция – релейная обработка сигналов, направление их в различные области. Выполнение этой деятельности обеспечивает то, что мы называем «осознание» или «осознанность». В этом отношении человек, по сути, не отличается от низших животных, которые видят, слышат, обоняют, осязают, чувствуют боль, ощущают голод, испытывают потребность удалять отходы из организма, ощущают страх, сексуальное возбуждение, переживают приступы злобной ярости. Но поскольку у человека более развиты функции головного мозга, он пользуется языком и существует в метафизическом мире, в котором люди в состоянии выносить суждения о природе действительности. Мозг человека осознает человеческую деятельность. Мы понимаем предложения типа: «Я стараюсь думать», «У меня сегодня просто не работает голова» или «Это вертится у меня на языке».

Итак, человеческий мозг представляет собой сложный, но элегантный прибор для коммуникации, позволяющий моментально переключать сигналы, поступающие в различные участки мозга в форме сообщений органов чувств, и те, что хранятся в банках памяти, обеспечивая базовый уровень сознания. Стоит человека полностью лишить сенсорного ввода – и все его ощущение сознания претерпит болезненное искажение. Лишение новорожденного младенца основополагающего сенсорного ввода, в особенности тактильной стимуляции, обречет его всю жизнь терпеть психологическую боль и проявлять жестокость. Эксперименты, проведенные на обезьянах и других приматах, показывают: в отсутствие чувственной стимуляции животные становятся жестокими, ориентируются на разрушение и, в конце концов, пытаются покончить с собой, разбивая головы о стенки вольеров.

В нормальном мозге сенсорная информация из внешнего мира автоматически передается на специфические центры, расположенные по ходу нервных клеток. То, что нервы передают в головной мозг, сравнивается с аналогичной информацией, сохраняемой мозгом, она узнается и идентифицируется. Часть этого процесса используется для поддержания ориентации индивидуума во времени и пространстве. Иными словами, чтобы установить движение протяженностью от одного момента до следующего, мозг постоянно «высвечивает» картинки внешнего мира. Эти сотни миллиардов снимков, сделанных мозгом, составляют реальность в нашем сознании. Если в промежутке между двумя «фотовспышками» изменить существенный аспект внешнего мира, так что снимки перестанут соответствовать ожидаемой мозгом картине реальности, индивидуум может утратить способность к самостоятельной ориентации. Иначе говоря, если сейчас полдень, у нас нет основания ожидать, что в следующий момент наступит кромешная тьма. Пока древние люди не понимали природы солнечных затмений и не научились их предсказывать, у них не было основы, опираясь на которую, они могли бы ориентироваться в происходящем. Если изменить аспект гравитации, как это происходит в сверхскоростном лифте, изменить звуковые эффекты или поместить нового человека в то место, где его никто не ожидает увидеть, мысль с самого начала отвергнет последовательную детальную познавательную деятельность, вызывая у человека разновидность защитной реакции. Мы называем такую реакцию моментальной паникой. Обычно это случается, когда кто-то неожиданно бросается на нас, подобным образом пугают друг друга дети.

Неврологические процессы, происходящие при такого рода испуге, сводятся к тому, что информация о внезапном появлении передается по другому нервному пути к периферической нервной системе. Процесс передачи с самого начала контролируется мозгом: височной долей, лимбической областью и гипоталамусом. Эти отделы руководят основными эмоциями и гормональной системой человека. Они начинают и прекращают одну за другой любые познавательные функции, поддерживают метаболический баланс в организме. Именно здесь биологический алгоритм переводится с клеточного уровня на уровень всего организма. Эти области контролируют страх и гнев, сексуальное влечение, чувство удовольствия или благополучия, а также ощущение собственного «я», отличающее индивидуума от остальных людей. Отдельный неожиданный для человека сигнал вызывает в гипоталамусе реакцию страха и потребность защитить себя. Мы можем закричать и дернуться, у нас сильно забьется сердце, выступит пот. Нашей первой реакцией – а необученный человек абсолютно не способен их контролировать – будет желание убежать или нанести ответный удар. С помощью хранящейся в мозге памяти мы узнаем напугавшего нас человека, образ которого запечатлен у нас в сознании, но угроза, заключающаяся во внезапном вторжении, прошла по иному пути, и откуда-то из глубин нашего мозга возникает ответная реакция. Мы осознаем эту реакцию почти в тот самый момент, когда узнаем, определяем, кто этот человек, заставивший нас подскочить от ужаса, и приходим в смущение. Но нам известно, что где-то в глубине нас эта реакция есть. Как будто внутри сидит какой-то другой человек, заставляющий реагировать, хотя сознательно мы этого не хотим. Такого рода ощущение, умноженное стократ, – приблизительно то, что испытывает серийный убийца, когда часть его мозга подчиняет часть его «нормальной» деятельности.

В обычных условиях мозг сразу оценивает возникшую ситуацию и сигнализирует о «чрезвычайном положении» до разрешения проблемы. Логический контроль, осуществляемый обычно доминирующим левым полушарием, обеспечивает основу порядка и подает в мозг свежие сенсорные данные. Он служит тем фильтром, который создает связь между предшествующей и последующей «фотовспышками» и выносит суждение о достоверности и содержании информации, получаемой посредством сенсорных рецепторов. Наша способность отличать реальность от фантазии и правду от лжи в значительной мере регулируется логическим контролем. Именно это позволяет даже самому невыдержанному человеку существовать в контексте общественного порядка и вести себя в соответствии с установленными правилами.

Однако во время сна ощущение реальности часто оказывается нарушенным внезапными изменениями фантастических сцен, совершающимися ежесекундно. Умершие возлюбленные или родственники могут населять наши сновидения наравне с живыми и здравствующими, благополучно взаимодействуя друг с другом. Во сне мы можем видеть себя детьми, но действовать в современной обстановке и даже общаться с самими собой, уже взрослыми. Сон способен мгновенно свалить человека, особенно если тот очень устал. Стимулирующие его химические вещества начинают свое движение в организме, унося нас в мир сновидения. В такие моменты полусна-полубодрствования реальность и символика, принадлежащая сну, совершенно смешиваются с реальностью бодрствования. Мозг еще сохраняет некоторую долю контроля, но мы чувствуем, как какая-то непреодолимая сила утягивает нас в сон. И если ничто не нарушит этого состояния, например свет яркого прожектора или пронзительный сигнал клаксона, мы погрузимся в сон, даже не сознавая этого, пока не проснемся много минут, а то и часов позднее.

Сновидения имеют собственную символику, защищающую бодрствующий ум от ужаса самых глубинных воспоминаний и страхов, которые хранятся у нас в душе. Люди, являющиеся нам во сне, часто олицетворяют собой других, вызывая к себе сходное чувство. Братья или сестры иногда подменяют наших детей, и в момент пробуждения человек мгновенно постигает нюансы очень давних коллизий в свете своих нынешних отношений с собственным ребенком. Во сне родители, родственники и друзья иногда становятся на место друг друга, что также может служить источником, проливающим свет на какое-то обстоятельство, важное для сновидящего или его психотерапевта, раскрывая представления и глубинные эмоции индивидуума. Однако эти открытия и толкования сновидений делаются не спящим, а пробудившимся человеком, иногда с помощью специалиста. Анализ осуществляется с помощью логических построений. В период серий преступлений такой логический механизм отсутствует в уме серийного убийцы на протяжении длительного времени.

Полусон-полубодрствование, в котором смешиваются воображаемые ужасы с объективной реальностью, – вот подлинное состояние серийного убийцы с нарушениями лимбической области мозга или другими симптомами. Сновидения без предупреждения вторгаются в реальность бодрствования, и он неожиданно для себя попадает в мир своих наполненных кошмарами фантазий, при этом лишаясь ориентира, который помог бы ему определить, где сон, а где – явь. Для данного индивидуума сон и явь – все едино. И подобно тому, как люди, видящие во сне одних своих знакомых в роли других, приходят в смятение, состояние галлюцинации или бреда приводит серийного убийцу в полную растерянность: он путает тех, кого знал в прошлом, родителей, братьев и сестер, со своими нынешними жертвами, которые только что встретились ему на пути или сели в его машину. Когда неистовство серийного убийцы, постепенно накапливаясь, достигнет предела и преступник захлопнет капкан, он неотвратимо запирает и себя в мире сновидений, а жертва лишается для него всяких личностных черт, если не считать свойств той личности, которые приписало несчастной его болезненное воображение.

Психологическая реакция, запускающая ход бредово-сновиденческого механизма, может быть вызвана событием, произошедшим в реальном мире, как это случилось с Гэри Шефером. Его сознание уже находилось в смятении из-за падчерицы в тот момент, когда он проезжал мимо Кэти Ричардс и ее подружки. Реакция может носить и чисто эпизодический характер, как у Бобби Джо Лонга, испытывающего эмоциональные циклы, аналогичные менструации. Его жестоко искалеченный мозг, перенесший ряд черепно-мозговых травм, уже не имеет действенного регулятора, способного контролировать поток чувств, стимулируемых гормонами. В результате Лонг обнаружил, что действует во сне, подобно лунатику; убийца не в силах подавлять в себе ярость и жестокость – они ассоциируются у него с сексом и властью над жертвой.

Тед Банди приходил в неистовство при виде хорошенькой сокурсницы, возбуждавшей в нем сексуальную агрессию. Однако он был отвергнут как раз такой женщиной. Ее убеждение в своей красоте, все ее поведение, от которого веяло самоуверенностью и сознанием собственного достоинства, вызывали у Банди ненависть в момент возбуждения. Он ненавидел ту девушку и одновременно желал ее, и эти два чувства сплетались воедино. Ему страстно хотелось доминировать над подобной женщиной, разрушить ее власть. Совершая преступление, он испытывал сексуальное возбуждение, ставшее путеводной нитью, за которой всю жизнь тянулся больной мозг Теда Банда. Выходя на охоту за жертвой, он надевал на руку фальшивую гипсовую повязку и напускал на себя роль слабого, нуждающегося в помощи человека, чтобы заманить несчастную девушку в ловушку. Преступник рассчитывал сыграть на чувстве превосходства, столь ненавистном для него в женщинах. Когда контакт с жертвой был установлен и Банди понимал, что сумел опутать ее паутиной, в нем стремительно нарастало возбуждение. Эмоциональная сила, пронизывавшая его мозг, набирала мощь и выносила его на следующий виток преступления. Близился миг триумфа: женщина сидит рядом с ним в машине, в полной его власти. Затем следовала короткая серия ударов, делавших ее беспомощной, и вот уже Банди оказывался на предпоследней стадии своего преступления. Теперь, когда она в обмороке и близка к смерти, он насиловал ее: секс и ненависть к этой женщине были в его понимании тождественны, потом он убивал. Когда с жертвой было покончено, он начинал терзаться омерзением к самому себе. Акты жестокости не приносили облегчения, у него на руках оказывался труп, от которого следовало избавиться. Закопав тело, он поздним вечером звонил Лиз Кендалл в отчаянной попытке сделать крен в сторону реальности и утвердиться в роли живого существа.

Этот алгоритм повторялся, и на счету Теда Банди скопилось свыше трех десятков жертв в Сиэтле. Их число пополнилось убитыми в Колорадо, затем новой партией жертв из штата Юта и, наконец, жертвами заключительных гастролей во Флориде.

Джоном Гейси двигало стремление разрушить некую активную червоточину, ощущаемую им внутри себя. Ритуалом убийства молодых людей он воспроизводил кошмар, в котором его родной отец убивал мальчика Джона Гейси за его собственную слабость и явное отсутствие мужества. Гейси одновременно играл две роли, и отца, и мальчика. Он действовал как лунатик, его исковерканный мозг позволял наяву разыгрывать самоистязания и ненависть, хранившиеся в памяти с тех пор, пока Гейси был ребенком. Ощущение беспомощности и гнева, детская потребность в разрушении того, что доставляло самую большую боль, выходили на поверхность, когда Гейси привозит жертву к себе домой. Придя в отчаяние от того, что преступление на самом деле не освобождало от боли, он хоронил своих жертв в подвале.

И хотя Гейси, Банди, Мэнсон, Люкас, Каллингер, Бьянки, Лонг и другие серийные убийцы обнаруживают по меньшей мере один пусковой механизм в поведении, на самом деле каждому из них присущ целый комплекс причин. В противном случае всякий, у кого имеется повреждение лимбической области мозга или гипоталамуса, автоматически становился бы серийным убийцей. Нам известно, что головной мозг – куда более гибкий и многогранный орган и располагает механизмами компенсации, с помощью которых старается скорректировать дефекты. Если человек много часов обходился без пищи и начинает проявлять ненормальную жестокость по отношению к окружающим, его естественное, хотя и ослабленное, чувство морали задаст вопрос напрямик: «Разве ты не понимаешь, что делаешь?» или «Почему ты так поступил?». Страх нарушить равновесие в семье или боязнь лишиться работы также служат противовесом взрывам вспыльчивости и эмоциональных проявлений. Даже алкоголики, дошедшие почти до крайности, если их воспитывали в положительном ключе, не теряют возможности совершить поворот в своей судьбе и воспользоваться медикаментозным лечением или психотерапией.

Мозг способен выдержать неоднократные повреждения и продолжать нормально функционировать, так как является чрезвычайно «пластичным» органом, восстанавливающим нервные клетки взамен утраченных. Люди, перенесшие инсульт левой стороны головного мозга и утратившие мышечный контроль над правой стороной, а также лишенные дара речи, могут приспособиться к новым условиям. Невропатологам известно: существует речевая область в правом полушарии мозга, которая отражает, подобно зеркалу, околообонятельное поле Брока?, расположенное слева. Эта область может взять на себя функции поврежденного левого полушария в тех случаях, когда вследствие паралича левой половины нарушается речь. Нам также известно, что нервные пути, контролирующие другие моторные функции, поддаются компенсации в результате специальных программ реабилитации. Мозговая ткань способна к восстановлению после разрушительного действия алкоголя. Стоит вывести из организма токсины и дать ткани возможность регенерироваться, многие церебральные функции, утраченные в период злоупотребления спиртным, постепенно восстановятся. Возможно, человек никогда не станет прежним на все сто процентов, однако удовлетворительное состояние позволит ему жить и работать без явных неудобств.

Парадокс состоит в том, что именно уникальная возможность мозга излечивать себя и компенсировать повреждения создает ту основу, на которой и формируются серийные убийцы. Эта разновидность защитного механизма настолько сложна, что когда он работает на полную мощность, то в состоянии превратить индивидуума в жестокого хищника. Чтобы понять, каким образом защитный механизм приводит к деструктивно-агрессивному поведению, следует учесть: главной целью любого живого организма является выживание. Таков тип биологического алгоритма, биохимическая реакция, основополагающая для различения живой и неживой материй. Проявлением биологической потребности выживания служит воспроизводство генетического материала по принципу зеркала, призванное гарантировать развитие нового существа, подобного родителю. То есть сексуальное возбуждение – основополагающая химическая реакция.

