ЖИЗНЬ НА ПОРОГЕ - "Жить подано!"

ЖИЗНЬ НА ПОРОГЕ
Жизнь как доска объявлений

На дверях моего дома висело объявление.
"Ох, только бы не горячую воду и не отопление!" - взмолилась я. К счастью, в ноябрьскую застывающую слякоть жэк на тепло не покушался. И даже никто не примеривался к моей квартире, предлагая ее выгодно купить или продать. Просто приглашали заняться аэробикой. Практически в соседнем доме. Подняться к себе на пятый этаж было тяжелее, чем дойти до указанного адреса, и, вместо того чтобы топать домой, я отправилась осматривать спортзал.

Он оказался обычной трехкомнатной квартирой на первом этаже старого жилого дома. Две комнаты были оборудованы под балетные классы. Третья служила кабинетом хозяина помещения - директора подросткового "Клуба 33". В большой комнате размером так метров 25 под вой дешевого магнитофона резвились взрослые тетки. Было душно, с потолка по осыпающейся штукатурке капала вода, а из коридора тянулся сквознячок и доносился запах канализации.

Не колеблясь я заплатила 20 рублей (десятая часть тогдашней средней зарплаты) и на следующий вечер вместе со всеми гоняла пыль по подвалу. И не знала, что через полгода буду вести здесь все подряд - классический и характерный танец для детей, аэробику для взрослых, модерн, хип - хоп и рок-н-ролл. Что через год сюда, уже по моему объявлению, придут Таня и Зоя и начнут репетировать первые номера балета толстых. Что в этом подвале снимут о нас фильмы и что отсюда мы уедем в свой первый заграничный тур покорять Европу и Никогда не угадаешь, к чему приведет знакомство с объявлением. Можно пройти мимо, можно сорвать телефонный номер, а потом его потерять, а можно выучить итальянский язык, поменять профессию и квартиру или расстаться со всеми сбережениями, отдав их хитрому жулику. Весь город обклеен этими указателями судьбы, за каждым особый путь, другая жизнь и ты - заново рожденный.

Потом, пожиная плоды своих случайных (или - весьма продуманных) решений, люди толком и объяснить не могут, почему они воспользовались именно этим шансом, позвонили именно по этому телефону, И многие до смертного часа мучают свое воображение, пытаясь представить - а что было бы, если бы они пошли (не пошли), позвонили (не позвонили), согласились (отказались), уехали (остались). Время сразу стирает мотивы нашего выбора, заменяя их либо оправданиями и сожалениями, либо гордостью и верой в свои силы.

Мне было 28 лет, и я весила сто килограммов. Мне ужасно хотелось похудеть. Но еще больше мне хотелось вернуться к жизни, привычной с детства, - жизни, полной движения, танца, музыки, открытых эмоций. Ведь я девять лет занималась балетом в детском театре ДК им. Горького. Затем, учась на театроведческом факультете Театрального института, при любой возможности бегала на уроки танца к актерам. Позже, в театре, где работала завлитом, устраивала для артистов (а за одно и для себя) занятия с режиссерами, экспериментирующими с движением и пластикой. Но, как я ни старалась, год за годом четыре убийцы - возраст, лишний вес, неподвижность и скука - все успешней выживали меня"з моего же тела.

При этом меня - танцующей, озорной девчонки - становилось все меньше, а тела - обременительного и неповоротливого - все больше. Вокруг были сотни объявлений, предлагающих заняться физкультурой или входившей тогда в силу аэробикой. Несколько раз я даже отправлялась "записаться" на занятия. Но всегда что-то не устраивало - то ездить далеко" то расписание неудобное, то тренер несимпатичный, то программа неинтересная. Втайне я стеснялась своего вида, переживала, что не смогу танцевать, как некогда, и буду хуже и смешнее всех. Я опасалась новых людей и компаний и если отправлялась на смотрины очередного зала, то только под зашитой мужа. Забраковав очередной вариант, я подробно ему объясняла, почему мне все это не подходят, и ныла, что жизнь скупа и несправедлива.

"Клуб 33" был худшим из всего мною виденного. Но он находился рядом с домом, соблазнял балетными аксессуарами - станками, зеркалами и софитами, а тренер оказалась прехорошенькой девчонкой, с упоением демонстрирующей новомодные "аэробные" пассажи. Но все эти аргументы обдумывались потом, как подкрепление некоего чувства или состояния. Нетерпение, жажда расстаться со старой жизнью, любопытство, предвкушение какого-то праздника подталкивали меня в спину.

Я так устала от своей никудышности, что на какой-то миг мне просто не хватило сил раскапризничаться, испугаться, спрятаться за обстоятельствами получилось, что вовсе не я приняла "историческое" решение, а само решение, коварно воспользовавшись моим настроением, наконец приняло меня.

На первых же занятиях в подвале выяснилось, насколько преуспели мои убийцы. Не получалось ничего. Некогда сильный пресс даже не "включался", потому что ему мешало большое пузо. Всегдашняя моя гордость - ноги не могли повторить силовые упражнения больше десяти раз. Не лучше обстояло дело с танцами! Аэробическая пластика абсолютно отличалась от привычного классического и характерного стиля, и все эти невыворотные махи, сжатые кулаки, гибкая спина и бесконечные подпрыгивания в моем исполнении выглядели смешно и безобразно. Видеть себя в зеркалах (наличие которых меня сначала так обрадовало) было дозорной казнью. По ночам болело все тело.

И все-таки я была довольна. В новой, только начинающейся жизни не имели значения старые глупости вроде: "Что обо мне подумают?", "Боже! У меня самый немодный костюм и нет кроссовок", "Если бы не вес, я бы показала, на что способна!" А. Зато было очень важно и радостно, что вчера я это проклятое упражнение повторила только четырнадцать раз, а сегодня уже двадцать.

Почти два месяца ушло на то, чтобы приседать, отжиматься и прыгать хотя бы как все. Еще месяц - чтобы вырваться в лидеры этой немолодой и совсем не спортивной компании. Теперь, занимаясь уже не два раза в неделю, а четыре-пять, я стремилась угнаться за тренером.

Жизнь
как собрание примеров

Или не было меньше двадцати лет. Она только что окончила курсы инструкторов аэробики, вела занятия в двух залах, находящихся на разных концах города, обучала детей хореографии, пела и собиралась поступить в Консерваторию, танцевала в каком-то фольклорном, коллективе хотела получить диплом института физкультуры и спорта, воспитывала дочку и заставляла ревновать красавца мужа.

Я дивилась на нее, как на инопланетянку, - не имеет достоянной работы, трудовая книжка лежит черт - те где, дорожит не местом и должностью" а хорошо оплачиваемой работой. Все время чему-то учите" и, получив самые скромные навыки" тут же пускает дав дело. Она, чтобы добиться своего, не врала начальству, как я - с три короба, а прямо говорила, что ей надо, что ее не устраивает, держалась независимо и ничего не боялась. Одним словом - очень симпатичный продукт Перестройки.

