Об этом не принято говорить

Р. И. ХРАПКО
Об этом не принято говорить

Сколько людей могут быть счастливы на Земле?

Вопрос очень важный, но однозначного ответа не имеет. Все зависит от того, какими стандартами пользоваться. Если в качестве стандарта принять гарантированное получение минимально необходимого дневного рациона в 2500 ккал, то при использовании всей пригодной для сельского хозяйства площади Земли можно сделать «счастливыми» 76 миллиардов человек против сегодняшних пяти.

Ну, а если для счастья нужна личная библиотека или видеотека, дом с бассейном, хорошим участком и красивым видом из окна, причем вдали от промышленных предприятий, но вблизи спортивных сооружений. Если нужны свободное время, интересная работа и гарантированное обеспечение в старости, и чтобы на каждого человека приходилось не по 4 м² пляжа, как по нынешним нормам, и, тем более, не по 20 см², как было на самом деле в 1988 г. на берегу Азовского моря, а по 40 м², нужна, наконец, дикая природа, чтобы цветы можно было рвать и бабочек ловить без особого ущерба для них. При таком стандарте сколько людей могут быть счастливы?

Какова оптимальная численность населения при заданном уровне материальной и духовной культуры, если за критерий оптимальности принять исполнение желаний живущих? Такая постановка вопроса точно соответствовала бы цели, указанной К. Марксом: «Каждому — по потребностям».

Позиция советских демографов

Советским демографам вопрос об оптимальной численности населения как будто и в голову не приходит. Понятие отсутствует даже в «Демографическом энциклопедическом словаре» (1985 г.). Приведенный там термин «оптимум населения» означает не оптимальную численность живущих на данной территории, а некую скорость роста численности. Похоже, никто не интересуется, сколько людей нужно иметь в стране, чтобы они не мешали друг другу, указывается лишь, что их численность должна расти.

Зачем? Один из персонажей повести Н. Баранской «Неделя как неделя» объясняет, зачем, с точки зрения официальной, нужен прирост населения: «Уже сейчас строителей не хватает. А что будет дальше? Дальше кто будет строить?.. Дома, заводы, станки, мосты, дороги, ракеты, коммунизм… В общем, все. А защищать все кто будет? А нашу землю заселять?»

Вот и растем, как говорится, в «соответствии с хозяйственными потребностями». Правомерен вопрос: а не обнаружим ли мы в один прекрасный момент, что рекомендованный демографами рост привел к перенаселению? Впрочем, откуда мы знаем, что у нас уже сейчас нет перенаселения? Ведь оптимальная численность неизвестна. Не сталкиваемся ли мы здесь с демографическим авантюризмом? Опасность вполне реальная, тем более, что демография и демографическая география, по словам председателя Госкомприроды Н. Н. Воронцова, была разгромлена в 20—60-е годы. «Идея о конечности природных ресурсов с ходу объявлялась мальтузианством… Мы до сих пор не имеем связанной с экологией концепции демографической политики, определения оптимальной для человека и среды плотности населения» («Известия», 10.08.1989).

К слову сказать, вопрос этот волновал людей и в глубокой древности. Еще Аристотель писал: «Должно поставить предел скорее для деторождения, нежели для собственности, так, чтобы не рождалось детей сверх какого-либо определенного количества. Если же оставить этот вопрос без внимания, что и бывает в большей части государств, то это неизбежно приведет к обеднению граждан, а бедность — источник возмущений и преступлений».

А если оставить без внимания?

Прежде, когда люди не заботились о регулировании собственной численности, рождаемость находилась на естественном уровне, примерно одинаковом во все времена. Число родившихся за год детей составляло в среднем 5 % от общей численности. При естественной продолжительности жизни такая рождаемость вызывает экспоненциальный рост населения с периодом удвоения, равным примерно 25 годам. Эту же цифру называл и Т. Р. Мальтус в 1798 году.

Однако вплоть до седьмого тысячелетия до нашей эры население удваивалось за время порядка 3000 лет, то есть оставалось неизменным. Люди тогда занимались охотой и собирательством, а при таком характере общения с природой она выдерживала только несколько миллионов человек на всей планете. Все рождавшиеся сверх этого количества должны были умереть в раннем возрасте, потому что охота и собирательство в больших масштабах приводили к исчезновению животных и съедобных растений. Таким образом, количество людей могло расти лишь до тех пор, пока не начинало ограничиваться стихийно — повышением смертности из-за нехватки ресурсов, голода, болезней, войн, — то есть, по сути, вследствие экологического кризиса. Это и было причиной фактической стационарности населения.