Самооборона в любой форме – это тоже проявление потребности выживания. Страх, жестокость, гнев, бегство, ужас и паника – не что иное, как химически индуцированные реакции, которые в том или ином виде присущи всем живым существам. Они составляют часть компенсационного процесса, не позволяющего случайно погибнуть. У человека первичные реакции самозащиты были социализированы на очень ранней стадии эволюции, приблизительно в тот период, когда формировалась устная речь. Объединившись в группы, люди обрели возможность выживать под натиском стихии, побеждать в борьбе с хищниками. Эволюция видов отражается в психологическом и социальном развитии каждого отдельного индивидуума. Иначе говоря, онтогенез, развитие индивидуума, следует за филогенезом, эволюцией вида. Если этот процесс так или иначе нарушен и мозгу или центральной нервной системе приходится восстанавливать пошатнувшийся внутренний баланс, индивидуум перестает отражать остальное общество. Он становится психофизиологическим мутантом. Так происходит при формировании серийного убийцы.

Поведение, характерное для серийных убийц, хотя и саморазрушительное по сути, разрабатывается их мозгом в порядке компенсации уровня физиологического или эмоционального повреждения. Если ребенок не получал в детстве необходимой тактильной стимуляции и потому не смог провести черту, отделяющую его от окружающего мира, мозг восполняет это, но жизненно важный элемент будет отсутствовать. Какая-то часть мозга младенца никогда не разовьется до такой степени, на которой осуществляется регуляторный контроль примитивных эмоций. Индивидуум может эмоционально охватывать только себя и никого более. Он не будет признавать в отношении себя никаких физических ограничений и готов буквально пойти по трупам, если это понадобится. Он не будет ощущать чужой боли, ему будет неведомо раскаяние, он никому не посочувствует. Когда подобное поведение развито до крайности, индивидуум существует в собственной вселенной, в изоляции от всего остального человечества. Он может начать с жестокого обращения с животными, а со временем прийти к преступлениям против людей. Его гнев будет продолжением его самого, так как этот человек окажется не в силах сдерживать ярость с помощью той части головного мозга, которая у него попросту не развилась. В смягченном варианте такой индивидуум имеет социопатические наклонности. Он может быть эгоистичен, излишне требователен, неспособен отзываться на нужды близких, но все равно живет в собственной вселенной. Однако поскольку его мозг поврежден не слишком сильно, или благодаря правильному воспитанию, или приспособлению – хоть и с большим трудом – к обитанию в среде, подчиняющейся законам общественного порядка, такой человек научится контролировать жестокость.

В случаях с Кеннетом Бьянки, Чарльзом Мэнсоном или Генри Ли Люкасом, которые в детстве терпели чрезмерную жестокость и каждый день жизни представлял угрозу для их выживания, развивающаяся психика детей была попросту разрушена. Они поняли, что нелюбимы и перемещаются по враждебной вселенной, где не смогут найти утешения иначе, как в удовольствиях, которые добудут себе сами. Для выживания им пришлось становиться хищниками, питающимися другими, и, подобно животным, они хватали, что могли, избегая встреч с существами, способными уничтожить их мирок. Функции мозга этих серийных убийц были нарушены вследствие физического повреждения, а эмоциональные нарушения породили у них высокоразвитый механизм самозащиты, позволявший выносить истязания. Парадоксально, что для выживания ребенку требовалось быть мертвым. Итак, фигурально выражаясь, психика умерла, чтобы позволить жить физической сущности.

Возможно, если бы мозг этих людей не подвергся травмам, они не стали бы психопатами и смогли бы контролировать свои первичные мозговые импульсы. Но, учитывая полученные повреждения, подобный контроль отсутствовал. Больной мозг Люкаса и Бьянки выпустил их примитивные потребности на свободу, они утратили контроль над собой и стали серийными убийцами.

Тщательное изучение историй серийных убийц, ставших объектами нашего исследования, показывает: то, что общество именовало криминальным поведением, являлось, по сути, механизмом защиты от того, с чем сталкивался индивидуум. И это соединение психологического распада, органического повреждения головного мозга, злоупотребления алкоголем и наркотиками либо признаков химического дисбаланса в организме во всех случаях приводит к появлению индивидуума, находящегося за пределами наших традиционных представлений о безумии. Биологический алгоритм, действовавший в данном человеке, поддерживал его в состоянии равновесия. Однако силы, действовавшие как внутри, так и извне, настолько отодвигали это равновесие от основного русла, что индивидуум становился неадекватным для какого-либо определения человеческой личности. Мы воспринимаем его как монстра, а он, разумеется, и сам воспринимает себя как бесчеловечное чудовище, если начинает равняться на нормальных людей. Трагедия заключается в том, что то, к чему он пришел, не является его свободным выбором. Как пишет Чарльз Мэнсон, чтобы выжить, он был вынужден возвести необходимость в ранг добродетели и открыть объятия тому существу, в которое превратился. Итак, в Мэнсоновом жестоком хаотическом мире, где добро было злом, а зло – добром, реакцией его психики стал «шурум-бурум» – абсолютное разрушение окружающего мира в зеркальном образе уничтожения его внутренней вселенной.

Если описание обстоятельств формирования серийных убийц и множества причин, вызывающих те или иные формы мутации, все-таки оставляет в повествовании нотки оптимизма, это можно объяснить лишь жизнерадостностью, от природы свойственной человеческой душе. Банди, Лонг, Люкас, Каллингер – все они понимают, что больны. Даже Мэнсон признает, что его поведение выходило далеко за рамки нормальности. Он обвиняет общество и своих воспитателей за боль, которая была ему причинена, и, находясь в четко организованной тюремной среде, признает свои преступления. Сьюзан Эткинс, Текс Уотсон, Генри Ли Люкас и другие серийные убийцы приняли откровение христианского фундаментализма и стали строить свое личное обновление на его основе. Оказавшись в структурированной среде пенитенциарных учреждений, очистившись от токсинов и освободившись от остаточных эффектов злоупотребления алкоголем и наркотиками, перейдя на относительно стабильный рацион тюремной пищи, они почувствовали относительное оздоровление организма. Большинство серийных убийц сознает, что снова будут убивать, если их выпустят на свободу, но все они теперь понимают, что своевременное профессиональное медицинское вмешательство предотвратило бы их преступления или, по крайней мере, помогло бы разобраться в происходящем. Один из них, Бобби Джо Лонг, уже почти было решился обратиться за психиатрической помощью, но, испугавшись последствий, в последнюю минуту сбежал из приемной психотерапевта.

Как правило, серийные убийцы знали, что с ними происходило, и либо пытались держать себя в руках, как Банди, либо молили власти о помощи, как это делали Люкас, Лонг, Гэри и Эд Кемпер. Все они предупреждали тюремное начальство и медиков о своей болезни и говорили, что нуждаются в помощи. Люкас откровенно признался, что, если его освободят, он снова затеет серию убийств. Однако власти отпустили его. Бобби Джо Лонг несколько лет пытался убедить армейских докторов, что у него серьезная травма и он испытывает пугающие симптомы, но доктора отвергали его заявления, воспринимая их как попытку добиться дополнительных ветеранских льгот. А когда Карлтон Гэри объяснил врачам и администрации тюрьмы Оссининг штата Нью-Йорк, что испытывает наклонности к человекоубийству и нуждается в лечении, это расценили как желание облегчить себе отбывание срока.

Очевидно, требуется провести дополнительные исследования, и не только в узкой области эпизодической жестокости, но и в области деятельности мозга. Недавние исследования, обнаружившие связь роста новых нейронов и нервных путей в ответ на стимулирование обучением, открывают целое поле для изучения. Работа докторов Льюис, Марка, Медника, Уолша, Фишбайн и Тэтчера указывает новые направления в развитии криминалистики. А в сфере общественной политики теперь, когда даже сам Главный хирург США признал, что жестокие преступления представляют собой проблему общественного здоровья, единственным возможным способом ее разрешения может явиться разработка программ, позволяющих выявлять случаи жестокости в семье и идентифицировать жертвы такого обращения до того, как они канут в свой сумеречный мир. В противном случае некоторые из них вынырнут на поверхность лишь спустя десять – пятнадцать лет, попав на страницы газет в заголовки материалов, сообщающих о чудовищных злодеяниях.

Профиль серийного убийцы

На основании подробных интервью с более чем десятком серийных убийц и их ближайшими родственниками, исследований свыше трехсот дел о серийных преступлениях, а также около пятисот бесед с психоневрологами, психиатрами, социальными работниками, врачами, проводившими экспертизу, учеными-химиками мы разработали биологический и социальный профиль потенциального серийного убийцы. С помощью адвокатов, защищавших этих преступников, детективов из отделов убийств, которые их преследовали, а также сотрудников Отдела ФБР по медицинскому исследованию поведения нам удалось усовершенствовать этот профиль, дополнив его информацией о привычках и предпочтениях серийных убийц. По мере углубления понимания синдрома серийного убийцы мы пришли к выводу, что данный профиль поможет в создании средства диагностики и прогнозирования, позволяющего выявить индивидуумов, рискующих стать серийными убийцами, а также людей, прошлое которых обусловливает необходимость обширного обследования или биопсихологической экспертизы.

В отличие от френологов конца XIX века, изучавших форму головы и шишки на черепе человека, и даже от бихевиористов начала 1940-х годов, мы не сосредоточиваемся исключительно на поиске «преступных типов». Любой полицейский скажет: кто угодно может стать криминальным типом, стоит только совершить преступление и оказаться в тюрьме. Однако мы выдвигаем гипотезу, что совершение серийных убийств – это скорее определенная форма заболевания, а не стиль жизни; синдром, который имеет специфические четкие и размытые признаки, являющиеся симптомами, доступные идентификации задолго до того, как потенциальный убийца совершит свое первое преступление. Данное заболевание является крайней формой эпизодической агрессии. Это мы установили на основании опросов серийных убийц, сообщивших о жестоких фантазиях, виденных ими в течение многих лет до того, как они стали охотиться на первую жертву. Совершенные впоследствии убийства были главным образом воплощением этих фантазий и реакцией на нарастающую неспособность контролировать поведение.

Мы установили, что в числе причин заболевания – диагностируемые органические нарушения центральной и периферической нервной системы, которые вызываются мозговыми травмами, длительным сбоем биохимического равновесия, генетическим сбоем и тяжелыми случаями повреждения лимбической области мозга. Эти органические нарушения непосредственно связаны с асоциальным поведением, реакциями типа шизофренических, неспособностью к учебе, агрессией и иногда криминальной деятельностью. У ряда больных, по-видимому, бывают приступы в форме галлюцинаций, которые вторгаются в сознание, нарушая представление о времени и реальности, оставляя после себя только слабые «послеобразы», подобные призрачным следам кошмаров, сохраняющимся в памяти наутро. Единственные признаки заболевания – острые пики на глубокой ЭЭГ или серия неврологических проявлений, таких как дислексия, одержимость пожарами, провалы в памяти и прочее.

Какие симптомы могут подсказать диагностикам и психоневрологам, что больному требуется провести такой обширный тест, как глубокая ЭЭГ? Что должно навести врача на мысль отправить прядь волос больного на химический анализ? Всякий ли ребенок, неспособный к учебе, рискует сделаться убийцей женщин и детей? А что, если речь идет об убийце, совершившем свое первое преступление?

Можно ли вмешаться, пока он не нагнал ужаса на всю округу, как это было в случаях с Атлантским убийцей детей? А сколько Чарльзов Мэнсонов подрастает в наших закрытых детских учреждениях и обычных семьях? Послужат ли переживаемые ими страхи и отчаяние катализаторами процессов превращения трудных подростков в тягчайших преступников? Какие признаки должны насторожить тех, кто с ними сталкивается? И что должно подтолкнуть к проведению необходимых исследований?

В этой главе описываются поведенческие и биологические аспекты и психологические профили, которые должны восприниматься как признаки вероятности, что данный индивид может быть предрасположен к эпизодической жестокости и преступной деятельности. Критическое количество признаков позволяет оценить потенциальную опасность, не навешивая на человека ярлык преступника. Эти признаки могут рассматриваться лишь как сигналы тревоги – такова их важная отличительная черта. Вероятно, на свете существует немало людей, которые двигаются по жизни на границе между зарождающейся жестокостью и нормальным поведением, никогда не преступая черту. Они могут испытывать постоянный страх перед собственной потенциальной разрушительной энергией, ужас от сознания того, что скрывается у них внутри под маской обычного человека. Но у них никогда в жизни не соединятся все силы, порождающие серийного убийцу. Возможно, воспитание заставляет этих людей подходить к себе критически. Или у них развито понимание, что определенное питание оказывает воздействие на их поведение, и они для контроля над собой станут придерживаться особой диеты. А скорее всего, таким людям удается найти супруга или близкого человека, который займет важное место в их жизни, даст объективное восприятие реальности. И хотя у этих людей могут обнаруживаться отдельные биологические или психологические признаки синдрома серийного убийцы, они проживут жизнь носителями заболевания и никогда не состоятся как жестокие преступники. Модели, описанные в данной главе, подходят к таким людям лишь частично, но они вполне пригодны в качестве рекомендаций по обследованию.

Создание описания моделей и оснований для прогноза развития синдрома серийного убийцы имело целью выявление больных на ранней стадии. Наиболее вероятные кандидаты для детального обследования – дети, замеченные в проявлении жестокости по отношению к сверстникам и животным, постоянно устраивающие пожары и завороженно глядящие на пламя, жертвы жестокого обращения в семье, перенесшие черепно-мозговые травмы, обнаруживающие хроническую неспособность к учебе или другие формы органических нервных расстройств. Обследованию подлежат также несовершеннолетние правонарушители, помещенные в специальные учреждения и кажущиеся неисправимыми, – в тех случаях, когда это качество не связано с их домашним окружением или, напротив, окружение до такой степени жестоко, что внушает им страх. Приведенные ниже модели предназначены вовсе не для того, чтобы записывать кого бы то ни было в преступники и предсказывать криминальное будущее людей, называя их потенциальными серийными убийцами, и являются лишь рекомендациями, на которые следует ориентироваться при сборе более подробной информации о людях, страдающих приведенными или сходными симптомами.