Моя жизнь была совсем другой, я никогда в ней не была хозяйкой. "На танцы" когда-то меня привела мама, она же потом решила, что занятие это несерьёзное, что актерского дара у меня нет и что раз уж я так люблю театр, то должна стать театроведом. Когда учеба закончилась, педагоги, считая меня талантливой, искали, куда бы пристроить бывшую отличницу.

После двухлетних мучений меня определили завлитом в кукольный театр. Подразумевалось, что это крупное везение. В результате я даже себе не могла сказать, что все - и красный диплом, и победы на всесоюзных олимпиадах, и публикации в журналах, и теперь вот куклы и личный кабинет - не мое, не нравится, давит и душит. Пора было стать наконец взрослой, т. е. смириться с очевидным - время танцев прошло. Что с того, что профессия и работа не любимы, а жизнь скучна? Ведь есть служба, статус и гарантированное государственное обеспечение - все, ради чего меня, собственно, растили, воспитывали и обучали.

Наблюдая за своим тренером" я видела, что она свободно кроит жизнь по собственному лекалу. Или на действовала на меня как постоянный раздражитель, всем своим видом и поведением доказывающий, что жить - легко, учиться - легко и даже зарабатывать деньги тоже легко. Передо мной стоял "пример", и его надо было как-то "взять".

В детстве образцы, которые навязывались в качестве примера, вызывали тоску и отвращение. Надеюсь, что все эти девочки и мальчики, сладострастно и самозабвенно моющие посуду, собирающие макулатуру, получающие одни пятерки, никогда не врущие и не шалящие, любящие родину и всех начальников, существовали только в воображении моих родителей и школьных учителей и мне никогда не придется встретиться с этим монстрами в жизни.

Самой мне нравились ребята независимые, ироничные и заметные. Они вызывали восхищение иногда страх или зависть, но тягаться с ними мне и в голову не приходило. Сейчас я понимаю, что, не стараясь подражать выбранным кумирам", оградила себя от мучительных разочарований - ничего бы не получилось. Независимость и самостоятельность были дарованы маленьким лидерам их родителями как наследный титул - в своих семьях они были равноправными членами. Я же росла в условиях, где основной добродетелью считалось послушание, а целью - стабильность и безопасность.

Сегодня я думаю, что стойкое восхищение качествами или свершениями другого человека не что иное, как попытка нашего подлинного Я заявить о себе. Это знак души - ты тоже смелый (предприимчивый, талантливый, сильный, умный и т. п.), но пока не реализовал эти качества, не дал им воли, боишься или ленишься быть собой. И до чего же нелепы в таком случае все попытки подсунуть человеку в качестве примера что-то, быть может, и хорошее, но чуждое его натуре!

С возрастом мы становимся почти глухими к позывным своего неразгаданного Я. Разучившись слушать себя и не научившись слышать других, мы начинаем давать советы, делать вид, что знаем, как жить, и требуем от детей "брать пример с Петрова и никогда не походить на Иванова". А у ребенка, которому навязывают, как и кем быть, выбор небогат. Ему не по силам вопреки воле старших понять и раскрыть собственную природу и цели. Остается либо бунтовать - болеть, лениться, попадать в истории, хулиганить, либо смириться - слушаться, уступать, лгать и сбегать в мир фантазий. И по той и по другой дороге человек уходит все дальше от себя, чтобы, став спустя десятилетия преуспевающим, бизнесменом или спившимся попрошайкой, сожалеть, что жизнь прошла "не так".

Пример бесполезно не только навязывать и "подавать", но даже "брать". Если представить себе некую прикладную теорию примеров, то ее основные законы, наверно, выглядели бы так.

1. Пример не берут, а примечают.
2. За примерами не ходят - ни далеко, ни близко. Они сами вечно путаются у нас под ногами.
3. Если вы никем не восторгаетесь, никому не завидуете и ни с кем не хотите потягаться силами, поинтересуйтесь - живы ли вы вообще.
4. Если примеры начинают преследовать вас но пятам целыми толпами, то значит, "обстоятельства времени и места" на вашей стороне и настал благоприятный момент изменить себя и свою жизнь.
5. Чаще всего примеры водятся в молодежной среде. Люди, только входящие в самостоятельную жизнь очень ясно видят облик бытия. Они стоят на мосту между прошлым и будущим и, зная стратегию выживания предыдущего поколения, одновременно владеют новыми технологиями самореализации. Смотри сюда внимательно - и угадаешь, на что можно будет рассчитывать и чего надо опасаться через семь, восемь лет.
6. Пример - вещь одноразовая, превращаясь в опыт, шаблон, он теряет чудотворную силу.
7. Пример - всего лишь подсказка, списанное с приятеля "домашнее задание".

Пыхтя на занятиях в подвале, я осознавала лишь это последнее правило - невозможно "калькировать" чужую жизнь. Как ни нравилась мне Илина, я при всем желании не могла, как она, взяв магнитофон подмышку, отправиться искать работу тренера или хореографа, запеть или поступить в Институт имени Лесгафта. Я не знала, что делать и боялась понять, чего хочу. Люди вокруг шили джинсы, торговали пивом, богатели, разорялись, проводили съезды, устраивали митинги, создавали театры и учреждали журналы. По телевизору показывали какие-то новые лица, и одно из них страстно и красочно рассказывало, что за 500 дней переустроит всю страну.

А контуры моей новой счастливой жизни все не определялись. Оставалось одно: не думая о светлом будущем, покончить с серым настоящим. Я уволилась из театра и, войдя в мелкий бизнес своего приятеля, стала продавать билеты в видеосалоне, посетителями которого в основном были студенты, выпускники и преподаватели моего родного вуза. Они глядели на меня как на безумную. Мне же было не о чем жалеть. У меня были деньги, свободное время, ежедневные занятия в подвале и прекрасное настроение.

Жизнь
как ярмарка вакансий

Однажды я зачем-то пришла в клуб днем - и увидела, как Илина занимается с подростками танцем. Без аккомпанемента, без затейливых комбинаций, с обоюдной скукой и раздражением. Я предложила, воспользовавшись моими пластинками со всевозможными записями классических балетов, сделать специальную фонограмму. Несколько недель, не отрываясь, я слушала и подбирала, сокращала и монтировала музыкальные фрагменты. Заодно сочинила несколько вариантов экзерсиса и даже маленькие танцы. Новые уроки всем понравились, Илина попросила помочь подготовить экзамен. Совершенно бесплатно и с огромным желанием я два месяца занималась программой.

Экзамен порадовал родителей, учеников и начальство. Директор клуба Володя сказал, что если я соглашусь продолжить работать, то он объявит специальный конкурс и я, отобрав лучших детей, смогу сделать детское танцевальное шоу. Он предложил огромный по тем временам гонорар и был страшно доволен, ЧЕГО нашелся человек, прямо рвущийся возиться с хореографической школой. Илина была не менее довольна: с нее сняли лишнюю нагрузку и освободили от уроков, шторме были вынужденным дополнением к ее коммерческим занятиям аэробикой. А больше всех была рада я. У меня появилась интереснейшая да еще прекрасно оплачиваемая работа.

Все лето 1991 года я провела на даче, придумывая схему будущих уроков, комбинации, целые танцевальные сюиты. Чтобы не потерять с трудом восстановленные силу и выносливость, я подбила дачников прямо на участке дружно заниматься зарядкой. Прохожие и обитатели соседних дач дивились на нас, валяющихся между грядок и задирающих ноги.