Неизменность численности населения при рождаемости 5 % в год означает, что и смертность была тоже 5 % в год. А такая смертность при неизменной численности означает, что средняя продолжительность жизни равна всего 20 годам. За 20 лет все предыдущее поколение должно было смениться новым. Если высшей ценностью признать человеческую жизнь, придется согласиться, что то были мрачные времена. Так что уважаемый С. П. Залыгин ошибается, полагая, что «во времена наскальной живописи между человеком и природой существовала гармония».

Хуже всего то, что механизм автоматической регулировки численности населения действует и сегодня. Каким образом?

Рост количества людей и уровня их жизни требует постоянного увеличения урожайности вопреки прогрессирующему истощению естественного плодородия полей. Чтобы обеспечить необходимые урожаи, мы вынуждены применять удобрения и пестициды. Так, на рисовые поля в Краснодарском крае сейчас выливается и высыпается огромное количество высокотоксичных ядохимикатов. Следствием этого является высокий процент детей с врожденной патологией (от 55 до 60 %, «Литературная газета», 24.08.1988), что естественно сокращает воспроизводство населения. К слову сказать, из 287 миллионов наших соотечественников 150 миллионов ослаблены или имеют патологии из-за наличия токсикантов в среде или вредных условий жизни. Не результат ли это действия механизма автоматического регулирования численности населения?!

Описанный механизм основан на том, что рост численности населения, увеличивая нагрузку на природу, ухудшает условия жизни и снижает эффективность общественного труда. Впрочем, такой же результат получается и за счет повышения уровня жизни при неизменной численности. Ведь добывать нефть с морского дна намного дороже, независимо от того, почему на суше ее не хватает: из-за роста численности или увеличения потребления энергии.

Действие общего закона убывания производительности труда в обществе при увеличении нагрузки на природу весьма широко и охватывает все компоненты окружающей среды. Так, повышение энергопроизводства, по закону Стефана — Больцмана, повышает среднегодовую температуру на планете. Пока не сильно: из расчета 1 °C на 500 тыс. гигаватт. Но эффект усиливается, если поступление углекислого газа в атмосферу оказывается сравнимым с естественным его содержанием. В результате уже сейчас климат становится неустойчивым: ураганы, наводнения и засухи вызывают колоссальные общественные затраты, а парниковый эффект, наряду с истощением и эрозией почв, приводит к систематическому снижению урожая зерновых. В США, например, в 1985 году урожай достигал 345 млн. т, а в 1988 — только 190 млн.т. Отчасти поэтому цены на пшеницу подскочили со 130 долл. за тонну в 1988 году до 180 долл — в 1989-ом.

Закон убывания производительности проявляется и в необходимости тратить все большие средства на строительство природоохранных и очистных сооружений. Раньше, когда нас было меньше, природа бесплатно справлялась с нашими отходами. Сейчас нам приходится ей помогать, и это сильно повышает стоимость продукции и сооружений. Так, стоимость нефтепровода через Аляску после того, как были удовлетворены требования по охране северной природы, подскочила с 900 млн. до 5 млрд. долл. В США сегодня государственные ассигнования на природоохранные мероприятия и разработки превышают 60 млрд. долл. в год, а дополнительная экологическая программа Дж. Буша стоит 19 млрд. долл.

Все это говорит о том, что основной природный ресурс — жизненное пространство имеет свои пределы, и мы их тонко чувствуем, увеличивая затраты на поддержание среды обитания.

Численность населения и научно-технический прогресс

К счастью, действие закона убывания производительности не является фатальным. Человека выручает его способность творчески мыслить, создавая новые технологии и совершенствуя социальную структуру общества. Иначе говоря, нас выручает научно-технический прогресс. Как ни странно, именно прогресс придумали выставить в виде козла отпущения, переложив на него вину за отрицательные последствия роста численности людей и уровня их жизни. То есть за то, что он обеспечивает и потому неизбежно сопровождает.

Стремление переложить вину за экологический кризис на научно-технический прогресс доводит до курьезов. Когда С. П. Залыгин предлагает не стесняться лозунга «Назад к природе», понимает ли он, что это равносильно призыву к сокращению численности живущих в десятки и сотни раз?

А между тем, роль прогресса нетрудно уяснить. Надо только, сравнивая вредное влияние различных способов и средств производства, всякий раз относить их к одному и тому же числу людей с одинаковым потреблением. Если придерживаться этого правила, легко обнаружить, что культурно-технический прогресс, как правило, значительно уменьшает удельную нагрузку человека на природу. (Разумеется, прогрессом нельзя считать ошибки, например, выпуск лекарств, приносящих непредвиденный вред, непродуманное орошение черноземов, недостаточно надежную конструкцию АЭС). Так, переход от печного отопления к центральному значительно снизил переработку дров и угля в дым и углекислый газ в расчете на одного человека, а возможность использовать газ расширила топливные ресурсы. Даже автомобиль на самом деле существенно уменьшает удельную нагрузку на природу: трудно вообразить огромное число лошадей, необходимых для выполнения нынешнего объема перевозок.