Главное, что профиль должен служить в качестве средства диагностики как для медиков, так и для работников уголовных судов и судов над несовершеннолетними, привлекая их внимание к тому факту, что правонарушитель сам является жертвой и помимо наказания требует медицинского вмешательства. Мы не ставим перед собой цели оправдать преступников, но предлагаем учитывать, что эти действия могут быть вызваны синдромом серийного убийцы, определяемым как синдром нарушения контроля или психоза, связанного с поражением лимбической области мозга, и что определенные формы медицинской помощи, психотерапии и коррекции способны помешать им встать на путь жестокого убийцы. Иначе говоря, квалифицированное использование предлагаемых моделей спасет жизнь тысячам потенциальных жертв, «закоротив» электрическую цепь карьеры потенциальных серийных преступников. Данный профиль полезен следующим группам:

1. Индивидуумам, опасающимся, что у них имеются симптомы синдрома серийного убийцы, и чувствующим, что склонность к жестокости выходит у них из-под контроля. Мы не хотим запугивать таких людей, наводя их на мысль о возможности стать серийными убийцами, но имеем цель заставить насторожиться тех, кто действительно страдает от бреда жестокости, галлюцинаторных фантазий ритуального насилия, крайней гиперсексуальности.

Было бы идеально, если бы насильники, мужья, избивающие своих жен, хулиганы, встревожившись, постарались получить какую-либо медицинскую помощь, чтобы не поддаваться своим все более жестоким и извращенным фантазиям.

2. Отдельным лицам или группам людей, вставшим на защиту тех, кто, как они подозревают, относится к группе риска. Это друзья, родственники, дети или супруги, которые боятся близкого им человека, но в то же время сознают, что такое жестокое поведение может быть обусловлено факторами, не поддающимися его контролю. Особенно это относится к лицам, проживающим вместе с индивидуумами, проявляющими эпизодические поведенческие нарушения. Чем регулярнее становятся такие эпизоды, чем более странными делаются нарушения в поведении, тем важнее, чтобы супруг или другой родственник позаботился о медицинском вмешательстве. Для защиты потенциальным жертвам требуется, во-первых, признать наличие жестокости, во-вторых, добиться врачебного вмешательства, которое может помочь потенциальному преступнику, даже если этот человек – их близкий друг, родитель или супруг. У всех серийных убийц, упомянутых в данном исследовании, возможность такого вмешательства до начала или в ходе серии преступлений была упущена.

3. Судьям, прокурорам, защитникам, полицейским, следователям и прочим сотрудникам системы охраны правопорядка, которые имеют дело с потенциальными серийными убийцами. Если полицейские станут подходить к этому явлению как к болезни и научатся распознавать ее поведенческие симптомы, им будет проще расследовать преступления, защищать потенциальных жертв и задерживать нарушителя закона, не давая ему ускользнуть.

4. Членам Советов по освобождению под честное слово, комитетов по помилованию, сотрудникам исправительных учреждений, которым требуется понимание сложности заболеваний, движущих серийными убийцами. Часто эпизодически жестокие лица преждевременно выходят из-под стражи или, подобно Генри Ли Люкасу. Чарльзу Мэнсону и Карлтону Гэри, освобождаются, невзирая на свои угрозы возобновления антиобщественных или жестоких поступков и предупреждения, что они не смогут нормально существовать за пределами закрытого учреждения. Если бы члены Советов по освобождению под честное слово знали, на какие симптомы серийных убийц им надо обращать внимание, учитывали динамику развития личности серийного убийцы и замечали признаки опасности у тех людей, на чью судьбу они могли повлиять, при этом определяя наличие критических признаков, это позволило бы избежать трагических ошибок.

5. Врачам, медицинским сестрам, неотложной помощи при больницах, невропатологам, психиатрам, психотерапевтам, социальным работникам, учителям, которые могут часто сталкиваться с индивидуумами, проявляющими симптомы синдрома серийного убийцы. За исключением жертв, эти люди первыми вступают в контакт с потенциальными преступниками, так как столкновения серийных убийц с обществом происходят уже в начальных школах, больницах, психиатрических лечебницах, судах для несовершеннолетних правонарушителей и в полицейских участках. Данные учреждения составляют общественную систему, которая может предупреждать опасность на ранней стадии. Часто не сознавая этого, их сотрудники начинают писать историю развития потенциальных серийных убийц, делающих первые шаги в обществе. Врач кабинета неотложной помощи, не раз оказывающий помощь ребенку, поступающему к нему с травмами головы, или многократно отмечающий его агрессивность с тенденциями к преступлениям, имеет уникальный шанс обратить на нее внимание социального работника или сотрудника по делам несовершеннолетних местного полицейского участка. По крайней мере, этот случай должен быть доведен до сведения заведующего кабинетом неотложной помощи и официально зарегистрирован. Ребенок может привлечь внимание школьной медсестры, к которой он то и дело обращается по поводу головных болей, нечеткого зрения, нарушения поведения, необъяснимых приступов плача, взрывов вспыльчивости, непонятных, но постоянных синяков и ссадин, симптомов плохого питания или просто потому, что с ним всегда что-то случается. Медсестра наблюдает первые столкновения ребенка с общественным порядком. Может, у него имеются эмоциональные расстройства или неспособность к учебе? Или он страдает каким-то нервным нарушением, которое мешает ему выполнять правила, как это делают другие дети? Может, асоциальное поведение заставляет ребенка каждый день после уроков драться со сверстниками? Не похож ли он на жертву домашней эмоциональной или физической жестокости, а то и сексуального насилия? Может быть, ребенок обнаруживает другие тревожные признаки? Такие вопросы должны задавать себе сотрудники школ, чтобы решить, имеется ли у данного индивидуума совокупность признаков, описанных в настоящей главе. При этом необходимо всегда соблюдать осторожность, никого не записывать в потенциальные убийцы, но предложить ребенку пройти обследование и систематически наблюдаться у специалистов.

6. Ученым, занимающимся исследованиями в области медицины, образования, охраны правопорядка, и социологам, изучающим серийных убийц и формы эпизодической агрессивности как проблемы общественного здоровья, которые могут воспользоваться этими моделями в качестве основы при разработке собственных моделей. Эти модели предлагаются для дальнейших исследований, они привлекут внимание к тем областям, которые требуют дальнейших разработок.

На основании всех собранных данных относительно самой природы человека, страдающего симптомами агрессивного эпизодического поведения, были созданы следующие модели.

Двадцать один аспект эпизодического агрессивного поведения:

1. Поведение, основанное на соблюдении ритуала

2. Маска психической нормальности

3. Навязчивость

4. Обращение за помощью

5. Сильные расстройства памяти и хроническая неспособность говорить правду

6. Суицидальные наклонности

7. Серьезные правонарушения в прошлом

8. Отклонения в сексуальном поведении и гиперсексуальность

9. Черепно-мозговые или родовые травмы головы

10. Хронический алкоголизм или наркомания в анамнезе

11. Родители – алкоголики или наркоманы

12. Испытанные в детстве физическая или эмоциональная жестокость, родительская жестокость

13. Рождение в результате нежеланной беременности

14. Рождение после осложненной беременности

15. Отсутствие счастливого детства

16. Чрезвычайная жестокость к животным

17. Склонности к поджогам

18. Симптомы нервных расстройств

19. Признаки генетических нарушений

20. Биохимические симптомы

21. Чувство бессилия или неадекватности

Поведение, основанное на соблюдении ритуала

Ритуал – неотъемлемая часть образа действия серийного убийцы – проявляется либо на месте преступления, либо раскрывается убийцей в признании перед полицией. Этот ритуал – повторяющаяся, доступная выявлению модель, благодаря которой все преступления становятся в принципе похожими. Ее не в силах изменить даже сам убийца. Она образует основу его личности. Эту модель, хотя бы в общих чертах, можно наблюдать задолго до того, как преступник совершит свое первое убийство. Ритуал служит серийным убийцам в качестве поведенческого скелета, что очень напоминает насекомых: он обеспечивает архитектонику фантазиям и придает структуру жестокости, заполняющей их сознательное существование.

Часто бывает, что, прибыв на место преступления, следователь обнаруживает, что с жертвой обращались ритуальным способом – путем обезглавливания, уродования или сексуального насилия в той или иной форме, либо погребения после убийства.

Иногда убийства кажутся случайными, до того момента как преступник сделает признание и полиция увидит элементы ритуала, которые свяжут все преступления воедино. Убийцы могут снимать страдания своих жертв на фотопленку или видеокассету, запечатлевая крики боли, мольбы о пощаде, или держать жертвы по многу дней за решеткой, прежде чем убить. Ритуал можно усмотреть в способе поимки добычи или в методах, используемых убийцей. Тед Банди обычно притворялся больным или покалеченным, играя на желании невинных девушек помочь этому явно очаровательному, симпатичному, располагающему к себе мужчине. Леонард Лейк, совершивший самоубийство в комнате для допросов в Сан-Франциско, снимал на камеру ритуальные пытки, которым подвергал своих жертв. Бобби Джо Лонг часами катался со своей жертвой на машине, словно у него было свидание, прежде чем убить несчастную и выбросить тело. А Гэри Шефер разыгрывал с каждой жертвой ритуал убийства камнем своей старшей сестры.

Исследователям удалось установить, что ритуал примитивен; это поведение существа, не имеющего навыков цивилизованной человечности. Его действия напоминают работу примитивной нейропсихологической цепи, которая непрерывно выстреливает, систематически подстегивая сама себя. Эта поведенческая модель – результат деятельности, происходящей в лимбической области мозга и в гипоталамусе. Существует некий примитивный образ, в который серийный убийца как бы входит во время этих эпизодов. Данный образ является частью его личности, но преимущественно фиксирован на отчаянной потребности в удовлетворении почти звериных инстинктов. К сожалению, это явление обнаруживает себя в форме жестокости по отношению к другим людям.

По сути, ритуальные убийства принадлежат спирали деградации, постепенной потере контроля, которая могла начаться у человека в возрасте восьми, девяти, десяти лет. Когда удается целиком и полностью проанализировать и описать ритуал – а для этого требуется провести с серийным убийцей много часов, завоевывая его полное доверие, делая скидки на непоследовательность и провалы в памяти, – он оказывается суммой детского восприятия различных ужасов, помноженной на хронически ущербное физическое состояние. Он оказывается моделью выживания человека с совершенно неразвитыми каналами для сглаживания таких эмоций, как страх, страсть и гнев, в результате чего индивидуум живет, подчиняясь им, как будто существует в околоплодной жидкости, варится в аморфном воображаемом мире бесструктурного сознания, лишенном логики и социального порядка. Ритуал преступлений является внешним проявлением страха и ненависти, пульсирующих и взрывающихся внутри самых примитивных частей тяжело пораженного мозга убийцы, его психики и души.

В момент совершения преступления убийца воспринимает ритуал в форме морализаторской пьесы. Ритуалы имеют внутреннюю цель и методологию, доступные интерпретации, после того как убийца оказывается за решеткой. Ритуалы имеют свою тему, а жертвы в понимании убийцы – архетипические символы. Так, Генри Ли Люкас снова и снова убивал свою мать. Всякий раз, когда на его пути встречалась женщина, которая пыталась его завлечь или бросала вызов, она неминуемо становилась жертвой. Чарльз Мэнсон был убежден – человечеству необходимо услышать его параноидальное сообщение; в нашей недавней беседе, состоявшейся в отделении для смертников в Сан-Квентине, убийца поведал мне, что большинство обитателей этого отделения убеждено, что они являются воплощением Иисуса Христа или Антихриста и выполняют посланное свыше приказание развязать войну против общества. Основное переживание Чарльза Мэнсона сегодня – то, что он убил недостаточно людей. Он не смог сформулировать свою мысль предельно ясно и упорно напоминает каждому, кто согласен слушать, что является отражением общества, так же, как и его преступления. Мэнсон учил Тэкса Уотсона, формального лидера своей «семьи», что убийствам Тейтов и Ла Бьянка следует придать как можно более хаотичный характер, чтобы общество поняло: «шурум-бурум» – апокалипсический хаос – уже начался.

Структуру ритуала, опирающуюся на тотемные объекты, можно наблюдать у большинства нормальных, совершенно здоровых детей. У малышей бывают особые одеяла, под которыми так удобно сосать палец или мятные конфетки, без которых они не идут спать. Постепенно дети теряют интерес к этим предметам, на смену им приходят другие. Взрослые обычно имеют любимую одежду – платья, пижамы или иные вещи, олицетворяющие комфорт. Получаемое от них удовольствие приобретает интеллектуализированную окраску. В этих обыденных предметах нет никакого особого волшебства, они не обладают никакой магической силой. И хотя у людей бывают «счастливые» ручки, используемые «на счастье», для подписи важного контракта или договора, в отношении к ним также привнесен интеллектуальный элемент.

Однако серийный убийца – совсем другое дело. Тотемы, которые он использует в своих ритуалах, обладают властью над ним. Они являются ощутимыми воплощениями сил, побуждающих его к действию и удерживающих в своем владычестве: это объективные формы его галлюцинаторных метафор, придающие ритуалу определенную структуру. Зависимость от ритуала и связанных с ним тотемов четко просматривается в предпоследней фазе состояния убийцы. Эта зависимость сохраняется гораздо дольше, чем у нормальных людей, давно утративших потребность в личном ритуале и особых тотемах.

Наличие таких ритуалистических фантазий и привязанность к тотемам, хранение предметов, принадлежавших потенциальным жертвам или взятых с вероятных мест преступлений, является признаком того, что человек, не совершавший убийства, задействован в ритуале, который может когда-нибудь претворить в явь. Подобным мрачным сценариям всегда бывают свойственны извращенные значения, известные только автору. В ритуале сплетаются мотивы вожделения, гнева, суда, объектом которых становится враг, возмездие над демонами, которые всегда подвергают его гонениям, доминирование над недругами и приверженцами, покорение невинных, извращение сущности добра и зла, творческий дух, потерпевший фиаско, андрогиния и финальная стадия бессилия индивидуума. Затем происходит скачок в депрессию, когда прокручиваются зрительные образы прошлого. Мрачные страхи терзают серийного убийцу, довлея над ним и вынуждая вести себя сообразно принятым нормам. В своем сознании и в действительности убийца разыгрывает монтаж первичных импульсов, заново переживаемых обрывков родовой памяти, гормональных сигналов ущербного или извращенного сексуального влечения и использует в своей деятельности непосредственную жертву, пребывающую в состоянии беспомощности, – она обеспечивает ему возможность держать общество в страхе.