Пресловутый августовский путч стал поперек всех моих счастливых планов. Безликие дядьки с трясущимися руками взялись навести в моей жизни порядок. Я сама начинала трястись от ярости, когда представляла неминуемые последствия этого непрошеного появления чахлого призрака коммунизма - никаких аэробик, никаких "вольных хлебов", никаких видеосалонов, никаких дешевых помещений вроде "Клуба 33", никаких экспериментальных студий на коммерческой основе.

Если бы я жила в Москве, то оказалась бы среди толпящегося у Белого дома народа. Но до Садового кольца было далеко, и оставалось только одно - сутками слушая "Свободу", наперекор взбесившимся властям делать свое дело. Муж построил хозяевам дачи хранилище для песка, а я во дворе разучила очередной каскад танцевальных па. Когда Горбачева вернули из Фороса, мой муж сказал: "Слишком быстро. Никто не успел испугаться. А жаль".

Недобрая, но верная мысль. В кои-то веки государство дало своим гражданам возможность свободно решать, как и зачем жить, кем быть, как зарабатывать. И как хочется, чтобы люди, чудом угодившие в почти светлую полосу российской истории, использовали шанс, которого многие были лишены от рождения до смерти Августовская встряска заставила меня еще больше дорожить, своей новой, еще даже не скроенной жизнью. Через несколько дней после "событий" я начала набор в детскую студию.

Несмотря на скромность интерьера, на мой совсем не балетный вид, отсутствие у меня специального диплома или хоть каких-то документов, "дающих право преподавать", родители оставляли своих детей в клубе. В for момент я была целиком поглощена набором, формированием групп и знакомством с детьми и не задавалась вопросом: с какой, собственно, стати даже весьма состоятельные люди рискуют оставлять здесь своих чад? Теперь часть этой загадки мне понятна - человек, самозабвенно увлеченный делом, вызывает симпатию и доверие. Он удобен для начальства, партнеров и клиентов, потому что почти не замечает мелких преград и неприятностей, не боится трудностей и конкуренции, не интригует, не обижается, легко усваивает новую информацию.

Любимое дело может принести человеку больше счастья, признания и денег, чем диплом и связи. Еще позавчера никому не известный гражданин после трудового дня клеил себе в удовольствие красивые коробочки и дарил их своим знакомым. Вчера у него появились первые клиенты.

А сегодня у новоиспеченного "короля упаковки" журналисты наперебой спрашивают рецепт успеха. Но счастливчику практически нечего ответить - пока он получал удовольствие от возни с картоном, деньги и карьера сделались вроде как сами собой. Я знаю людей с такой "американской" биографией, но моему сердцу милее совсем- простые, чисто русские истории.

Однажды, когда балет "240 тонн" был уже известен, ко мне пришла бойкая симпатичная женщина и предложила снять о нас фильм. Фильм сняли, показали по всему свету, а женщина с тех пор иногда подбрасывает нам новые проекты - то нашу учебную видеокассету выпустит, то гастроли организует.

Получает за это, естественно, гонорар или ездит с нами за рубеж. Притом она не продюсер, не журналист, не профессиональный менеджер, а бывший совковый инженер и мама двух дочек. В молодости за время декретного отпуска она не поленилась, окончить курсы иностранных языков. Когда частной телевизионной компании потребовался переводчик, она не преминула воспользоваться подвернувшейся возможностью.

Помимо переводов как сценарист искала интересные сюжеты (одним из них мы и оказались), предлагала идеи. Но когда не заладились отношения с начальством, за "место" держаться не стала и спокойно ушла. Записалась на курсы экскурсоводов.

Получила всевозможные лицензии. Сейчас за летний период она зарабатывает столько, что хватает и на отдых за границей, и на посещение дорогого спортзала, и на покупку приличного авто. Вообще-то все эти курсы окончила несчетная уйма народа, а успешно работают единицы. Так вот, я уверена, что моя знакомая процветает не потому, что у нее произношение точнее или память лучше. Просто все ее работы, халтуры и проекты основаны на ее любимом занятии, хобби - общении; если уж совсем грубо - на бабской болтовне.

То, что другим осложняет жизнь - любопытство, разговорчивость, бесконечные старые и новые подружки, здесь непринужденно используется в профессиональных целях. Ей интересны люди, она легко знакомится, легко находит темы для общения, чувствует собеседника "быстро подбирает к нему особый ключик.

Неудивительно, что она и экскурсии водит, и на телевидении подвизается, и в рекламе что-то делает, и с нами на гастроли ездит. И все - с удовольствием для души и с пользой для кармана. Недавно она окончила курсы программистов, впереди еще какие-то курсы" И хотя моя знакомая принадлежит к той возрастной группе, для которой на бирже труда предложений уже не много, я уверена - и через десять лету нее будет новое, интересное, "вольное" и хорошо оплачиваемое занятие.

Как быстро бы мы Ни развивались, вся оснастка нашей жизни - формы государственной власти, техника, наука, производство - развивается и умирает еще быстрее. В одну человеческую жизнь свободно помещается и первый трактор, и полет Гагарина в космос, и сталинский Гулаг, и гайдаровские рыночные реформы. Когда, мы пошли в школу, то учились считать на костяшках, сегодня обязаны уметь работать на компьютере, а завтра придется пользоваться чем-то сегодня еще не придуманным. Жизнь постоянно проявляет себя как неиссякаемый источник рабочих мест, вакансий. Пятнадцать лет назад она востребовала социологов, политологов, менеджеров и купцов - "челноков".

Заодно были вытащены из кладовки истории забытые гувернантки, компаньонки и домработницы. Потом понадобились программисты, охранники, клипмейкеры, дизайнеры, ди-джеи, фитнес - тренеры, рекламные агенты. Как при таких скоростях не вылететь на обочину? Можно все время учиться, повышать квалификацию, осваивать новые методы и технологии. Можно окоченело вцепиться в некогда полученную профессию и должность.

Можно, оказавшись без работы, сесть на диван и обиженно надуться на государства. Можно, провозгласив, что все хорошие места расхватаны блатными детишками, прохвостами со связями, евреями (чеченцами, армянами, питерцами, москвичами, коммунистами, инопланетянами), сгноить себя в каком-нибудь ларьке.

Чаще всего мы делаем все это сразу и чувствуем себя уставшими и несчастными. И это при том, что жизнь только и занята нашим трудоустройством. Наипростейший способ заметить это - не выдвигать условий, не пользоваться стандартными представлениями о "хорошей работе", не ждать твердых доходов, а просто делать то, что нравится. Вакансия сама найдет нас.

Со мной как раз так и получилось. Я еще не успела разобраться сколько в студии будет детей, сколько групп и сколько потребуется часов для уроков, как возникла ещё одна неясность: Илина собиралась уехать со своим коллективом во Францию. В голове не укладывалось - какая-то самодеятельная команда находит себе работу в стране, где мне не бывать даже туристом. На моих глазах легко и почти обыденно происходило столь великое чудо, что невозможно было даже завидовать. Вести аэробику у Илины не хватало времени, и на несколько месяцев ей была нужна замена.