На протяжении всей истории каждый новый этап научно-технического и социального развития общества поднимал «потолок» численности населения, имеющего возможность существовать на данной территории, и приводил к повышению качества жизни и уменьшению смертности. Последнее вело к быстрому росту населения, и ниша, расширившаяся было благодаря новым ресурсам, быстро оказывалась заполненной до отказа. И вновь, теперь уже на новом уровне, включался механизм автоматического регулирования, а уровень жизни возвращался к нижней границе. Не в этом ли причина того, что каждое поколение, и раньше и сейчас, чувствует себя на грани катастрофы?

На самом деле научно-техническое и культурное развитие происходило непрерывно, и численность населения немного отставала от поднимавшегося все время «потолка». Она росла, в среднем, в том же темпе, в каком накапливались полезные для выживания достижения, жизненный уровень несколько превышал биологический минимум и тем значительнее, чем интенсивнее происходило развитие. Если наука и техника совершали скачок, то население получало возможность некоторое время расти с периодом удвоения 25 лет.

Подобная ситуация наблюдается сейчас в некоторых развивающихся странах, получивших доступ к использованию новых технологий и достижений медицины. Яркий пример — Кения. Применяя современные методы хозяйствования, страна достигла наибольшего на африканском континенте благополучия. Зато и прирост населения здесь самый большой: 4 % в год (период удвоения — 17,5 лет). Другой пример — Туркменская ССР. До революции прирост населения едва достигал 0,5 % в год, в 20—30-е годы — 1,9 %, а в 60—80-е годы вырос до 3,2 %.

По-видимому, эти факты противоречат расхожему мнению, что высокая рождаемость непременно связана с малограмотностью, голодом и отсутствием медицинского обслуживания. В сравнительно благополучной Кении коэффициент рождаемости, то есть число детей, рожденных, в среднем, одной женщиной за всю жизнь, составил 8,12. Это примерно в полтора раза выше, чем в среднем по Африке (1975–1979 гг.). В США люди сыты, здоровы и образованы, и, тем не менее, в конце 50-х годов там произошел беби-бум, когда коэффициент рождаемости достиг 3,7. Прирост населения в США был тогда 1,9 % в год против 0,4 % в менее обеспеченной Великобритании.

Видимо, причинно-следственная связь имеет, как правило, обратное направление. Уровень жизни и культуры высок там, где рождаемость сознательно ограничивается и в силу этого прирост населения мал или отрицателен. Благодушные надежды, что культурное и экономическое процветание само собой как-то снизят рождаемость и повысят уровень жизни, не оправдываются.

Кто же будет работать?

Что касается предполагаемого дефицита трудовых ресурсов, то на самом деле он фиктивен и вытекает из «затратного принципа» работы наших хозяйственников. Им проще увеличивать численность работников, чем повышать производительность труда за счет механизации и высокого уровня квалификации. Н. Шмелев в журнале «Знамя» (№ 7, 1988 г.) приводит такой факт: «не менее 20–25 % занятой сегодня в промышленности рабочей силы является излишней для процесса производства даже по нашим техническим нормам». А разве о нехватке рабочих рук свидетельствует затея со строительством БАМа или гигантомания Минводхоза?

Интересные факты приводит М. Симашко («Литературная газета», 5.07.1988): «30 лет назад по инициативе ЦК КПСС в Средней Азии проводился «закрытый» эксперимент, когда одной семье передали вместе с необходимым инвентарем хлопковое поле в 120–140 га, на котором обычно трудится бригада из 150 колхозников. Работая впятером-вшестером, при полной экономической самостоятельности такая семья добивалась больших успехов, чем бригада и… становилась миллионером. Этого и испугались: «А куда мы денем остальных?»

Не нехватка ли рабочих мест (а не рук!) привела к жестокому изгнанию турков-месхетинцев из узбекской Ферганы? Среди помощников бандитов — большинство сельская молодежь, как правило, не имеющая работы или получающая за свой труд чисто символическую плату. Никакой «чрезвычайной авторитетной комиссии», за которую выступает «Литературная газета» (14.06.1989) не потребуется, чтобы понять причину тех «аномалий, которые произошли в Узбекистане с природой, землей, с народом, наконец», если вспомнить высказывание Аристотеля.