Маска психической нормальности

Поскольку очень похоже, что серийный убийца страдает раздвоением личности, его чрезвычайно мрачное поведение часто скрывается под маской социально одобряемого поведения. Это маска психической нормальности, которая обнаруживается в напыщенности или убеждении в собственной сверхчеловеческой важности, гипервигильности или повышенной обеспокоенности необходимостью вести себя в соответствии со строжайшими моральными нормами, быть комильфо, а также социальной искушенности, доходящей до уровня чрезвычайной изощренности в манипуляциях. Подобно большинству массовых убийц, серийные убийцы обладают исключительно отточенными навыками манипуляции. Чарльз Мэнсон, Тед Банди, Джон Гейси, Карлтон Гэри, Эд Кемпер и даже Генри Ли Люкас – все они проявили одно из главных неотъемлемых качеств преуспевающего менеджера: способность заставить других поступать так, как это тебе удобно. Мэнсон обнаруживал чутье собаки, натасканной на поиск мин, когда ему требовалось унюхать в другом человеке ощущение собственной неполноценности, потребность в подчинении сильной личности и желание исполнять чужие команды, а также отчаянную жажду услышать от кого-то похвалу. Хотя Сьюзан Эткинс и Лесли Ваи Хьютон с виду казались нормальными самостоятельными молодыми людьми, жаждущими свободы, на самом деле это были глубоко ущербные люди, тянувшиеся к властной фигуре, поскольку способность доминировать отсутствовала в их характерах. Они черпали силы у Чарльза Мэнсона, как это делал Тэкс Уотсон, предлагавший отдать за Мэнсона свою жизнь в доказательство собственной верности. Благодаря острому чутью к потребностям общества в соблюдении внешних норм серийным убийцам удается демонстрировать социально приемлемое, часто даже образцовое поведение. У них необычайно развита потребность в одобрении, они способны держаться незаметно для общества в целом, их состояние ухудшается лишь тогда, когда они сталкиваются с членами семьи, супругами, друзьями или бывшими сексуальными партнерами. Качества, заставляющие серийных убийц соблюдать общепринятые нормы поведения, – устрашающие Мэнсон, Леонард Лейк, Карлтон Гэри и Банди занимались общественной работой по месту жительства, одновременно совершая серии убийств и при этом «творя добро», как это им казалось. Они проникали в то самое общество, которое столь горячо ненавидели.

В личности серийного убийцы, как и у всех нас, есть некая часть, жаждущая успеха. Чем больше приветливого отношения получает серийный убийца, чем выше его достижения, тем сильнее становится эта потребность. У серийного убийцы ее невозможно удовлетворить, в то время как нормальный человек решит, что в какой-то момент может позволить себе проявить эгоизм и использовать время исключительно в личных целях. Навязчивые потребности серийных убийц таковы, что эти люди лишены самооценки: в силу психобиологических особенностей многие из них даже неспособны определить границы, отделяющие их «я», и потому не могут воспринимать себя как автономные личности – этот фактор является критичным, когда впоследствии происходит вспышка жестокости. Они тратят жизнь на то, чтобы подавлять червоточину гнева, подрывающую их личность. С тех пор как серийный убийца впервые ощутил прилив своих мрачных первобытных инстинктов, у него нарастает и ускоряется утрата контроля, растет безумие. Эти индивидуумы научились ненавидеть мрачную сторону собственной личности и бояться ее, но покоряются ей в моменты чисто реактивной жестокости. Хамелеоноподобная маска психической нормальности защищает их от хаотичного и враждебно жестокого компонента их собственной психики. Эта маска служит камуфляжем, укрывая преступников от общества, которое они научились бояться и ненавидеть.

В период формирования серийного убийцы у него возникает уникальный защитный механизм из тех же элементов, из которых состоит социопатическая или множественная личность. Они взаимодействуют с неврологическими повреждениями, вызывающими значительные и очень удобные провалы в памяти и пробелы в реальности. Жажда жить в обществе, способность надеяться, мечтать о будущем и ощущение собственного «я», позволяющее пользоваться благами, создаваемыми личными или профессиональными достижениями, уничтожены у них еще в детстве. Многие серийные убийцы добивались успехов, но были неспособны ощущать себя преуспевающими. Мэнсон, довольно неплохой гитарист и композитор, потерпел фиаско как автор песен. Недавно получены свидетельства того, что он совершил убийство ради музыкального контракта, заключенного на словах и невыполненного. Леонард Лейк как раз предпринимал последнюю попытку добиться успеха, когда попал в поле зрения закона. Он сказал своему родственнику, что готов скорее умереть, чем остаться бедняком. А Карлтон Гэри торговал кокаином, грабил дома и в то же время заводил романы с женщинами и встречался даже с женщиной-полицейским и медицинской сестрой, работающей в области психиатрии. Он насиловал и убивал виннтонских матрон и одновременно оказывал эмоциональную поддержку своей любимой тете Альме, которая находилась в доме для инвалидов, регулярно навещал старушку, гулял с ней, поддерживая специальное устройство для ходьбы, и так продолжалось до самой ее смерти. Кроме того, Гэри подрабатывал демонстрацией одежды на местном телевидении. Все это не мешало ему грабить, насиловать и убивать.

Лучшим примером использования маски психической нормальности является убийца-гомофоб Джон Вейн Гейси. В восемнадцать лет он участвовал в политической деятельности в Чикаго, где работал ассистентом местного партийного босса на избирательном участке в поддержку кандидата от демократов Филиппа Элдермана, причем испытывал то же чувство гордости, что и во время своего руководства общественным клубом Чи Ро в своей школе. И хотя в детстве отец постоянно словесно издевался над ним и ругал за занятия общественной работой, Гейси оставался активным членом демократической партии, даже став взрослым. Он снискал известность одного из самых активных добровольцев – борцов за порядок в городе, был назван фельдмаршалом Парада чистоты, проводимого в Чикаго. На протяжении нескольких лет ему приходилось координировать усилия свыше семисот подопечных. В тот же период он совершил не менее тридцати трех ритуальных убийств юношей и закопал тела в мягкой почве у себя под домом. Он занялся строительным бизнесом, пытался сохранить свой брак и вел массу законных и незаконных сделок. И при этом постоянно встречался с молодыми людьми, работавшими на его стройках. Сделки были весьма разнообразны – от обеспечения более выгодных цен на древесину до организации грабежей и торговли наркотиками. И все это время Гейси вел внутреннюю борьбу со своей неукротимой тягой к убийствам, стараясь сохранять внешнее самообладание и способность ориентироваться в окружающей действительности. Эту битву он, в конце концов, проиграл.

Одетый и загримированный печальным клоуном по кличке-прозвищу Пого, Гейси вместе с другими добровольцами участвовал в миссии милосердия – развлекал маленьких детей в больницах Чикаго и окрестностей. Одним из его излюбленных трюков, всегда вызывавшим смех у ребятишек, прикованных недугом к постели, была хитрость, попавшись на которую, ребенок сам надевал на себя наручники. Смех клоуна быстро успокаивал ребенка, вначале ошеломленного от неожиданности, и тот начинал весело смеяться вместе с добрым дядей, а ассистент «волшебника» туг же снимал наручники. Позднее с помощью того же трюка Гейси завлекал жертвы постарше, которых в итоге убивал. Надев на юношу наручники, преступник захлопывал свой капкан. После этого жертву ожидали истязания и смерть. В то же время Гейси был назван лучшим добровольцем штата Айова. Во время обыска в его доме полицейские нашли фотографии, запечатлевшие рукопожатие хозяина с мэром Чикаго Ричардом Дэли и с Розалин Картер, супругой президента Джимми Картера.

Мало того, что новый бизнес стал приносить ежегодный доход свыше двухсот тысяч долларов, мало, что его назвали лучшим добровольцем Ватерлоо, Айова, или что, как справедливо считал Гейси, мэр Чикаго рассчитывал на его способности касательно сбора голосов на избирательном участке, – чем заметнее делались достижения Гейси, тем выше становились его притязания и тем труднее приходилось ему цепляться за свою кажущуюся нормальность под нажимом страсти, побуждавшей совершать все новые преступления. Он ходил мыть окна у беспомощных престарелых женщин, передавал жалобы избирателей своего участка боссам от демократической партии, даже был назначен в сопровождение Розалин Картер во время ее визита в Чикаго в ходе избирательной кампании 1976 года. И все это время он оставался убийцей, погружаясь в эпизоды жестокости, раскрытие которых повергло все общество в шок и вызвало бурю негодования в общенациональных масштабах.

Еще одна звезда двойной жизни – Тед Банди. В тот период, когда он убил по меньшей мере тридцать пять студенток своего колледжа, Банди писал курсовую работу, готовясь вести научную деятельность в области права, добровольно дежурил на телефоне доверия для самоубийц и занимался политикой. Насильник собственноручно написал руководство по защите от изнасилований для штата Вашингтон и даже получил от аттестационной комиссии этого штата присвоенную заочно степень доктора философии. Благодаря этой степени он смог открыть частную практику психотерапевта. Самым удивительным в истории Банди было то, что одновременно детектив из Сиэтла Боб Кеппел разрабатывал версию о его участии в серии убийств. Банди тогда удалось ускользнуть от закона, покинуть штат; впоследствии он был арестован во Флориде за убийства молодых женщин в общежитии колледжа.

В Банди нуждались местные политики и представители администрации университета, стремившиеся заручиться его помощью во взаимоотношениях со студентами в крупном студенческом городке, в частности в изучении и удовлетворении потребностей молодежи. Банди был галантен и красив. И хотя его невеста догадывалась о темной стороне личности своего друга, под влиянием которой он становился отчужденным, замкнутым и мрачным, внутренне сосредоточиваясь на предстоящем взрыве жестокости, женщина сообщила об этом полиции лишь в самом конце. Она поделилась своими подозрениями с подругой. Но только после того, как одна девушка рассказала ей, что молодой человек, назвавшийся Тедом, пытался заманить ее к себе в машину, невеста Банди решилась обратиться в полицию, связавшись с Бобом Кеппелом. К этому времени у преступника был готов план побега из штата, а его друзья все никак не могли поверить, что он действительно замешан в серии нераскрытых изнасилований с убийствами, растянувшейся на несколько лет.

И наконец, даже Генри Ли Люкас, хотя он происходил из значительно более низких социальных слоев, умел вписываться в то общество, куда хотел проникнуть. «Это один из самых нежных и любящих христиан, которых мне доводилось встречать», – отзывается о нем Клементина Шредер, тюремная капелланша и его духовница. Сестра Клемм, как ее называют, – простая наивная женщина из сельской местности Техаса. Она познакомилась с Люкасом и его делом во время частых посещений Джорджтаунской тюрьмы, где он содержался и где она служила капелланшей и религиозной наставницей заключенных. С тех пор как она обратила Люкаса в христианство – он уже объявил о религиозном видении, которое имело место в камере тюрьмы, – эта женщина пришла к убеждению, что Бог послал ей Люкаса, самого порочного человека на свете, чтобы она обратила его в веру и поддерживала. Между ними возникла дружба, в которой некоторые видят оттенок романтических отношений. У них есть общая мечта – они ее не скрывают, – чтобы Люкаса освободили, и тогда они вместе открыли бы приют для заключенных. Люкаса также любили все члены семьи Оттиса Тула в Джексонвилле во Флориде, до такой степени, что даже доверили ему воспитание двух своих младших детей, Бекки и Фрэнка Пауэлл. Родители понятия не имели о том, что наставник посвящает своих подопечных в тонкости убийств, изучает с ними догмы сатанинского вероучения и подготавливает почву, чтобы стать сожителем Бекки, которую впоследствии зарежет, а труп расчленит и похоронит. Что касается другого воспитанника, Фрэнка Пауэлла, то он и теперь является постоянным пациентом закрытой психиатрической клиники.

Люкасу удалось втереться в доверие к Пауэллам и Ричам благодаря услужливости, непритязательности и манерам, поскольку ему никогда не требовалось доводить себя до ярости, чтобы убивать, – все случалось в какие-то доли секунды, ярость закипала в нем с пол-оборота, в остальное время он, как казалось, не представлял угрозы. Дети бабушки Рич в Техасе почему-то догадались, что с Люкасом что-то не в порядке, и настояли, чтобы мать избавилась от него. Но для членов молитвенного братства Люкас был лишь странником, подрядившимся выполнять поденную работу для кровельной компании. Ему удавалось скрывать свою истинную сущность, растворившись среди коммунаров, до тех пор, пока он сам не отказался от осторожности, перестав скрываться от шерифа.

Навязчивость

Серийные убийцы, как действительные, так и потенциальные, – это глубоко одержимые личности. Их одержимость (навязчивость) проявляется в разных формах. У одних серийных убийц, послуживших объектом наблюдения при подготовке данной книги, была навязчивость в отношении своей наружности. Во взрослом возрасте Бобби Джо Лонг, еще до аварии на мотоцикле, принимал душ иногда до шести раз в день. Карлтон Гэри также навязчиво относился к чистоте своего тела. Несколько раз по его требованию прерывалось судебное заседание: Гэри мотивировал свое требование тем, что он не удовлетворен своим костюмом или внешним видом.

У Леонарда Лейка тоже наблюдалась навязчивая страсть к чистоте и опрятности во внешнем облике и жилище. Его бывшая жена, Крикет Балач, вспоминает, что они часто ссорились из-за грязи. Важным аспектом ритуала убийства у Леонарда Лейка было то, что он заставлял обреченную на истязания жертву принимать душ.

Многие серийные убийцы испытывают навязчивую потребность вести дневник. Они заносят информацию об убийствах в блокноты и бизнес-органайзеры, а кроме того, оставляют себе на память обрывки одежды своих жертв или части тела. Эта модель настолько распространена среди серийных убийц, что некоторые детективы считают первоочередной задачей расследования обнаружение подобного рода «сувениров». В числе предметов, прибереженных «на память», которые были продемонстрированы нам в ходе подготовки данной книги, оказались альбомы с наклеенными вырезками газетных статей, посвященных преступлениям, научные труды по психологии и криминальному поведению, книги о людях, страдавших множественностью личности и проявлявших жестокость, биографии Гитлера и других массовых убийц, личные вещи или части тела жертв. Последнее особенно характерно для синдрома серийного убийцы, так как хранение части тела жертвы ассоциируется с ритуалистической фантазией и превращается в тотем. Среди предметов, фигурирующих в каталоге, – зубы, пальцы рук и ног, соски, груди и пенисы. Собираются также предметы нижнего белья и верхней одежды, пряди волос, заколки и украшения.

В отдельных случаях преступники хранят целые фрагменты тела своих жертв: ноги, туловище или торс. Например, Эдмунд Кемпер, убив мать, держал у себя ее голову в течение нескольких недель. У него хранились и головы некоторых других жертв. Кемпер использовал разлагающуюся плоть в качестве аксессуаров для мастурбации, а также мишени для игры в дартс. Убив свою жестокую мать, которая быта весьма ловка в словесных манипуляциях, он зашел настолько далеко, что вырезал у трупа голосовые связки и спустил их в канализацию через дробилку.

Эд Кейн по-дилетантски забальзамировал тело убитой матери и несколько лет хранил у себя в надворных постройках. Во время серий убийств он часто мастурбировал с трупом. Кейн изготовлял абажуры из кожи своих жертв, а из их волос плел браслеты.