Она привела подругу, но та не понравилась ни клиентам, ни директору. Просмотрев несколько кандидатов, директор предложил вести группы мне. Я должна была отказаться. Во-первых, аэробика чужая для меня территория, да и вообще, кроме программ Илины, я ничего не знала. Во-вторых, я совершенно не разбиралась в физиологии.

Пусть на рынке труда и происходило великое переселение кадров - половина инженеров работали продавцами и челноками, а бывшие продавцы заделались видными политиками и даже артистами, но всеобщий дилетантизм не снимал с меня ответственности за здоровье доверчивых клиентов. В - третьих, кроме "справки", опыта и навыков у меня не было главного для этого дела инструмента- стройного красивого тела. Ну посудите сами: приходите вы в спортзал, а там вас встречает тренер - толстенная девица. Было еще двести восемьдесят восемь причин, чтобы отказаться.

Но я не отказалась и стала тренером аэробики - честно и азартно освоила совершенно новую профессию и спустя три года, так и не обзаведясь ни дипломом, ни справкой, вела занятия в одном из лучших залов города. И если чем действительно горжусь, то тем, что солидный спортивный клуб вместе со мной перебрались мои первые, "подвальные" клиенты: Некоторые из них прозанимались у меня более семи лет.

Жизнь
как список ролей и действующих лиц

Никогда не думала, что мне придется работать с детьми. Я считала, что общаться с ними, и тем более учить их чему-либо, cкучно, утомительно и хлопотно. Пока я, вея в мечтах и фантазиях, придумывала очередной урок, то совершенно не вспоминала об этой стороне дела, И вот теперь какие-то черти носятся по залу, галдят и совершенно не жаждут отдавать свои силы на разработку выворотности суставов и увеличение прыжка. Некоторые из них, может, попали сюда исключительно по прихоти родителей.

И это мои единомышленники? Ну и кого они видят перед собой? Толстую, пузатую тетю. Как собрать их внимание? Чем соблазнить, чтобы они терпеливо преодолевали сильную боль и усталость? Ответов на сотни подобных бессмысленных вопросов не было, и я подозревала, что их вообще быть не может. С отчаяния и испуга я внезапно произнесла грозную и пафосную речь:

- Здесь остались только те, кто может научиться танцевать, у кого есть природные данные, хорошая координация и музыкальный слух. Вам посчастливилось попасть в королевство танца, и сегодня вы все равны. Мне безразлично, каковы финансовые возможности ваших родителей, как они вас воспитывают, какие оценки вы получаете в школе, стеснительны вы или чрезмерно самоуверенны. Пока у вас нет даже имен - я их не знаю, и вам придется постараться, чтобы я их запомнила.

Правила очень простые: у кого получается, тот стоит в первой линии, учит большие партии - и в конце концов становится Принцессой, Красавицей или Лебедем, то есть танцует главную сольную партию. У кого получается, но небезукоризненно, тот стоит во второй, третьей или четвертой линии, учит не очень большие партии - и становится одной из Подружек Принцессы, гостьей на"е свадьбе или одним из тридцати лебедей, то есть танцует в кордебалете. А тех, у кого не получается, здесь не будет. А теперь главное - если вы полюбите танец, то по большому еда ту вам будет все равно, в какой линии стоять и какую партию учить.

Просто с четырех до восьми, пока идут занятия, вы будете счастливыми людьми. Если вы оказались здесь по ошибке - то и роль Принцессы ж принесет вам радости.

После этого экспромта все педагогические страдания развеялись как дым. Я поняла, что могу, делать только две вещи - учить этих людей танцевать и помогать им лучше узнать самих .себя" И не было случая, чтобы юный возраст моих подопечных хоть как-то помешал мне или им решать эти задачи. Мало того, с самого начала, пока я еще ничем путным себя не зарекомендовала, дети уж" преподали мне урок - показали мир в ракурсе, где возраст вообще не существует. Выяснилось, что жизнь не ограничивает возможности человека по возрастному цензу, не дает возрастных льгот и привилегий.

По очень большому счету перед трехлетним, тридцатилетним и семидесятилетним человеком стоит общая цель - развитие, самопознание, самореализация. А от возраста если что и зависит, то только способы достижения этой цели и препятствия на пути к ней.

В таком миропонимании я убеждалась все больше, сравнивая учеников детской студии и клиентов из вечерних "аэробных" групп: некоторые сорокалетние тетки "строились" как маленькие девочки, нуждающиеся в опеке и заботе, а отдельные первоклашки демонстрировали острое чувство ответственности чуть ли не за все человечество. Самой экзотичной казалась семейная пара - мама и дочка.

Они ходили на аэробику и всех умиляли тем, что жили и общались, давно поменявшись местами. Мама шалила, кокетничала, требовала снисхождения к своей непутевости и житейской неприспособленности. Девочка трудилась по дому, решала, как жить семье - вдвоем или с "папой", ласково опекала и вразумляла мать.

Надо было взглянуть на эту идиллию повнимательнее, чтобы увидеть, что за ней скрывается жестокая, беспощадная манипуляция друг другом. Что соперники равны в силах и получают от своих уловок какие-то непонятные дивиденды. Наблюдая за детьми и взрослыми, я раз за разом сталкивалась с тем, что человека в первую очередь программирует и ограничивает не возрастная "горизонталь", ролевая "вертикаль".

Оказавшись в новом месте, среди незнакомых людей, осваивая новое для себя занятие, и дети, и веселые вели себя совершенно одинаково - тащили за собой громоздкий шлейф биографий, поражений, оценок, представлений о своем месте и роли, Среди и тех и других за версту были видны "отличницы", боящиеся опростоволоситься, серьезные барышни, знающие себе цену, "троечницы", не верящие в себя, избалованные "халявщицы", не имеющие представления о трудолюбии.

Меньше всего мне хотелось, чтобы они - и малые и старые - сделали меня очередным партнером в розыгрыше своих привычных ролей. Ведь я на собственной судьбе уже несколько раз испытала разрушительные последствия застревания в роли.

Я очень плохо училась в школе. На химии, математике, русском и английском я была хуже всех - тупая уродина, обуза для учителей, посмешище для одноклассников. Даже сейчас меня выворачивает наизнанку, когда я вспоминаю ежедневное непосильное напряжение (вызовут - не вызовут?), торопливое списывание в туалете домашних заданий и многолетний страх унижения и наказания. Когда родители отправили меня поступать на театроведческий факультет, я, естественно, провалилась.

Тогда они определили меня библиотекарем в Публичную библиотеку. В моей "взрослой" жизни ничего не изменилось - все тот же контроль в семье, все та же дикая бессмыслица и скука, но уже не в школе, а на службе. На работе я опять оказалась хуже всех. Меня пытались уволить, но я была несовершеннолетней, и мама пригрозила начальству судом. Я ненавидела жизнь и уже начинала почти сознательно кромсать и уродовать ее. Но в какой-то миг я решила, что учеба сможет избавить меня и от родительской опеки, и от бесперспективного однообразия буден.