Впрочем, уже 21.06.1989 г. «Литературная газета» называет эту причину: «Корень противоречий в Фергане — в земле, которой с каждым годом все отчаяннее не хватает, чтобы построить дом сыновьям и прокормить растущую семью». Недовольство узбекской общины имеет своей причиной сравнительную зажиточность месхов по сравнению с узбекскими дехканами из-за того, что детворы в общинах турков-месхетинцев заметно меньше, чем в узбекских.

А, собственно, какими бедами грозит нам прекращение роста населения или даже его уменьшение? Конечно, совокупный общественный продукт не так быстро будет расти, а может быть, даже начнет уменьшаться, снизится численность армии. Но если заботиться об уровне и качестве жизни людей, если не рассматривать человека как средство роста объема производства, то нас должны интересовать доходы на душу населения, производительность труда, условия жизни. Все эти показатели явно улучшатся при уменьшении общей численности в силу того же закона убывания производительности.

В свою очередь, повышение уровня жизни и информационного обеспечения, уменьшение бесполезной траты времени (в очередях, например) будет способствовать развитию интеллектуального и делового потенциала общества и, в конечном счете, приведет к повышению обороноспособности страны, ибо уже сейчас, как никогда справедливо, что воюют не числом, а умением.

Бытующий же ныне затратный принцип игнорирует простой факт: каждая пара рук сопровождается ртом и множеством разнообразных потребностей, которые требуют удовлетворения. Чтобы это обстоятельство не бросалось в глаза, наши демографы квалифицировали понятие «качество жизни» как буржуазное и даже не включили его в «Демографический словарь». Значительные прямые расходы общества на обеспечение растущего числа людей материальными благами — посевными площадями, детскими садами, жилплощадью, театрами, самолетами Аэрофлота попросту игнорируются. А между тем, в условиях роста населения, как показывают расчеты экономистов, для создания материальных благ на одного нового человека требуется сейчас, в среднем, работа 4–6 человек в течение года. Поэтому прирост численности населения только на 1 % в год поглощает, как минимум, 4 % национального дохода. Другими словами, если при неизменной численности населения и годовом росте национального дохода на 4 % можно повысить уровень жизни на 3 %, а четвертой — инвестировать в развитие народного хозяйства, то при росте населения на 1 % за год и такой же работе хозяйства уровень жизни и инвестиции будут «заморожены».

Рост численности населения существенно обостряет продовольственную проблему. 28 октября 1989 г. первый секретарь ЦК КП Узбекистана И. А. Каримов указал, что при нынешнем приросте населения продовольственную проблему в Узбекистане не решить без переброса в Среднюю Азию воды сибирских рек.

Кроме того, при увеличении населения возрастает доля молодых по отношению к пожилым. Это тоже требует повышенных расходов, так как трудоспособный возраст в нашем обществе начинается Лишь с 19,5 лет. Начало же старости, по данным ООН, приходится на возраст 65 лет, то есть наступает всего за пять лет до истечения средней продолжительности жизни (70 лет). К тому же, несмотря на старость, многие работают практически до самой смерти. Так что постарение общества, сопровождающее стабилизацию или уменьшение численности населения, следует рассматривать как дополнительный экономический потенциал. К тому же снижение процента молодежи в обществе несомненно смягчит проблему наркомании, бродяжничества и преступности несовершеннолетних.

Кстати, мнение о ненужности роста населения не является новым. Комиссия конгресса США «Рост населения и американское будущее» еще в 1972 году опубликовала свой доклад с таким заключением: «…в отдаленной перспективе дальнейший рост нации не даст никаких существенных выгод: напротив, постепенная стабилизация нашего населения могла бы помочь нации решить свои проблемы. Мы изучили вопрос и не обнаружили никаких убедительных экономических аргументов в пользу продолжения роста населения. Здоровье страны не зависит от него, так же, как и деловая активность или благосостояние среднего человека».

В Китае тяжелое экономическое положение заставило правительство принять практические меры, направленные на стабилизацию численности населения. Концепция «Один ребенок в семье и стимулирование поздних браков» признана одной из самых эффективных в мире. Недавно Китайская ассоциация планирования семьи была награждена в Нью-Йорке медалью общества «За лучший мир». Так оценили ее вклад в воспитание у членов общества понимания исторической необходимости стабилизации численности населения.

Таким образом, следует, видимо, признать, что на самом деле нет нужды в приросте численности населения. Мне кажется, в идеале следовало бы рассчитать оптимальную численность, достигнуть ее, а потом следовать за ее изменениями, если этот оптимум будет меняться, скажем, ввиду изменения критериев оптимальности или в силу развития научно-технического прогресса.