Третья форма одержимости – фотоальбомы жертв и составление фотокаталогов – также практикуется многими убийцами. У Леонарда Лейка имелся подробнейший фотоархив с доказательствами его преступлений. Он заманивал жертвы в сельскую местность на севере Калифорнии, где устроил себе убежище. В качестве ловушки использовались объявления о продаже различных вещей в газетах Сан-Франциско. В полицейских архивах имеются его видеозаписи сцен пыток, фотографии обнаженных молодых девушек и фотоальбомы жертв. Иногда Лейк истреблял людей целыми семьями, и единственным трофеем, остававшимся от преступления, являлась стопка снимков агонизирующих жертв. Ребенком Лейк навязчиво вел записи и занимался изучением биологических циклов крыс. Благодаря тщательно фиксировавшимся наблюдениям одаренный ребенок стал генетиком-самоучкой. Ведение записей и навязчивое повторение определенных алгоритмов в поведении – одна из главных отличительных черт его личности.

Пристальное внимание к деталям, развитое до уровня одержимости, и навязчивость в отношении повседневных рутинных дел – таковы два поведенческих симптома, которые могут наблюдаться у психически нестабильного индивидуума. Эти формы эмоциональной ригидности проявляются у больных в очень раннем возрасте и обычно не проходят с годами. И хотя подобное состояние у некоторых детей служит реакцией на тяжелую домашнюю обстановку или социальные трудности, ригидность такого рода может исчезнуть после полового созревания. Некоторые следы ее могут сохраниться и в зрелом возрасте, образуя буфер, смягчающий столкновения с внешним миром, поскольку одержимый человек обычно бывает невротиком и боится жестокости. Если речь идет о социопате, на нарушение своей одержимости он может среагировать наказанием в форме жестокости, особенно в тех случаях, когда одержимость является признаком более глубокого ритуалистического поведения. Для формирующегося серийного убийцы это становится психологически нейтральной территорией и часто образует пусковой механизм, приводящий в ход всю систему. Чем устойчивее проявляется одержимость у взрослого человека, чем большее число привычек приобретают характер навязчивых, тем вероятнее наличие скрытой нестабильности, которая может вести себя как мина замедленного действия, поджидающая жертв.

Навязчивость и одержимость проявляются также в выслеживании жертвы, в прочесывании местности в ее поисках. Подобно хищникам, вышедшим на охоту, убийцы контролируют свою территорию, невзирая на время суток или года. Если они чуют, что жертва где-то рядом, например когда Тед Банди приближался к общежитию колледжа в своем студенческом городке или ко входу в женский монастырь, либо когда Бобби Джо Лонг оказывался около стрип-бара в Северной Тампе, а Джон Гейси выходил в родном Чикаго на автобусной остановке, – убийцы начинают перебирать людей, чтобы выловить жертву, как это делают рыбаки, разбирая сети.

На счетчиках автомобиля серийных убийц бывает намотано на удивление много миль. Этот факт может послужить основанием для опознания подозреваемого и поводом дня ареста. Пирс Брукс и другие теоретики ФБР разработали метод, позволяющий отслеживать перемещение убийцы во время его навязчивых путешествий из штата в штат. Самой успешной операцией поимки преступника в истории ФБР явилась охота на Кристофера Уайлдера, серийного убийцу, специализировавшегося на участницах конкурсов красоты.

Модель троллинга (ловческая) серийного убийцы, похоже, имеет биологический коррелят на предшествующей стадии, когда, находясь в фазе ауры, человек испытывает своего рода припадок. Ловческая модель – неустанное одержимое кружение от одного места к другому, напоминающее перемещение рыбака, раскидывающего сеть, возможно, воспроизводит ритм электрической активности. Такое поведение отражает активизацию связанной с первичными инстинктами электрической цепи самостимуляции и действует на подсознательном уровне. Вероятно, во время фазы ауры убийца получает усиленную стимуляцию, так как нейроны в глубине примитивного мозга начинают выстреливать, вызывая движение ранних воспоминаний и примитивных эмоций, которые начинают смешиваться с сенсорными данными. Бред и фантазии заполоняют сознание убийцы, навязчивая тяга к преступлению толкает его на поиски очередной жертвы.

Обращение за помощью. Упущенные возможности вмешательства

Любое убийство или серия убийств имеет период «вынашивания». Во время него преступник достигает точки бессознательного, от которой возврата нет. На этой точке он теряет сознательную способность контролировать свои действия. В прошлом серийный убийца предпринимал безрезультатные попытки получить помощь. Он может ощущать, как отголоски жестокости бомбардируют какую-то часть его мозга. Он может ощущать фазу ауры, непосредственно предшествующую припадку, особенно если страдает эпилепсией. Или первые бредовые образы вторгаются в его сон, заполняя сновидения самыми примитивными страхами, испытанными в раннем детстве. Именно в такие моменты, когда он чувствует, как действительность снова ускользает от него, преступник становится особенно уязвимым и взывает о помощи. К сожалению, подобные моменты мимолетны, и стоит им пройти, как человек оказывается в плену собственных фантазий, лишаясь контроля над собой.

Однако задолго до окончательного формирования в серийного убийцу, иногда даже в раннем детстве, его сознание старается получить помощь, чтобы помешать поврежденному примитивному мозгу одержать верх. Подобными попытками ознаменовалась преступная карьера Эдмунда Кемпера, а также Генри Ли Люкаса и Бобби Джо Лонга. Кемпер был госпитализирован в подростковом возрасте, после того как убил своих бабушку и дедушку, и прошел в больнице курс психотерапии. Он умолял о помощи и признавался в ненависти, которую испытывал к матери, рассказывал о страхах, вызванных ее манипуляциями и властностью. Штатный психолог согласился с доводами своего пациента и не рекомендовал больничной комиссии отпускать Кемпера под опеку матери. «Мать этого молодого человека уже попила достаточно его крови», – сообщал психолог. Он предлагал «освободить мальчика из-под власти матери». Кемпер хотел того же, однако комиссия отвергла рекомендации психолога и просьбу Кемпера. Она назначила мать опекуном ранимого юноши и вернула его непосредственно в ту среду, которая взрастила у него чувство ненависти и жестокость. Возвращение Кемпера в родной дом вызвало в нем раздражение такой силы, что он убил и обезглавил свою мать.

Карлтон Гэри также признавался в склонности к жестокости, когда отбывал срок в Оссининге в штате Нью-Йорк за грабежи адресатов социальной помощи, совершенные в Олбани. Это было за пять лет до начала серии убийств, совершенных в Колумбусе, штат Джорджия. Он сообщил, что говорил офицеру, освобождавшему под честное слово, что жена вызывает в нем приступы жестокости. Офицер отверг его сообщение и вернул в камеру.

Аналогично Бобби Джо Лонг в течение ряда лет, прошедших после аварии на мотоцикле, приведшей к тяжелой черепно-мозговой травме, пытался убедить врачей, что страдает нарушениями в поведении. Он жаловался, что, очнувшись в госпитале, почувствовал, как сексуальные потребности, равно как вся его жизнь, вышли из-под контроля. Это напугало Лонга, поскольку ему никогда не доводилось испытывать ничего подобного. Он понял, что с ним происходит нечто очень дурное. Армейские доктора посчитали его рассказ за попытку добиться дополнительных привилегий при комиссовании со службы и не стали проводить дополнительного обследования. Психоневрологи Флориды также не заинтересовались пациентом. Даже теперь, когда Бобби Джо Лонг находится в тюрьме, врачи ограничивались традиционными методиками, до тех пор пока не вмешалась Дороти Льюис, начавшая проводить нейропсихиатрическую экспертизу.

Ощущение потребности во внимании медиков не оставляло Бобби Джо Лонга и в тот период, когда он совершал изнасилования по газетным объявлениям. Преступник встречался с медицинской сестрой, которая предложила ему обратиться к психиатру и рассказать о странных силах, толкающих его на совершение поступков против воли. Подойдя к кабинету, где принимал психиатр, Лонг испугался, что тот без разговоров вызовет полицию и его проблемы так и останутся неразрешенными. Поэтому он не явился на прием, и за несколько лет изнасилования с ограблениями переросли в изнасилования с убийствами.

И наконец, предполагаемый кузен Бобби Джо Лонга – Генри Ли Люкас. Когда его собирались освободить под честное слово после шести лет пребывания в тюрьме, куда он попал за убийство матери, преступник пытался предупредить персонал психиатрической лечебницы, что еще не готов к жизни на свободе и должен научиться ладить с женой. «Я сделал попытку с браком, но она не сработала. Я обратился к религии, но и это не помогло. Я старался завести друзей, поддерживать отношения со своими сестрами, но у меня ничего не получалось». Все его старания найти в жизни какой-нибудь якорь, который удерживал бы его от скатывания во власть деструктивных сил, потерпели фиаско. Ему не с кем было объединиться для совместной борьбы против этих сил. Лишь в тюремной среде Люкасу удалось найти ту структуру, которая была необходима для их сдерживания, где он мог бы сохранять контроль над своими самыми жестокими наклонностями. Он предупредил тюремное начальство в Айонии, что, если его отпустят, он станет убивать вновь. Но тюрьма была переполнена, и Люкаса выпустили «под честное слово». Люкас говорит, что изнасиловал и убил женщину прямо перед тюрьмой и оставил труп перед тюремными воротами. Тело другой его жертвы, Джейн Доу, было обнаружено в пяти милях от тюрьмы как раз через несколько дней после его освобождения. Люкас сознался и в этом убийстве.

Сильные расстройства памяти и хроническая неспособность говорить правду. Социопатическое поведение

Часто индивидуумы, предрасположенные к эпизодической жестокости, становятся патологическими лжецами. С другой стороны, ложь является лишь естественным продолжением их хамелеоновской способности сливаться с толпой. Они чувствуют, что хотят от них услышать окружающие, и предоставляют желаемую информацию. Для них речь идет не об истине, а о выживании. Концепция соблюдения эталона честности и правдивости принадлежит более высокому порядку, и такая интеллектуальная добродетель недоступна социопату либо человеку, в характере которого имеются принципиальные изъяны. Физиологический ущерб, наносимый гипоталамусу и лимбической области мозга или височной доле, которая помогает развивающемуся ребенку сформироваться как личности, отграничивая себя от всего остального мира, может настолько нарушить поведение человека, что концепции правды или правдивости лишаются всякого смысла. Правдивость требует, чтобы у человека имелось понятие его личной ценности, самоуважения. Поскольку большинство эпизодически жестоких индивидуумов убеждено в собственной никчемности, а свое существование в этой жизни считают бессмысленным, они не бывают честны ни с собой, ни с другими.

На практике ложь является формой манипуляции. Если человеку удается удачно солгать, он может заставить людей поверить в то, что ему нужно. В связи с этим напрашивается возражение, что в политике и бизнесе люди, как правило, лгут, но вместе с тем не являются серийными убийцами. Различные учреждения традиционно прибегают ко лжи, чтобы оберечь себя и своих сотрудников. Разные культурные группы неустанно обманывают друг друга, движимые инстинктом самозащиты и необходимостью манипулировать. Следовательно, ложь – довольно широко практикуемый прием, которым серийные убийцы владеют лучше, чем большинство других людей.

Когда у ребенка школьного возраста ложь становится хронической или когда взрослый человек каждый раз по-новому вспоминает события прошлого, это указывает на наличие других серьезных нарушений в поведении. Однако необходимо провести разграничение между ложью по привычке или по необходимости, с одной стороны, и ложью с целью выживания. Большинство серийных убийц, рассказывая ту или иную историю, сами свято в нее верят. Так, Генри Ли Люкас признался в совершении свыше трехсот убийств. Некоторые его признания правдивы, другие представляют собой намеренную ложь. Ряд признаний был инспирирован полицией, предоставившей ему факты, и преступник согласился с ними, рассчитывая порадовать власти. Не исключено, что Люкас искренне верил, что совершил некоторые из преступлений, в которых он сознавался. Возможно, он считал, что раз полиция располагает данными против него, а он слабо помнит эти события, то будет лучше сознаться и избавить полицейских от хлопот, неизбежных, пока дело не закрыто. Кроме того, срабатывала определенная поведенческая модель. Когда Люкас сознавался в преступлении, он получал поощрения и заслуживал похвалу. Было легко добиваться поощрений и похвал у полицейских: для этого требовалось лишь сознаться в совершении всех преступлений, о которых его спрашивали.

Вскоре, когда часть показаний Люкаса не подтвердилась, он отказался от признания во всех убийствах, включая даже убийство Бекки Пауэлл и бабушки Рич. Люкас переиграл свою историю, потому что другое начальство попеняло ему, поступившему дурно, сознавшись в преступлениях, которых он не совершал. Теперь ему надо было угодить новому начальству, и Люкас моментально переиначил свой рассказ, добиваясь одобрения и вознаграждения. Этот стратегический ход оказался успешным, и убийца скорректировал детали в своих показаниях, чтобы подстроиться под желания человека, проводившего допрос.

Некоторые специалисты считают, что нарушения памяти, поражающие эпизодически жестоких людей, связаны с припадками типа эпилептических, с потерей осознанного восприятия действительности в периоды галлюцинаций, а также с подобными сну состояниями, которые могут быть даже результатом органически индуцированного бреда, уходящего корнями в лимбическую область головного мозга. У убийц-алкоголиков или наркоманов провалы в памяти наступают при ступорах и коматозноподобных состояниях. Потеря памяти уравновешивается гипермнезией или необычайной способностью помнить мельчайшие детали события, также наблюдаемой у серийных убийц. Эти две модели могут сосуществовать, так как мозг не способен обеспечить структурное управление банками неврологической памяти.

Отсюда происходят резкие провалы в памяти, пронизанные воспоминаниями о незначительных событиях, которые выглядят жалкими островками посреди океана мрака.

Суицидальные наклонности

Оставаясь непойманными, серийные убийцы нередко накладывают на себя руки. Таков финал жизни, полной глубочайшего отчаяния и безнадежности. Суицид для серийного убийцы – навязчивая мысль, которая, вероятно, не оставляла его с самого детства. Он приучается к ней, она делается для него вполне обыденной, представляя собой выход, который имеется под рукой в любую минуту. Правда, он прибегает к ее воплощению лишь тогда, когда омерзение к самому себе и своим деяниям становится невыносимым. Большинство серийных убийц находит способ попасть в руки правосудия до самоубийства. Это происходит тогда, когда они приходят в состояние полнейшего отчаяния и не имеют больше ни сил, ни желания скрывать свое последнее преступление. Так, Бобби Джо Лонг просто отпустил молодую женщину, свою предпоследнюю жертву, не потрудившись ее убить. Через несколько часов вся полиция была поднята на ноги – девушка предоставила детективам описание внешности преступника, его жилища и автомобиля. К сожалению, полиции удалось задержать его лишь после того, как он почти в открытую совершил свое последнее убийство. Надеясь, что его задержат, Лонг колесил по Тампе с трупом в машине.

Он не покинул город, отпустив жертву, хотя и сознавал, что полиция вскоре обязательно поймает его. Когда бывшая жена позвонила Лонгу и стала задавать вопросы относительно серии изнасилований, происходящих в округе, он понял: полиция уже побывала у нее, но все равно не предпринял попытки скрыться. А как только попал под стражу, начал давать показания.