Я рискнула повторить попытку - и с воплем "победа или смерть!" не поступила, а втиснулась, вгрызлась, прорвалась в этот чертов институт. Я не знала, кто такой Еврипид, не видела фильмов Феллини, в моем сочинении соседка но столу исправила более ста ошибок после "его спросила, из какой национальной республики я приехала. И все-таки меня приняли. После головокружительного ликования я поняла, что с моими жалкими знаниями мне опять предстоит быть хуже всех. Так ли уж плохо я была подготовлена или1 мне так казалось по привычке - не берусь сказать.

Но на первом семинаре по специальности о моей работе хорошо отозвался педагог. И я вмиг стала "лучше всех" - писала курсовики объемом с диплом и представляла институт на научных конференциях. Превращение стремительное и необъяснимое, как в сказке: из Лягушки сразу в Царевну.

Репутация толковой, одаренной студентки бежала впереди меня. Мне сходили с рук и длительные отлучки в Москву, и уход с лекций ради урока танца; и даже моя ужасающая неграмотность теперь воспринималась как милая странность. Кто был прав: те, кто считал меня никчемной ленивой посредственностью, или те, кто развивал во мне талант и трудолюбие? Смешно, но между одной и другой Марикой всегда стоял знак равенства. Везде - и в школе, и в институте - я была одной и той же.

Своей новой ролью я гордилась, а вот собой - вряд ли. Однажды на каком-то экзамене во время ответа я внезапно попала в прежнее школьное состояние: тело не слушается, голова пуста, страх и что-то еще - ужасное, похожее на смерть. Я ничего не смогла с этим сделать. Перепуганный педагог отпустил меня, не проронившую ни слова, с пятеркой в зачетке и советом отдохнуть получше. Этот инцидент доказывал то, что я и так всегда чувствовала, -и противная лягушка, и Царевна Премудрая были одинаково нервозны, издерганны, неприкаянны и несчастны. Одна была "хуже всех", другая "лучше всех" - и обе были чем-то отдельным от меня. Естественно, приятней слыть умницей, чем бездарностью. Но "хорошая" роль не меньше душит, ограничивает, обессилевает и парализует, чем "плохая".

Надо было окончить институт, попытаться продлить свой звездный час поступлением в аспирантуру, пострадать от безработицы, получить должность, чтобы каждый день через не хочу заставлять себя писать статьи или идти на работу. Будучи "лучше всех", я стала болеть и ненавидеть жизнь не меньше, чем когда была "хуже всех". Продажа билетов в видеосалоне, занятия аэробикой и возня со студией являлись по существу поиском какой-то иной, "своей" роли. И всем, кто оказался со мной в подвале, хотелось предложить попробовать тоже, хоть на час, переменить участь. Сырой подвал превратился в настоящее поле чудес, где каждый из нас узнал о себе нечто новое и неожиданное.

Мне не приходилось встречать людей, обходящихся без ролей, масок и амплуа, которых с легким сердцем можно было бы назвать свободными. Даже великие учения о мире и человеке, изложенные в Библии, Торе или каких-нибудь сочинениях Карлоса Кастанеды, переданы нам людьми тоже не свободными от роли - роли Учителя - и потому не вызывают во мне душевного доверия и надежды. Возможно, внутренняя раскрепощенность, гармония и "свобода", о которых я не перестаю тосковать и мечтать, в принципе недостижимы.

Возможно, они -не цель, а путеводная нить, не дающая нам заснуть и деградировать. Или намек и обещание другой, лучшей жизни. Или порождение моей гордыни и фантазии. Но я из тех нескромных жизнелюбов, кто считает, что человек рожден для счастья. И если ни я, ни окружающие меня люди не нашли способа разрушить тюрьму, состоящую из камер "хуже всех", "хорошая девочка", "духовный наставник", "свой парень", "крутой мужик", "конченый человек", "образцовая мать" и миллиона им подобных, это еще не повод сидеть в них не рыпаясь.

Тем более что жизнь, как тайный доброжелатель, постоянно подбрасывает нам от этих камер отмычки под видом всяких курсов, творческих увлечений, спортивных залов и кружков. Часто эти "клубы по интересам" помогают нам расширить знания, навыки и круг общения; иногда - увеличить доходы, поменять работу, встретить любимого человека; почти всегда - перестать думать о том, что родители "достали", дети отбились от рук, начальство совсем озверело, здоровье ни к черту, диета не дает результатов, денег нет, сил нет и жизнь почти прошла.

Благодаря им мы расширяем свои амплуа, меняем роли и... в шестьдесят лет - впервые сидя за рулем автомобиля или освоив наконец ламбаду, вдруг ощущаем безграничную радость и полноценность собственного бытия. Конечно, обогащение своего репертуара новыми ролями вовсе еще не свобода, а лишь замена тюрьмы тесной на тюрьму многокамерную и комфортабельную. Но душа откликается даже на такую заботу о ее жилищных условиях и в благодарность одаривает нас новыми силами.

Жизнь
как источник поддержки

Многим в это трудно поверить. Особенно тем, кого в школе держали за посредственность, дома не поощряли, а только пророчили неудачи. Хорошо, конечно, когда есть возможность заниматься чем хочешь, получать поддержку в любом начинании, иметь опору, да просто знать, что и ты, и то, что ты делаешь, кому-то нравится. Но чужая похвала, как и хула, влияет лишь на наше настроение и самооценку, и не более того.

То, что в детстве меня без конца ругали, а потом вдруг щедро одарили уважением, на самом деле не помешало и не помогло найти любимое занятие, рискнуть создать балет толстых или написать вот эту книгу. Мало того, в похвале и в самых добрых напутствиях живет маленький червячок, который однажды превращается в огромного хитрого змея по имени Оправдай Наши Ожидания, А То Мы В Тебе Разочаруемся.

Этот змей способен превратить самую сильную и цельную личность в беспомощного невротика. Так что у тех" от кого мало ждут, хотя бы развязаны руки, - рискуй себе в удовольствие.

Все, в чем мы действительно нуждаемся, - это чтобы нас приняли такими, какие мы есть. Но мы и сами не знаем, какие мы на самом деле, и если бы на свете не существовало любви - бескорыстной и всепрощающей - то плохи были бы наши дела. Однако странно: почти у всех есть семьи (родители, или дети, или мужья), но большинство людей живут в таком напряжении, тревоге и недовольстве, как будто их никто не любит.

А зачем тогда нужны эти семьи, браки и дети? "Я не люблю его, но мне уже двадцать восемь - не сидеть же одной"; "Зато у меня будет прописка и квартира"; "Пора рожать - у всех в моем возрасте уже есть дети"; "Она мне осточертела, но разводиться сейчас не с руки, да и домом кто-то же должен заниматься" - разве этого мы хотим и заслуживаем?

Мой первый, студенческий брак был сговором двух близких по духу детей против взрослых. Нам было вместе весело, мы искренне восхищались талантами друг друга, но наши восторги и поощрения звучали несколько странно: ты, дорогая (дорогой), такая способная, такая умная, но в этой ужасной стране такие люди никому не нужны - только я ценю и понимаю тебя.