У Люкаса – аналогичная история. Убив Бекки Пауэлл, он тосковал возле ее мертвого тела. Потом пообещал ей, что найдет способ покончить со своей криминальной карьерой. Позднее преступник признавался, что после убийства Бекки вся его энергия иссякла и необходимость в самозащите пропала. Он хотел положить конец своим злодеяниям и сам навел на себя полицию, в результате чего она получила улики, достаточные для его ареста. Люкас тоже стал сознаваться в своих преступлениях вскоре после того, как оказался за решеткой.

Серьезные правонарушения в прошлом

Серийный убийца не появляется в один день. В истории всех убийц, с которыми мы столкнулись в ходе нашего исследования, убийствам предшествовали серьезные правонарушения. Часто они начинались еще в школьные годы, когда будущий убийца совершал вооруженные нападения на своих сверстников. Это явление вряд ли может укрыться от глаз учителей, школьных медсестер и воспитателей. Оно представляет собой ранний признак наличия серьезных поведенческих нарушений индивидуума, которые могут выражаться в актах неадекватной жестокости. Истории Люкаса, Кемпера, Карлтона Гэри служат примерами ранних правонарушений как предвестников совершенных впоследствии убийств.

Отклонения в сексуальном поведении и гиперсексуальность

Большинство серийных убийц в нашем списке имеют длинную историю девиантного сексуального поведения, уходящую корнями в детство. Многие, подобно Генри Ли Люкасу, с раннего детства обнажали свои гениталии перед сверстниками, затем быстро перешли к различным формам сексуальных нападений на одноклассников и младших братьев и сестер. Так, Люкас утверждает, что ребенком занимался сексом с ближайшими родственниками, а позднее перешел к скотоложеству, предварительно убивая животное. Первое изнасилование с убийством Люкас совершил в пятнадцать лет, а перед погребением совершил акт некрофилии. Генри Шефер в своем письменном признании в убийстве Кэти Ричардс утверждает, что старшая сестра вынуждала его заниматься с ней сексом, после чего избивала, чтобы он не проговорился родителям. Джозеф Каллингер и Чарльз Мэнсон также сообщают об отклонениях в своем сексуальном поведении в раннем возрасте.

Черепно-мозговые или родовые травмы головы

Черепно-мозговые или родовые травмы головы – наиболее распространенный аспект, присутствующий в истории подавляющего большинства серийных убийц. Приступая к экспертизе осужденных убийц, Дороти Льюис начинает с поиска данных о травме головы, так как полученное в результате этого поражение височной доли, лимбической области или гипоталамуса может вызвать резкие изменения в поведении, вплоть до такой степени, что индивидуум перестает отвечать за свои действия в моменты электрических разрядов. Электробиологическая модель приступа активности в фазе ауры и последующего ступора отражает модель бредового или галлюцинаторного поведения, предшествующего ловческой фазе, периодам криминальной жестокости, депрессии и нарушению сна, а также потере или расстройству памяти в отношении всей последовательности событий. Когда в криминальном поведении индивидуума присутствует подобная модель, существует вероятность, что это поведение является результатом повреждения областей примитивного мозга.

Генри Ли Люкас, Бобби Джо Лонг, Карлтон Гэри, Тед Банди, Чарльз Мэнсон, Леонард Лейк и Джон Гейси перенесли либо тяжелые травмы головы, многократные черепно-мозговые травмы, либо родовые травмы. Почти все они обнаруживают симптомы, напоминающие разновидность эпилепсии, или страдают резким гормональным дисбалансом, который может быть результатом нарушений в гипоталамусе. Поскольку примитивный мозг наиболее подвержен травмам – из-за тонкости костей боковой части черепа и отсутствия защитной внутренней жидкости в этой области, – индивидуумы, часто получающие удары в эту область, попадают в группу риска. Поэтому медицинский персонал, особенно школьный, обязан фиксировать в медицинских картах детей данные даже о незначительных ушибах подобного рода для последующего наблюдения. Одна из общих черт во всех историях серийных убийц – тот факт, что, перенеся первую травму головы, они становились особенно подвержены дальнейшим черепно-мозговым травмам. Например, Люкас в школьные годы перенес столько травм головы и проникающих повреждений глаза, что лишился его и неоднократно впадал в кому. Бобби Джо Лонг также перенес по меньшей мере три серьезные травмы головы, за которыми последовало серьезное сотрясение мозга, полученное в аварии на мотоцикле, в результате чего наступила кома. Повторяющиеся травмы головы являются важным фактором для выявления индивидуумов, способных проявлять эпизодическую жестокость, даже если у них не диагностировано нарушение головного мозга.

Хронический алкоголизм или наркомания в анамнезе

У большинства множественных убийц, которых мы исследовали, как серийных, так и массовых, наблюдалась устойчивая зависимость от алкоголя или наркотиков или сочетание наркомании и алкоголизма. К числу наркотиков относятся лекарственные средства, на которые врачи выписывают рецепты, в частности психотропные препараты и барбитураты, а также амфетамины, кокаин и ряд других. По словам Генри Ли Люкаса, он всякий раз напивался перед убийством. По признанию Джона Гейси, он употреблял спиртное, перед тем как выйти на охоту за очередной жертвой, которую искал по гей-барам или на автобусных остановках. Бобби Лонг в 70-е годы долгое время очень увлекался ЛСД и марихуаной, систематически употреблял большие дозы алкоголя в стрип-барах, куда являлся за новыми жертвами. Ночной Сталкер (Ричард Рамирес) сидел на кокаине в тот год, когда совершал свои убийства в Лос-Анджелесе, а Карлтон Гэри был кокаинистом и сбытчиком этого наркотика в период серийных убийств в Виннтоне.

Наркотики и алкоголь одинаково воздействуют на нервную систему: они подавляют общие функции организма, угнетают способность контроля, в нормальных условиях сдерживающего импульсивное поведение. Если у индивидуума поврежден механизм такого контроля, воздействие алкоголя и наркотических препаратов могут выпустить на сцену персонаж вроде доктора Хайда, способный к проявлению чрезвычайной жестокости, особенно если это происходит в период эпизодического бреда или галлюцинаций. Любой человек имеет внутри себя подобное неврологическое образование. Однако механизмы гормонального контроля в нормально функционирующем гипоталамусе и поведение, выработанное воспитанием, к которому человек адаптируется в благополучной семье и социальной структуре, учат индивидуума не давать выхода своим наиболее примитивным чувствам и держать их в узде.

Любой взрослый человек, утрачивая под действием химических веществ контроль над собственным поведением, может лишиться способности сдерживать свой гнев или подавлять импульсивную жестокость. Если он принял даже малую дозу алкоголя, то обнаружит у себя нарушение способности к здравым суждениям. Наркотики типа марихуаны уже в небольших количествах позволяют выходить на свет примитивным эмоциям. Кроме того, когда люди соблюдают диету или плохо питаются, они обычно становятся вспыльчивыми и неспособными мириться с мелкими неприятностями. Эпизодически жестокому индивидууму приходится терпеть эти чувства гнева, страха, безнадежности и зарождающейся жестокости в повседневной жизни, даже в те периоды, когда он не галлюцинирует и не испытывает приступа. Критическое соединение повреждения головного мозга, жестокого обращения в детстве, неспособности выделять из организма токсины в совокупности с употреблением алкоголя или наркотиков уже рассматривается некоторыми экспертами как предвестник опасности.

Родители – алкоголики или наркоманы

Значительную часть заключенных американских тюрем составляют выходцы из семей, где один или оба родителя являлись хроническими алкоголиками или наркоманами. Некоторые из этих преступников имели врожденную наркотическую зависимость и с рождения вели жизнь наркоманов или алкоголиков, не в состоянии очистить свой организм от токсинов. Другие пристрастились к алкоголю или наркотикам в юности, что было для них совершенно естественно. У Генри Ли Люкаса мать была алкоголичка, а отец – бутлегер. Люкас стал регулярно пить, не достигнув десяти лет, а в подростковом возрасте превратился в алкоголика.

Присутствие алкоголя или наркотиков в жизни семьи накладывает на нее определенный отпечаток и в значительной мере является признаком и других типов нарушений. Дети, растущие в доме, где есть хронический алкоголик или наркоман, неизбежно подвергаются риску, поскольку такой воспитатель не может эффективно выполнять функции родителя и неизбежно познакомит ребенка, в активной или пассивной форме, с алкоголем или наркотиками, а если проблема злоупотребления этими веществами является врожденной, не исключено, что ребенок унаследует ее.

Испытанная в детстве физическая или эмоциональная жестокость, родительская жестокость

Марвин Вольфганг и его коллеги убедительно доказали: жестокость по отношению к ребенку порождает в нем ответную жестокость. Его исследование лиц мужского пола, родившихся в Филадельфии в 1945 году, свидетельствует, что для тех индивидуумов, которые были в детстве жертвами жестокого обращения, существовала высокая вероятность стать жестокими в зрелом возрасте. Это открытие подтверждают исследуемые нами серийные убийцы. Каждый из них в том или ином виде терпел в детстве жестокое обращение, либо физическое, либо эмоциональное. Вопиющий случай представляет Генри Ли Люкас. Его колотили, избивали до потери сознания, мать и ее сутенер постоянно наносили ребенку травмы и увечья. Он вырос абсолютно лишенным чувства самоуважения, постоянно издевался над животными и портил вещи. В своих признаниях он говорит о людях как о мясе, которое надо резать, жечь, использовать для мастурбации. Своих жертв он называл «придушенная», «зарезанная», они представляли для него безликие существа, имевшие несчастье перейти ему дорогу в периоды эпизодической жестокости. Только после того, как Люкас сам воспитал Бекки Пауэлл и почувствовал любовь к ней, он обрел способность к раскаянию и чувству вины – они проявились у него после убийства возлюбленной. Это и прервало его цепь убийств.

Как пишет Элис Миллер, родителям вовсе не обязательно проявлять к ребенку физическую жестокость, чтобы из него получился серийный преступник. Пассивно жестокий родитель, который опутывает ребенка колючей проволокой противоречащих друг другу убеждений, может вырастить монстра. Бобби Джо Лонг усматривает жестокость своей матери в полнейшем равнодушии к его потребностям. Когда он достиг подросткового возраста, то из-за манипуляций матери попал в конфликтную ситуацию с одним из ее кавалеров, и мальчику пришлось побить этого взрослого человека, чтобы защитить себя. В другой раз он был так разозлен подчеркнутым вниманием, каким мать осыпала свою собачонку, что всадил пулю 22-го калибра во влагалище животного.

Рождение в результате нежеланной беременности

Хотя многие дети появляются на свет без целенаправленного планирования и немало из них вначале ожидались без особого восторга, большинство родителей в конце концов мирится с фактом, что им предстоит иметь ребенка, и не помышляют о том, чтобы намеренно отравлять ему существование. Когда это тем не менее происходит, ребенок вырастает, сохраняя полученные в детстве душевные шрамы, но, опять же, большинство здоровых людей в состоянии справиться с застарелыми психологическими рубцами и не становится эмоциональными калеками. Однако отдельные серийные убийцы принадлежат к той чрезвычайной категории детей, которые были не только нежеланными, но и всю жизнь терпели наказание за то, что посмели появиться на свет. Дети, принадлежащие к этой категории, неизменно представляют немалый риск столкновения с законом в той или иной форме еще до достижения совершеннолетия. Величина этого риска зависит от их социально-экономического статуса, домашней обстановки, масштабов физической и эмоциональной жестокости, которой они подвергаются, а также присутствия жестокости в их среде. Сенатор Патрик Моуниган высказала предположение, что отсутствие сексуального воспитания в системе современного образования молодежи, особенно детей из безработных семей, живущих на пособия социального обеспечения, создает целое поколение нежеланных детей; с рождения и почти до конца жизни им предстоит находиться под опекой общества. Вначале они будут «выдаивать» систему социального обеспечения, а затем перейдут в ведение системы исправительных и правоохранительных учреждений и станут для нее дополнительным бременем. Это нежеланные дети, дети, чье существование воспринимается их родителями как форма возмездия. Достигнув возраста репродукции, они произведут на свет новое поколение незапланированных и нежеланных детей. И если никто не займется решением этого вопроса, общество будет продолжать плодить потенциально опасных правонарушителей.

Рождение после осложненной беременности

Почти все обследованные серийные убийцы родились у матерей, переживавших трудности во время беременности. В одних случаях эти трудности возникали по их собственной вине – из-за алкоголизма и пристрастия к наркотикам. В других случаях беременность было трудно сохранить из-за крайней бедности семьи и полного отсутствия медицинского наблюдения. В ситуациях третьего типа мать просто не желала иметь ребенка, испытывала во время беременности эмоциональный разлад, что пагубно отражалось на плоде.

Научные данные о роли счастливой беременности в жизни ребенка пока отсутствуют. Медикам известно, что нервозность и напряженность матери вызывают секрецию гормонов, которые могут отрицательно повлиять на развивающийся плод. Если тревога возникает непосредственно после первой четверти беременности, когда у плода развиваются головной мозг и периферийная нервная система, это способно привести к тем или иным мозговым изъянам. Во всяком случае, мозг может получить функциональные нарушения различной тяжести. От области повреждения и степени серьезности нанесенного ущерба зависит вероятность проявления серьезных пороков развития у ребенка, превращения его в индивидуума, склонного к жестокости. Даже если он не получил родовой травмы, беспокойство матери вызывает у него колики, превращая его в несчастного младенца, который впоследствии становится объектом дурного обращения и жестокости со стороны матери, страдавшей от беременности. Такое дурное обращение также является фактором развития индивида, склонного к жестокости.

Отсутствие счастливого детства

Серийные убийцы – глубоко печальные люди, неспособные радоваться и получать от жизни удовольствия. Главное в их печали то, что их никто не научил быть счастливыми. Они не могли позволить себе удовольствий, доступных другим детям. Для большинства нормальных людей детство – это приятная пора жизни, когда развивающийся индивидуум учится быть счастливым – получать положительные эмоции от разных ситуаций. С детства мы становимся оптимистами или пессимистами, узнаем, что приносит нам счастье и удовольствие.

Поскольку серийные убийцы были лишены счастливого детства, у них отсутствует эмоциональный механизм, который позволял бы испытывать радость в зрелом возрасте. Как обыкновенные невротики они обречены на то, чтобы видеть жизнь с черной стороны, замечать только несчастья, отражающие их внутреннее состояние. Как психопаты и социопаты они совершенно лишены способности понимать счастье и радость. Это чуждые для них эмоции. А поскольку эти индивидуумы страдают поражениями или дисфункциями головного мозга, у них не работают центры удовольствий в примитивном мозге, так что они физически неспособны испытывать удовольствие.