И это при том, что страна, как спихнутый с вершины утеса камень, летела из "застоя" в пучину Перестройки и менялась в сотни раз быстрее, чем наше представление о ней. Не знаю, по чистому совпадению или ло правилам придуманной нами игры, но ситуация у нас складывалась действительно мрачная. После института вместо театра муж работал сторожем а потом попал в армию. Я же изнывала в своем родном Д К Горького в качестве инструктора самодеятельности.

Года через два оба устроились по специальности, но перспектив для творческого роста по-прежнему не видели. При этом наши лучшие друзья один за другим эмигрировали. Мы продолжали жалеть друг друга, не понимая, что так только парализуем нашу волю и силы. Сейчас такое поведение я называю тактикой ложного меньшинства - политического, профессионального, национального, семейного, сексуального - любого. Ложного потому, что в данном случае люди объединяются не для того, чтобы добиться каких-то прав и свобод, а для того, чтобы, не роняя собственного высокого мнения о себе, отказаться отстой борьбы под прикрытием ловко подобранных оправданий: "Плетью обуха не перешибешь", "Не надо метать бисер перед свиньями" и т. п.

В семье эта тактика кроме добровольного капитулянтства искусно прикрывает страх выпустить партнера из-под контроля или вообще потерять его. Ласковое "никто не поймет, не полюбит и не оценит тебя, как я" состоит в тайном, но очень близком родстве с брезгливым "да кому ты, урод несчастный, нужен".

Характерно, что, после того как я попросила у мужа развод, он нашел новую партнершу по игре. Но барышня оказалась чуть активней, чем допускается ее правилами, и организовала - таки совместный отъезд в Голландию. В "хорошей" стране их жизнь почти не переменилась. Мало того что они несколько лет ждали вид на жительство, ютясь в жуткой общаге, так ведь еще и творческая карьера у бывшего мужа пока так и не сложилась.

То, что мир не лишен дружелюбия и благожелательности, я научилась постепенно замечать, только познакомившись с Игорем. Игорь без усилий открыл одну за другой все, как мне казалось, намертво замурованные двери с надписями "могу" и "хочу". Когда четырнадцать лет назад я захотела научиться рисовать, он купил мне краски и кисти. Когда три года назад я захотела научиться водить машину, он купил мне автомобиль. Когда десять лет назад я захотела танцевать, он позволил мне практически исчезнуть из дома - и "пропасть на работе", которая временами приносила одни убытки.

Он делал фонограммы и записывал музыку, клеил объявления о наборе в шоу, шил костюмы и при возможности ездил с нами на гастроли. Он хвалит, критикует, дает советы, утешает, ругает, иногда не верит в успех каких-то проектов или, устав от моего нытья, говорит, что "все это его достало". Но не было случая, чтобы Игорь хоть чем-то помешал осуществлению любой, пусть даже рискованной или странной, моей затеи - вроде проведения на последние деньги супершоубалета "240 тонн" или написания вот этой книги. Он никогда не ставит меня перед необходимостью выбирать между его и моими интересами, позволяет свободно распоряжаться временем и деньгами (если таковые имеются).

И никогда не укоряет, что квартира так и не отремонтирована, а холодильник забыл о своем предназначении, потому что не знает, как выглядят продукты. К своему стыду, не могу сказать, что я столь же демократично настроена по отношению к желаниям и нуждам мужа. В том, что Игорь стал высочайшим профессионалом в своей сфере, получил от государства звание заслуженного работника культуры или, в уже не самом молодом возрасте, освоил компьютер и программирование, увы, нет никакой _моей заслуги.

Я все еще не научилась спокойно "отпускать" любимого человека в "большой мир" и просто радоваться, что ему там и без меня хорошо.

Какое-то время я думала, что Игорь совершенно особенный человек - ангел или чародей - и больше таких не бывает. Но, покрутившись в своем деле меж людьми, поездив по свету, я поняла, что именно таким и предназначено быть человеку - дарящим любовь и свободу. У одной из двух моих партнерш - у Зои - "такой же" муж. Без ее Лешки тоже не было бы никаких "240 тонн". Именно он отправил Зою на мои занятия. За эта годы ему приходилось частенько не только одному содержать большую семью, "о и брать на себя всю заботу о детях - ведь жена сначала пропадала на репетициях, а потом на гастролях. И никогда он не требовал от Зои "бросить эту ерунду и зажить как все".

Для нас, людей, природа сделала исключение и, при всех наших несовершенствах, уязвимости, при бессмысленной краткости нашей жизни, наделила даром любви - любви без пафоса, без расчета на благодарность, без ревности и зависти, без страха целиком растратиться, а потом остаться одному.

Через такую любовь родителей, детей, мужей, друзей, а главное - через свою собственную мы получаем таланты и силы. Однако подарок этот не только спасительный, но и жестокий. Потому что в жизни так уж устроено: все, что не любовь, то - страх.

Лишняя глава. 90-60-90; 110 - 90 - 110; 130-110-130...
У кого больше?

В лредь4аущей главе о "проблеме" избыточного веса не наберется и десяти строк. В следующих о ней не будет написано и десяти слов. Все, что я, как толстяк-профессионал, думаю и знаю о странной участи полных людей, я скажу здесь и сейчас.

Над нами смеются

Так мы впервые узнаем, что мы толстые (рыжие, шепелявые, тощие, лысые, длинные, евреи). До первого в детстве смешка, едкой шутки или грязного оскорбления мы, скорее всего, об этом не знали. От того, как мы отреагировали на это ужасное открытие и что предприняли, зависит почти вся наша жизнь.

Сначала мы задаемся вопросом "почему они смеются?". Если мы отвечаем - потому что со мной что-то не так, я хуже всех, то мы становимся толстяком, рыжим, шепелявым и т. д. Теперь с этим надо что-то делать. Возможности разнообразны:

1. Смириться, стать незаметным, знать свое место и не ждать от жизни ничего хорошего. Назовем этот план '"Здравствуй, Неудачник".

2. Замаскироваться (мучительно худеть, носить парик, изменить запись в графе "Национальность") и затем - всю жизнь посвятить усовершенствованию маскировочных приемов. Этому плану подойдет название "Генеральный спонсор косметического салона".

3. Обидеться и ответить таким же манером: "Ну и что?
Зато ты - жердь тощая (рыжий, шепелявый, еврей)"
После чего всегда стараться успеть хихикнуть и оскорбить потенциального обидчика первым. Это план "В тылу врага".

4. Возмутиться, затеять драку и начать всем доказывать, что зато вы самый умный (сильный, богатый или могущественный). Этот план назовем "Граф Монте - Кристо".

5. Возмутиться, затеять драку получить взбучку и, в качестве мести организовав партию толстяков (рыжих, лысых...), запретить худых (блондинов, волосатых). Таков план под названием "Партийное строительство".

6. Схитрить, сделать вид, что насмешки не ранят, что вы первый готовы посмеяться над собой, и демонстративно "подставиться" под чужие шуточки. Здесь уживаются сразу несколько планов - "Придворный Шут", "Шакал" и "Побей меня".

7. Делать все сразу - объедаться и голодать, доказывать, что вы довольны своей внешностью, и боятся взглянуть в зеркало, заносчиво задирать нос и уныло жаловаться. Это, конечно же, "Психушка".