Чрезвычайная жестокость к животным

Даже нормального ребенка может очень занимать способность муравьев передвигаться, если им оторвать две-три лапки, или танец мухи, погибающей в паутине, или поведение искалеченного паука. Однако совершенно ненормально, если ребенок истязает кошек или собак или более крупных животных, движимый стремлением порадоваться виду их страданий. Дети, избивающие собак и уродующие кошек из желания полюбоваться, как те будут мучиться, находятся в критическом состоянии. Большинство серийных убийц, которых мы исследовали, в свое время наслаждалось болью других живых существ. Генри Ли Люкас имел привычку мучить животных до смерти. Бобби Лонг, как мы уже упоминали, из ревности к собачонке, которую мать окружала своим вниманием, загнал во влагалище животного пулю 22-го калибра. Он до сих пор помнит данный эпизод и говорит, что на этот поступок его толкнула полная бесперспективность желаний воспользоваться малой толикой материнского тепла, отчего он пришел в бешенство. «Она даже не трудилась кормить меня, – поясняет убийца. – Но она готовила стейки и супчики для своей сучки. А мне приходилось готовить себе самому».

Склонности к поджогам без очевидного интереса к убийствам

Склонность к поджогам является ранним признаком психотической или социопатической опасности. Интерес к огню в данном случае выходит за рамки наблюдения за движением пламени. Это восхищение разрушением, которое способен вызвать огонь, а также интерес к ущербу, который может причинить разгорающееся пламя. Карлтон Гэри устраивал пожары еще в детстве, так же делал и Генри Ли Люкас. Но оба они устраивали поджоги только с целью разрушения, не покушаясь на человеческие жизни. Интерес к подобным действиям обычно пропадает вскоре после того, как индивидуум достигает подросткового возраста и начинает вершить зло своими руками.

Симптомы нервных расстройств

Почта все серийные убийцы проявляют симптомы неврологических нарушений, как почти незаметные, так и ярко выраженные, когда ребенок путает право и лево, переставляет буквы или цифры на письме или проявляет глубокую неспособность к чтению и учебе вообще, что сопровождается соответствующими поведенческими нарушениями. В зависимости от степени повреждения ответственной за данную функцию неврологической системы индивидуум может испытывать полное нарушение сенсорного опыта даже вне периодов жестокости. Бред или галлюцинации привносят дополнительные расстройства в течение припадкоподобных эпизодов жестокости. Следующие нарушения, если они сохраняются в зрелом возрасте, надо считать факторами высокого риска:

1. Дислексия

2. Проблемы с чтением, математикой или логикой

3. Гиперграфия

4. Напыщенность

5. Гипервигильность

6. Гиперсексуальность

7. Гипосексуальность

8. Гиперрелигиозность

9. Зрительные или слуховые галлюцинации

10. Беспорядочный, разбросанный, нелогичный процесс мышления

11. Параноидальные чувства или хроническое ощущение преследования

12. Хроническое чувство изоляции, отчуждения или отстраненности

13. Продолжительные и глубокие хронические депрессии и плач

14. Недержание мочи

15. Расстройство сна

16. Трудности координации в пространстве и восприятия

17. Плохая мышечная координация

18. Припадки или припадкоподобные эпизоды в анамнезе

19. Не поддающаяся корректировке неспособность к чтению или математике

20. Хронические головные боли или мигрень

21. Неустойчивость настроений

22. Хорея или звероподобные движения тела

Признаки генетических нарушений

Исследователи высказали предположение: если у индивидуума обнаруживается по меньшей мере от трех до пяти физических аномалий, например кожные перепонки между пальцами рук или мочки ушей, приросшие к боковой части головы, существует вероятность, что у него также имеются аномалии в примитивном мозге. Поскольку мозг плода развивается одновременно с кожей, любые аномалии кожи или хрящей обычно указывают на то, что мозг тоже недоразвит. Присутствие таких аномалий, к примеру длинные пальцы ног у Люкаса и Лонга, вызвано предположительно врожденным мозговым дефектом. О возможных генетических нарушениях свидетельствуют следующие аномалии:

1) выпуклости на кончиках пальцев рук;

2) слишком тонкие или похожие на проволоку волосы, не слушающиеся расческу;

3) слишком тонкие волосы, которые вскоре после причесывания встают дыбом;

4) волосы спутанные, в колтунах;

5) окружность головы на 1,5 см больше или меньше нормальной;

6) эпикантус – верхнее и нижнее веки соединяются с носом (точка сращения полностью или частично прикрыта);

7) гипертелиоризм – расстояние между слезными железами шире или уже нормы;

8) низко посаженные уши – точка присоединения уха к голове смещена относительно линии, идущей от уголка глаза к переносице, они либо ниже, либо выше на 0,5 см;

9) приросшие мочки ушей – нижний край уха вытянут вверх и назад – к макушке головы;

10) уши неправильной формы;

11) асимметричные уши;

12) очень мягкие и пластичные уши;

13) высокое куполообразное нёбо;

14) слишком крутое или плоское и узкое нёбо;

15) глубокие бороздки на языке;

16) пестрый, пятнистый язык;

17) изогнутый мизинец, нередко напоминающий коготь птицы, направленный в сторону остальных пальцев;

18) ладонная складка с одним поперечным пересечением;

19) третий палец на ноге длиннее второго или равен ему;

20) частичная синдактилия (сращение) двух средних пальцев на ногах;

21) аномально широкий зазор между первым и вторым пальцами на ноге;

22) аномалии зубов;

23) аномалии дерматоглифики.

Биохимические симптомы

Эпизодически жестокие индивидуумы часто являются жертвами отравлений токсинами либо в силу неспособности их организма выделять токсины, либо из-за высокого содержания токсинов в окружающей среде. Эксперименты Уильяма Уолша на Люкасе и других серийных убийцах показали, что у эпизодически жестоких людей имеется чрезвычайно высокое содержание свинца и кадмия в волосах. В организме хронически жестоких индивидуумов наблюдаются высокие концентрации и других определенных элементов.

Чувство бессилия или неадекватности

Трагедия хищнического поведения серийных убийц отчасти состоит в том, что каждое новое убийство лишь доказывает преступнику его беспомощность. Ритуальное убийство, задуманное им как средство воплощения собственного могущества, оказывается лишь очередным свидетельством его несостоятельности во взаимоотношении с окружающими и обретает реальные очертания, когда партнерами оказываются мертвецы. Серийный убийца процветает среди покойников; они оказываются ему лучшей компанией, нежели живые люди. В сущности, он и сам в душе – мертвец.

Это чувство бессилия является важным показателем будущего поведения, поскольку признаки подобного бессилия появляются уже у молодых людей, особенно у подростков. Один из первых таких знаков – прямая конфронтация со взрослыми, вызов их авторитету. Но такое поведение нормально. И когда взрослые поддерживают пробуждающуюся самостоятельность подростка, а не стремятся его раздавить во что бы то ни стало, он приучается к зрелому толкованию устройства общества и социального порядка и легко приспосабливается к нему. Что касается бессильных подростков, они не пытаются бросать властям прямой вызов, не вступают и в открытые столкновения. Такой ребенок будет вести себя ненормально, даже совершать криминальные действия, но постарается избежать конфронтации где только возможно. Бессильный подросток усвоит приемы мимикрии и будет скрещивать шпаги с властями лишь косвенно. В конечном итоге он будет тяготеть к положению невидимки, а впоследствии проявит себя в эксцентричном или аномальном поведении.

Чувство бессилия вскоре начнет проявляться в форме отклонений в сексуальном поведении, нападениях на физически более слабых сверстников противоположного или своего пола, в мелких правонарушениях, крайне жестоком обращении с животными и даже попытках самоубийства. Значительная часть изнасилований, совершаемых подростками, является деянием ребят, настолько подавленных ощущением собственного бессилия, что они боятся девочек. Подобные индивидуумы могут вести охоту на них и маленьких детей. Если нападения являются скорее эпизодическими, нежели случайными, весьма вероятно, что начинающий насильник через десять – пятнадцать лет сформируется в законченного серийного убийцу.

Существует опасность, что названные аспекты будут превратно истолкованы как абсолютно надежные предвестники последующего криминального поведения или станут использоваться для оценки индивидуумов и выделения преступных типов из общей массы. Однако данные аспекты имеют совершенно иную цель. Они представляют собой лишь сочетание всех симптомов, свойственных сотням серийных убийц. Их объединяют наличие чрезвычайно похожих черт, идентичные черепно-мозговые травмы, сходство в показаниях ЭЭГ, а также свойственное всем им отсутствие физической или эмоциональной жизнерадостности и общая история жестокого родительского обращения и взаимодействия с негативными или эксцентричными родителями. Налицо определенные силы, совокупность которых участвует в формировании серийных убийц. Когда у ребенка наблюдаются какая-нибудь единичная черта из перечисленных, особенно если он еще не сталкивался с законом, существует вероятность в самом начале устроить «короткое замыкание» в образующейся цепи криминального или антиобщественного поведения. В любом случае описанные аспекты предлагают специалистам направление и структуру будущих исследований органических и физиологических основ криминального поведения, в которых должны участвовать криминалисты, психоневрологи и биохимики.

Заключение

Как общество должно бороться со злом, которое несут серийные убийцы? Выставить на улицу больше полицейских, построить новые тюрьмы? Но это не остановит насилия, так как обычные меры не сдерживают преступников такого рода.

Скорейшее приведение приговора в исполнение и отказ от рассмотрения апелляции также не улучшат ситуацию, потому что, как правило, серийные убийцы сами хотят смерти. Иначе говоря, попытки общества разрешить проблему методами воздействия обречены на провал. Эпизодически жестокие преступники появляются все чаще, становятся все более жестокими, система правопорядка не в состоянии за ними угнаться. На смену каждому пойманному и осужденному серийному убийце приходят трое новых.

Опыт современных специалистов в области медицины, психологии и криминалистики показывает, что серийное убийство – это наследственное заболевание. Оно вызывается жестоким обращением с детьми, негативными родителями и проявлениями генетических дефектов. Его активизации способствуют внешние факторы, такие как травмы головы, пьянство, наркомания, неправильное питание. Но даже когда болезнь перешла в активную форму, для начала серии убийств требуется дополнительный мощный импульс, каким может стать комбинация экстраординарных событий. В случае с Генри Ли Люкасом таким событием стала стычка с матерью в баре города Текумсех, штат Мичиган. Для Бобби Джо Лонга – авария на мотоцикле, вызвавшая у него состояние гиперсексуальности. Для Чарльза Мэйсона – наркотики в сочетании с доступностью всего, что было для него в юности запретным плодом. В отношении других серийных убийц мы, возможно, никогда не узнаем истины.

Зато мы знаем, что ввиду неэффективности традиционных методов охраны правопорядка и современной медицинской психиатрической диагностики подход к серийным убийцам требуется изменить. Если мы будем рассматривать это явление как симптом одного из типов социальной жестокости и отнесем его к сфере здравоохранения, как это делает Главный хирург США С. Эверетт Коон, появится возможность лечить синдром серийного убийства как инфекционное заболевание, применяя к нему профилактические меры. Существует немало доводов в пользу причисления жестокости к сфере действия здравоохранения. Во-первых, убийство относится к десяти основным причинам смерти среди американцев. При этом, по данным Департамента юстиции США, для афроамериканцев мужского пола в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет убийство сегодня занимает в списке причин смерти первое место.

Во-вторых, наряду с ростом числа убийств, по сравнению с 1980 годом, к настоящему времени увеличилось количество сексуальных нападений с тяжкими телесными повреждениями или убийством, а также жестокости в семье. Согласно национальному статистическому отчету по преступности, жестокое обращение с супругом присуще 20 % населения, более 50 % жестокого обращения с женами совершаются регулярно, эпизодического – по три-четыре раза в год. Жестокость в семье служит главной причиной женского травматизма.

И наконец, почти два миллиона детей и подростков ежегодно становятся жертвами физического насилия, значительную часть которого составляют формы сексуального насилия со стороны родственника или члена семьи. Такое физическое насилие, направленное против детей, называется мультигенерационной (передающейся через множество последующих поколений) домашней жестокостью и является одним из главных факторов эпидемии серийного убийства. Логично предположить, что вследствие распространения жестокого обращения с детьми и домашнего насилия увеличивается и численность жертв. Исходя из признаний 260 серийных убийц, которых мы изучали, готовя эту книгу, мы назвали цифру – 10 360 жертв. В среднем на каждого такого преступника приходится 40 жертв, что резко превышает соответствующий показатель для обычных убийц.

Многие специалисты понимают: в ближайшие десять лет большинство форм эпизодической агрессии, включая серийные убийства, можно предотвратить, организовав программу тестирования и диагностики. Значительная часть современных методов тестирования основывается на новейших разработках в области психофармакологии, нейрохирургии, лечебного питания, а также на современных диагностиках и использовании специальной шкалы прогнозирования «опасности». Однако эти методы не вызовут автоматического изменения в отношении общества к наиболее жестоким преступникам, не заставят рассматривать их как тяжелобольных людей. Требуется развернуть информационную кампанию, разъясняющую причины преступной жестокости, – сделать это призвана система общественного здравоохранения. Информирование о причинах жестокости препятствовало бы ее дальнейшему распространению. Наклеивание на упаковку предупреждения касательно вредности табачных изделий сослужило добрую службу. Эту практику целесообразно распространить при маркировке алкогольных напитков, порнографических, садистских и сатанистских материалов. Предупреждения типа «Хроническое потребление алкогольных напитков может вызвать у некоторых проявления жестокости» и «В результате хронического воздействия жесткой порнографии некоторые индивидуумы могут прийти к проявлениям жестокости» были бы полезны людям, принадлежащим к группе риска; они открывают им глаза на то, какой опасности подвергают себя эти люди.

Насильники, лица, уличенные в жестоком обращении с детьми, а также осужденные за домашнюю жестокость должны направляться в группы реабилитационной терапии, которую необходимо сделать обязательным компонентом в определенной судом мере наказания или при освобождении под честное слово. Группы высокого риска подобны парникам для рассады, в которых взращиваются серийные убийцы. Обычно эти индивидуумы начинают свою преступную карьеру с хронической жестокости, изнасилования и различного рода сексуальных преступлений. Далеко не все лица, совершившие сексуальные нападения, становятся серийными убийцами, однако большинство их вышло из сексуальных преступников либо долго предавалось сексуальным фантазиям, прежде чем совершить первое убийство.

Желательно, чтобы больницы, травматологические центры скорой помощи, медицинские кабинеты школ, местные полицейские участки, занимающиеся несовершеннолетними, проводили изучение прошлого каждого ребенка, попавшего к ним как жертва жестокого обращения в семье. Если ребенок оказывается жертвой хронической жестокости, необходимо проанализировать прошлое его родителей или опекунов. Если ребенок подвергается жестокому обращению, суд обязательно должен вмешаться и защитить его законные права. Активные действия такого рода могут прервать цепь жестокости, передающуюся из поколения в поколение, и таким образом способствовать ограничению эскалации насилия.