8. Похудеть честно, раз и навсегда, и не бояться, что с тобой опять что-то будет не так и. ты вновь услышишь смешок за спиной. Слава "Великому воину"! Редкий, но возможный исход. Быть может, более возможный, чем последний (самый верный и простой) - не услышать насмешки, не впустить обиды и страхов свое сердце и таки не стать толстяком... Но человек устроен парадоксально, ему в тысячу раз "легче" и сподручней потратить большую часть сил, чувств, времени, фантазии, энергии на страдальческие переживания по поводу объема талии, длины ног, формы носа, чем лишь раз, собравшись с духом, не впустить эту чушь даже на периферию своего сознания.

В результате мир перенаселен миллионами недовольных людей- Их претензии к своей неудачной внешности смехотворны, если учесть, сколь короток их век и как неразгаданны их возможности. А вот стали бы вы на месте Создателя слушать этот жалобный, хныкающий вой, доносящийся со стороны какой-то маленькой, затерянной в космосе планетки?

Над нами смеются больше, чем над другими

Это всем так кажется: "Тебе хорошо говорить, ты просто рыжий (длинный, тощий), вот был бы ты как я - шепелявый, ты узнал бы, что такое человеческие насмешки!" Однако, пожалуй, у толстяков действительно есть основания считать свои обиды более глубокими и жестокими. Остальным просто "не повезло" - ну не дали предки внешности, достойной титула Мистер или Мисс Олимп. Толстяк же сам виноват - он обжора, он безвольный, он неудачник.

Ужасно, что свою "вину" он не может спрятать и всегда таскает на себе, вернее, впереди себя. Сначала видна вина - жир, большой живот, двойной подбородок - и только потом где-то за этими уликами проглядывается и сам носитель вины. Сам по себе он мало кому интересен. Да и что тут разглядывать, и так ясно - ничтожество, потворствующее своим низменным слабостям.

Это пусть доктора размышляют о наследственности, нарушениях обмена веществ, гормональных сбоях, мы-то знаем, что просто жрать меньше надо. Посмотрите! Он еще смеет есть! Скоро в двери не пройдет! И не пройдет. Потому что двери узкие, кресла тесные, а турникеты в метро - как игольное ушко.

Над нами смеются даже вещи

Странно, что в России, где полных людей всегда водилось в достатке, весь общественный быт - от размеров стульев в кафе и транспорте до дефицита модной "толстяковской" одежды и белья - устроен так, как будто толстых у нас отродясь не было. Ладно Бразилия. Там за месяц работы в нескольких городах я не встретила ни одного человека больше 50-го размера.

Надо понимать, что непреложная составляющая бразильских сериалов - толстые кухарки и няни - на самом деле тут редчайшая экзотика. Или Китай. Танцуя в самых разных городах и провинциях, мы приметили лишь одного толстяка, зато на нас сбегались посмотреть целые толпы любопытных. Однако даже из Китая я привезла себе целый гардероб большой стильной одежды. Нам, толстякам, удобно жить в Италии, Германии, Австрии, Англии, Америке - здесь машины просторные, полки в поездах не похожи на куриный насест, кабинки в общественных туалетах не наводят на мысли о средневековой инквизиции и большая одежда шьется не в стиле "скромный халатик пенсионерки", а с расчетом на любые, в том числе экстремальные, вкусы.

Русская жизнь вообще не отличается комфортом, но толстяка она провоцирует на поведение в сущности ненормальное, маниакальное. Я до сих пор по привычке заказываю в кино билеты на боковые места и сажусь в последний момент. Не потому, что мне нравится сидеть сбоку и я любительница опаздывать. Просто так не надо поднимать весь ряд или кого-то пропускать, создавая другим неудобства и подставляя себя под насмешки. И одежду иногда покупаю какую попало только потому, что она - о чудо! - моего размера.

И когда с партнершами лечу русским самолетом на гастроли, прошу места в разных рядах, иначе замучаемся. Так из тысячи мелочей складывается абсурдная тактика выживания, окончательно превращающая человека толстяка, для которого все - люди, вещи, пища - ненадежно, грозит насмешкой и обвиняет.

Так почему они смеются?

Теперь мы выросли, и если с годами хоть немного поумнели, то знаем, что "они" смеются, потому что боятся. Боятся, что их слабости и недостатки, не так легко заметные, как наш большой живот, будут обнаружены и осуждены. Боятся затеряться в многообразии мира, не знающего стандартов, дающего жизнь белым и черным, великанам и карликам, тощим и толстым.

Боятся потолстеть, состариться, умереть. Очень боятся не понравиться нам и всем остальным. Да и кто, собственно, смеется? Дети, ожесточенные взрослыми, ведущие непрестанную борьбу за ложное лидерство и мнимую независимость. И эти же дети, но постаревшие, проигравшие свои глупые битвы полуопустившиеся полупьяные. Вы знаете, что смех, несущийся вам в спину, - искаженный вопль чей-то съежившейся без любви души?

И еще. Над нами смеются, потому что мы действительно смешны. Смешны, как походка Чарли Чаплина, ужимки Джима Кэрри, киноизображение, запущенное задом наперед. И надо быть ужасным занудой, чтобы злиться по этому поводу. Мы - часть смешной, веселой стороны мира, его светлая, радостная краска. И те, кто любит и понимает нас, делают это вовсе не вопреки вашим "недостаткам". Им действительно нравится наш животик, пухлые ручки и то, как забавно мы перепрыгиваем через лужи или пыхтим, поднимаясь по лестнице. На самом деле им ужасно повезло - рядом с нами им всегда достанется чуточку больше веселья и смеха. Не портите близким эту радость своим нытьем, обидами и жалобами-и сразу заметите обращенные на вас восхищенные и нежные взгляды.

Нас дискриминируют и используют

Даже не могу найти другой ситуации, когда бы эти два процесса были бы столь уродливо переплетены.
Сначала газеты, журналы, эстрада, кино, телевидение и их общая кормилица - реклама - воинственно проповедуют стройных длинноногих девчушек и прокачанных, слегка манерных мальчиков как эталон красоты, преуспевания и счастья.

Нам - не очень молодым, слегка или сильно погрузневшим, замотанным, но oнастоящим, Чувствующим, страдающим, радующимся - нам нет места в этом домике Барби и Кена. И хотя мы понимаем, что пестрые рекламные картинки к реальная жизнь - с тяжелым трудом, творческими муками, денежными неурядицами, болезнями и старостью - разделены широченной бездонной пропастью, некто шустрый и хитрый, живущий в нашем сознании, умеет-таки перекидывать через эту пропасть мостик. Мы почти начинаем верить, что фигура без жировых отложений, лицо без морщин и волосы без перхоти принесут радость и успех. Мостик, конечно же, фальшивка и ловушка. Он специально так устроен, чтобы доверчивые простаки отправлялись по нему не в "мир желаний, мир возможностей", а прямиком к окошечку с табличкой "прием платежей".

Унижая и дискриминируя нас, "похудательное" лобби одновременно сулит избавиться от внушенного им же чувства убогости и второсортности. За наш, естественно, счет. То есть самым беззастенчивым образом "разводит на деньги". "Хочешь похудеть - спроси меня как", "Похудеть - это просто!", "10 килограммов за 15 дней!", "Худей без диет!" - косметологи и психотерапевты, хирурги и фармацевты, тренеры и гипнотизеры распахивают толстяку свои объятия. Давай, давай! Вот новые мази, пищевые добавки, сжигатели жира.

Купи их - и лопай потом сколько хочешь, все равно похудеешь. А вот чудо-тренажер - лежи на диване, хоть одурей от неподвижности, а пресс будет как у Шварценеггера. Как?! Вы еще не отсосали жир и не отлезали живот?! В нашей клинике вам это сделают в два счета (и оба, извините за каламбур, - в валюте).

А что самое поразительное - часть денег, которую мы с толком, а чаще всего без всякого толка отдаем похудательному бизнесу, он сразу же запускает в рекламу, дабы снова доказать нам, что мы все еще недостаточно стройны и напомажены для счастья. Таким образом, мы сами спонсируем психическую войну, ведущуюся против нас в интересах чьей-то, даже не нашей, не отечественной промышленности.

Ни в таблетках, ни в услугах специалистов нет ничего дурного или опасного. Опасность в нас самих. В нашей запуганности, нетерпеливости и зависти. Допустим, мы верим, что можно объедаться, не заниматься спортом и худеть. Допустим, что это чудо даже свершилось с нами. И кто же живет теперь в этих новых, прелестных, стройных оболочках? Решайте это сами.

Хотите худеть - худейте. Не хотите или не можете - научитесь просто поддерживать хорошее самочувствие. Нормальное питание, подвижный образ жизни, понимание и забота близких в состоянии изменить не только нашу внешность, но и сущность - развить волю, физическую силу, самодисциплину и самоуважение. Может, и хорошо, что настоящее Чудо не покупается, а СО-ТВОРЯЕТСЯ. А то как мы узнали бы, что хоть на что-то еще годны?

На наш счет существует два идиотских заблуждения

1. Мы - добры, незлобивы и незлопамятны. Так описывает наш характер "народная психология", гласящая, что низкорослые - обидчивы, высокие - великодушны, рыжие - настырны, худые - зловредны, ну а толстяки - сплошь добряки. О других судить не берусь, но о нас, толстяках, скажу точно: чушь! Не с чего нам быть добренькими. В детстве большинство толстяков были объектами насмешек. Став взрослыми, они превращаются в объекты для непрестанного психологического прессинга "похудательного" лобби.

Наш толстяковский быт дискомфортен, а здоровье - шатко. Мы привыкли делать вид, что нам не больно, не стыдно, не обидно, вместо того чтобы дать обидчику сдачи, ввязаться в драку, открыто проявить гнев или расплакаться. Мы, осознавая свою вину, стараемся не привлекать к себе внимание, съеживаемся и - уступаем жизненное пространство. Год за: годом мм сдерживаем любые - даже нормальные, жизненно необходимые - проявления агрессии. С малых лет мы прячем свои обиды, слезы и страхи в самые дальние, темные и пыльные уголки души. И если вдруг эти потайные чуланы откроются, из них хлынут зловонные потоки годами копившейся агрессии. Это не значит, что мы бессердечные монстры. Мы как все - всякие.

Просто нечего прятать и хранить всякую дрянь в закромах души. Надо устраивать генеральную уборку - плакать, кричать, давать волю ярости и отчаянию. Нелепо бояться внешних проявлений своего гнева - внутри нас он куда опаснее, чем "снаружи". А когда грязь и сор будут выметены, душа умыта и проветрена, скорее всего, обнаружится, что мы действительно добры, как, собственно, добр любой человек, разобравшийся с самим собой.

2. Мы - сексуально непривлекательны. В утешение несчастным женщинам даже придумана присказка, что только десять процентов мужчин любят полных женщин, а остальные девяносто - очень полных, только боятся в этом признаться. Спасибо, конечно, за поддержку, но влечение к полной женщине вряд ли столь постыдно, чтобы признаться в нем было так же трудно, например, как в педофилии.

И приведенный анекдот, и ссылки на рубенсовских женщин или кустодиевских красавиц не меняют общего предубеждения. В конечном счете они продолжают устанавливать связь между сексуальностью и объемом талии" но только уже в нашу, толстяковскую пользу" Поэтому случаю у меня есть прелестная, абсолютно реальная история. Некоторое время назад наш балет "240 тонн" работал на зарубежных гастролях с большой компанией русских артистов и манекенщиц. Вечером, после спектакля, стройные красотки уезжали с респектабельными поклонпиками. Дело происходило на шикарном австрийском курорте; где было полно мест для развлечений, дорогах магазинов и укромных парков.

Перед спектаклем модели рассказывали, какие подарки вытянули из "папиков" накануне, какие суммы были выложены на их капризы в ресторане и каким образом удалось облапошить мужиков - дуралеев, избежав утомительного и скучного секса. И вот однажды некая толстая барышня вдруг сломала привычный ход беседы - она сказала: "А я сегодня с таким мужиком... Прямо на берегу Рейна, Знаете: солнце золотое, вокруг горы, река течет. И все это через меня проходит, поднимает и уносит. Летала, как птица". Модели застонали от зависти: "Везет же тебе. Находят же некоторые где-то мужиков... только нам опять сегодня каких-то козлов трясти". А чему завидовать? Все получили то, на что, независимо от фигуры, способны, - кто деньги, кто общество манекенщиц, а кто-то приключение и секс.

Внешность не обманчива. Обманчивы наша предвзятость и ориентация на координаты 90-60-90. Мы забываем, что у внешности тысячи признаков - походка, пластика, голос, дыхание, запах, движение рук, подвижность лица, богатство состояний, бегущее по нему, как кадры по киноэкрану. А еще - глаза, приоткрывающие вход в жаркие бездны или холодные пропасти.

И все эти видимые богатства лишь маленькая часть тайны под названием "сексуальная привлекательность". Настоящая магия влечения скрыта от глаз. Того, кто думает: "Эта корова мне не конкурентка" или "Ну, здесь можно не беспокоиться", ждут большие сюрпризы. Потому, что, судя по ходу мыслей, "мыслитель" даже не догадывается, что сексуальность не то, что снаружи, а то, что внутри. А значит( этот задира сам имеет скромный или нераскрытый потенциал "и в конкурентной ситуации явно рискует остаться в одиночестве.

Готовность брать и давать, эмоциональность, чувственность, открытость всему новому, интеллект, юмор, воображение придают женщинам и мужчинам изумительный шарм и обаяние, К таким людям влет чет непреодолимо, без оглядки на "внешность" и возраст. А когда подобный вулкан изливает лаву своих чувств на кого-то целенаправленно, о"сметает на своем пути преграды помощнее, чем хлипкие 90-60-90.

Если вы и сами все это знаете - а вы это непременно знаете, - но живете поперек собственного разумения, то повторяйте за мной:

я, живой человек, в числе прочих гражданских и личных прав имею право на гнев, право на секс, право на завтрак, обед и ужин, а также право на удобный стул для своей задницы.