Много усилий требуется приложить, чтобы разработать шкалу прогнозирования степени опасности индивидуумов, принадлежащих к группам высокого риска. Основание для этой шкалы уже существует. Однако применение надежной совокупности прогнозов в широких масштабах – вопрос весьма отдаленного будущего, требующий значительной финансовой помощи правительственных органов и частных фондов. Проведение исследований в этом направлении соответствует интересам каждого из нас, так как власти штатов и местная администрация уже тратят сотни миллионов долларов на розыск серийных убийц и судебные процедуры, ничего не предпринимая для предупреждения появления новых преступников. В конечном итоге по счетам приходится платить частным лицам, как в денежной форме, так и в форме человеческих жизней, которых уносят убийцы. А поскольку и серийные убийцы, и серийные убийства из года в год увеличиваются, становится очевидным, что применяемые в настоящее время методы борьбы с ними неэффективны. Прежде всего обществу необходимо сосредоточиться на профилактике преступлений, а единственный возможный путь для этого – пресечение заболевания индивидуума до того, как он покусится на свою первую жертву. Это убедительный довод в пользу разработки шкалы прогнозирования опасности, а также развертывания финансирования профилактических мер – выделения средств для соответствующей деятельности врачей, работников школ, полицейских, занимающихся несовершеннолетними правонарушителями.

Шкала прогнозирования должна быть создана в результате совместных действий специалистов в области различных наук биохимии, невропатологии, генетики социальной психологии и уголовного права. Исследователи должны информировать представителей других наук о достигнутых результатах, что позволит избежать профессиональной слепоты, вызываемой разобщенностью в работе. В исследованиях необходимо использовать информацию, полученную из первых рук, – непосредственно от задержанных серийных убийц, насильников, сексуальных преступников и других эпизодически жестоких лиц. Их наблюдения и выводы касательно собственного поведения бесценны, так как позволяют заглянуть в механизмы деятельности самой мрачной стороны человеческой психики. Изучением причин и побудительных мотивов, движущих серийными убийцами, слишком часто занимаются люди, в жизни не переступавшие порога тюрьмы и не разговаривавшие с арестованными. Необходимо, чтобы в научных трудах использовались данные, полученные в результате непосредственных наблюдений и контактов.

Если учреждения здравоохранения и правоохранительные органы направят свою деятельность на потенциально опасных лиц, это уже дает им возможность помешать таким лицам стать в будущем опасными для самих себя и для общества. Необходимо всерьез воспринимать сообщения сексуальных преступников, жалующихся на галлюцинации и бред, направлять их на лечение. Если бы тюремные психологи и в свое время прислушались к Люкасу и Гэри, они могли бы «закоротить» их преступные карьеры до начала серийных убийств. Если бы армейские врачи со вниманием отнеслись к жалобам Бобби Джо Лонга на неврологические симптомы, он получил бы столь необходимое ему лечение. И сейчас в тюрьмах сидят осужденные насильники, которые просят медицинской помощи, но их никто не лечит.

Часть из них – а все они когда-то выйдут на волю, – ходячие мины замедленного действия и впоследствии «прославятся», попав на первые полосы газет. Даже Гэри Хейдник, подозреваемый по делу о пытках и серийных убийствах в Филадельфии, находясь в тюрьме, многократно просил помощи психолога, но всякий раз получал отказ.

Аналогично школы, сталкиваясь со случаями жестокого обращения и чрезвычайной жестокости с учениками, должны принимать меры, когда ребенок, как кажется, может представлять опасность для себя и для других. Если бы Энни Холл, школьная учительница Генри Люкаса, вмешалась в его жизнь, не опасаясь наказания, из него мог бы получиться другой человек. Однако, согласно ныне действующим порядкам, учителя, администрация и медицинский персонал школ не имеют права даже высказывать подозрения касательно жестокого обращения с детьми.

Многие государственные законы, требующие соблюдения конфиденциальности в отношении судимостей несовершеннолетних, еще более ограничивают возможности вмешательства в тех случаях, когда ребенок подвергается риску. Многие несовершеннолетние, предстающие перед судом, сами являются жертвами жестокого обращения или испытывают острейшую потребность в медицинском вмешательстве. А ко времени, когда они перейдут в юрисдикцию судов для взрослых, записи об их прежних судимостях и, вероятно, уже накопившие сведения о проявлениях крайней жестокости, будут засекречены, и следствию придется начинать работу на пустом месте. Если бы в случае чрезвычайно жестоких преступлений или хронически жестокого обращения с детьми полиция получала доступ к досье несовершеннолетних правонарушителей, ей было бы легче предотвратить превращение индивидуума в потенциального убийцу.

Вся методика экспертизы вменяемости, используемая в уголовном праве, требует обновления. Ее необходимо поднять над уровнем XIX века, на котором она находится сегодня. Сведения современной науки в отношении химической и биологической обусловленности определенного поведения давно опрокинули традиционные концепции разумного и безумного поведения. На примере Генри Люкаса, Бобби Джо Лонга, Альберта Де Салво и других убийц мы убедились, что в промежутках между эпизодами жестокости люди с тяжелыми поражениями областей примитивного мозга могут действовать в рамках нормальности. Однако во время серии убийств они ведут себя так, как будто что-то руководит их поступками. Они теряют связь с реальностью, испытывают провалы в сознании, им кажется, будто ими движет некая внутренняя сила. Большинство серийных убийц способно сказать, кто занимает в настоящее время пост президента США, и безошибочно ответит на вопрос следователя, который теперь год и где они находятся. Однако они не в состоянии объяснить, какая сила принуждает их совершать убийства. Этим людям требуется медицинская помощь. Пересмотр определения вменяемости и признание невменяемости причиной эпизодически жестокого поведения повлекут за собой образование новый группы преступников, подпадающих под действие государственных программ лечения. Таким образом власти штатов смогут удержать потенциальных серийных убийц от совершения первого убийства.

Среди адвокатов, врачей, педагогов и защитников прав человека существует опасение, что попытка оценивать отдельных лиц, особенно детей, как потенциально жестоких индивидуумов неизбежно повлечет за собой формирование драконовской системы составления досье на граждан, в результате чего кто-то из них будет отнесен к категории формирующихся преступников. В ходе процедур отслеживания и учета к кому-то навсегда прилипнет невидимый ярлык. Что ж, опасения оправданны. Безусловно, если в безответственном обществе некоторые лица будут идентифицироваться как предрасположенные к преступному поведению, это создаст безграничные возможности для нарушения гражданских прав. Не случайно, когда восемнадцать лет назад Арнольд Хатснекер, личный врач Ричарда Никсона, предложил подобную концепцию, на него обрушился град критики со стороны правозащитных групп.

Предлагаемая нами программа не рассчитана на создание механизма выделения идентифицированных потенциальных жестоких убийц. По сути, она представляет собой план вмешательства в критических ситуациях, предназначенный для защиты детей от жестокого обращения или от болезни. Если педиатр установит, что склонности ребенка превышают нормальный уровень агрессивности, заходя в область чрезвычайной жестокости или агрессивности с тенденцией к убийству, в его распоряжении должен быть узаконенный метод информирования родителей или органов правопорядка, освобождающий его от страха перед преследованием. Аналогично, оказывая ребенку помощь в случае, который наводит на мысль, что пациент является жертвой жестокого обращения, врач кабинета скорой помощи или школьная медсестра должны иметь право передать информацию в полицию, не опасаясь иска со стороны родителей, если данные не подтвердятся. Если врач, медицинская сестра, школа или больница уведомляют полицию, они не должны нести ответственности за ошибку.

Такая программа уже существует в отношении неуспевающих в учебе и находится в ведении федерального правительства. Установленные процедуры, обеспечивающие проведение диагностики таких детей, утверждение для них индивидуальных образовательных планов с мерами по защите их прав в ходе школьного обучения могут послужить хорошей базой для создания программы выявления детей, подвергающихся жестокости или склонных к крайним ее проявлениям. Иначе говоря, если школьная медицинская сестра или врач столкнется с «агрессивной предрасположенностью к насилию», это не является основанием для отнесения ребенка к разряду потенциальных жестоких убийц, но должно заставить относиться к нему как к пациенту, страдающему болезнью сродни хронической депрессии или психозу. Во главу угла должны ставиться поиск причин крайней агрессивности в окружении ребенка и переориентация жестокости в положительное русло.

Мы должны спросить себя, в какой мере допустимо вмешательство. В какой момент работник здравоохранения, педагог или представитель суда имеет право на вторжение в семейные дела для оценки окружения ребенка? Когда подобное вмешательство может расцениваться как незаконное вторжение и нарушение прав, а когда, в силу обстоятельств, как мера защиты ребенка от опасности, которой он подвергается? Обществу придется найти ответы на эти вопросы, в противном случае некоторые его институты захлебнутся серийными убийцами, а эпидемия серийных преступлений и других форм эпизодической жестокости целиком захлестнет его. Решения надо принимать быстро, так как время работает против нас. Если позволить нынешним родителям произвести на свет новое поколение серийных и массовых убийц, правоохранительным органам с ними не совладать. И тогда наше общество погибнет под лавиной собственной жестокости.

Примечания

1

Юридический прецедент обеспечения защиты психически больных, утвержденный в Британской палате лордов в 1843 г. Правило гласит: человек не должен быть признан ответственным за преступление, если он действовал, будучи неспособным к рассуждению в результате психической болезни, и не мог осознавать характера и качества своих действий или если осознавал, то не знал, что этого делать нельзя (здесь и далее – прим. ред.).

(обратно)

2

CAE-сканирование – рентгеновская компьютерная томография, является основным томографическим методом исследования внутренних органов человека с использованием рентгеновского излучения.

PET-сканирование – позитронно-эмиссионная томография, радионуклидный томографический метод исследования внутренних органов.

(обратно)

3

«Пестрый дудочник» – поэма Роберта Браунинга, в которой музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить вознаграждение за избавление города от крыс, с помощью колдовства увёл за собой городских детей, сгинувших затем безвозвратно.

(обратно)

4

Уильям (Билли) Франклин Грэм – американский религиозный и общественный деятель, пастор баптистской церкви. Член самого крупного баптистского объединения в мире – Южной баптистской конвенции. На протяжении многих лет является духовным советником президентов США.

(обратно)

5

Теда Банди казнили на электрическом стуле 24 января 1989 года во Флориде.

(обратно)

6

В 1998 году Джеральда Стано казнили на электрическом стуле.

(обратно)

7

1 декабря 2009 года Верховный суд США отказался рассматривать последнюю апелляцию Гэри. 16 декабря 2009 года всего за несколько часов до казни Верховный суд Джорджии приостановил приведение приговора в исполнение, чтобы провести слушание и при помощи ДНК-тестов установить виновность или невиновность Гэри.

(обратно)

8

Джеральд Галлего был признан виновным в двух штатах – Неваде и Калифорнии – и был приговорен к смерти в обоих случаях. Он умер от рака прямой кишки 18 июля 2002 года в тюремной больнице медицинского центра штата Невада.

(обратно)

9

Христадельфиане – христианская унитарная конфессия, сформировавшаяся в XIX столетии в Великобритании и США. Фактически в своем создании и развитии ориентируется на ряд раннехристианских течений.

(обратно)

10

В Великобритании и США судья, в обязанность которого входит выяснение причины смерти, происшедшей при необычных или подозрительных обстоятельствах. При установлении факта насильственной смерти коронер передает дело в суд.

(обратно)

11

В 1998 году смертный приговор Люкасу был заменен пожизненным заключением. 13 марта 2001 года он умер от сердечной недостаточности в возрасте 64 лет.

(обратно)

12

Чарльз Мэнсон содержится в тюрьме штата Калифорния, находящейся в городе Коркоран. 3 января 2017 года газета Los Angeles Times сообщила, что Мэнсон тяжело болен.

(обратно)

13

В США существует практика давать подобные сроки одновременно, если каждое дело рассматривается судом отдельно от других. По каждому пожизненному наказанию может быть полная или частичная амнистия или помилование, но несколько пожизненных сроков сводит возможность освобождения практически до нуля.

(обратно)

14

См. прим. ред. выше.

(обратно)

15

См. прим. ред. выше.

(обратно)

16

В настоящее время ожидается слушание по результатам проведенных ДНК-тестов для определения виновности или невиновности Карлтона Гэри.

(обратно)

17

Стиль письма, для которого характерны чрезмерное многословие, педантическая настойчивость в упоминании многих несущественных деталей и склонность к навязчивым вставкам.

(обратно)

18

Чарльз Мэнсон умер от естественных причин 19 ноября 2017 года в калифорнийской тюрьме Конкоран, отбывая пожизненное заключение.

(обратно)

19

Пария, парии (от тамильского парайян) – одна из неприкасаемых каст в Тамилнаде на юге Индии. В европейских языках слово «пария» приобрело значение «отверженный», «бесправный».

(обратно)

20

Город мальчиков, или Дом мальчиков, отца Фланагана является некоммерческой организацией, посвященной заботе о неимущих и провинившихся мальчиках.

(обратно)

21

Книга была написана в 1986 году.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Введение

Природа серийного убийцы

  Серийный убийца среди нас

  Фазы состояния серийного убийцы

  Болезнь серийного убийства

  Серийные убийцы сегодня

  Анатомия серийного преступления: убийца, жертвы и общество

  Полиция и серийный убийца

Говорят серийные убийцы

  Пять историй жизни и преступлений

  Генри Ли Люкас

  Карлтон Гэри

  Бобби Джо Лонг

  Леонард Лейк

  Чарльз Мэнсон, лидер группы, или «семьи», серийных убийц

Общие модели серийных убийц

  Новые криминологи

  В голове серийного убийцы

  Профиль серийного убийцы

  Поведение, основанное на соблюдении ритуала

  Маска психической нормальности

  Навязчивость

  Обращение за помощью. Упущенные возможности вмешательства

  Сильные расстройства памяти и хроническая неспособность говорить правду. Социопатическое поведение

  Суицидальные наклонности

  Серьезные правонарушения в прошлом

  Отклонения в сексуальном поведении и гиперсексуальность

  Черепно-мозговые или родовые травмы головы

  Хронический алкоголизм или наркомания в анамнезе

  Родители – алкоголики или наркоманы

  Испытанная в детстве физическая или эмоциональная жестокость, родительская жестокость

  Рождение в результате нежеланной беременности

  Рождение после осложненной беременности

  Отсутствие счастливого детства

  Чрезвычайная жестокость к животным

  Склонности к поджогам без очевидного интереса к убийствам

  Симптомы нервных расстройств

  Признаки генетических нарушений

  Биохимические симптомы

  Чувство бессилия или неадекватности

Заключение

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно