|
|
Т. М. Симонова
Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)Научная монография.
Рецензенты:
доктор исторических наук, главный специалист РГАСПИ А. В. Репников,
доктор исторических наук, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова А. В. Квакин
© Симонова Т. М., текст, 2013
© Никулин А. Ю., дизайн переплета, 2013
© Издательство «Квадрига», оформление, 2013
ВведениеПервая мировая война привела к социально-политическим потрясениям в России и Германии. Важнейшим итогом «Великой войны» стало создание нового европейского порядка в Европе, системы независимых молодых республик, выросших на обломках европейских и Османской империй. Ключевым звеном или точкой равновесия в Версальской системе стала Польская республика.
Согласно договоренности о разделе сфер интересов и влияния от 23 декабря 1917 г. Англия вкладывала средства в военное и политическое становление государств Прибалтики, Франция – в укрепление Польши. Спустя два года, в декабре 1919 г., союзники пришли к решению отказаться от политики проведения «прямой интервенции в России» и явной поддержки «антибольшевистских элементов», не оправдавшей их надежд. Северо-Западная армия была разбита и интернирована в Эстонии; адмирал А. В. Колчак отступал, его армия находилась «в плачевном состоянии»; надежды государств Антанты на армию А. И. Деникина угасали. Поэтому бывшие союзники Российской империи пришли к выводу, что «поддержка Польши – лучший способ сдерживать Германию»[1].
Сильной Польше было отведено место ключевого звена в «проволочном заграждении» вокруг большевистской России, которое должно предотвратить «организацию беспорядков» за пределами ее территории; затормозит установление между Россией и Германией «сношений политического и военного характера». Такую внешнеполитическую и стратегическую линию поведения французской дипломатии и военного ведомства Франции на несколько лет вперед прочертил премьер-министр и министр обороны Франции Ж. Клемансо на совещании у британского премьер-министра Д. Ллойд-Джорджа 12 декабря 1919 г.
В массовом сознании польского народа Ю. Пилсудский был символом обретения национальной независимости, национальным и военным лидером, создателем польской армии. У лидера Польской республики была собственная программа расширения государственных границ «от моря до моря», в процессе реализации которой не исключалось участие русских, украинских, белорусских вооруженных отрядов.
«Федералисты» – маршал Пилсудский и его сторонники – опирались на популярный в этот момент лозунг права наций на самоопределение. Они исходили из того, что народы, бывшие в Российской империи под гнетом царизма, а в Советской России – под гнетом большевиков, должны завоевать национальную свободу и войти в союз свободных (демократических) народов во главе с Польшей, которая станет решающим фактором на востоке Европы. Украина, Белоруссия и другие пограничные республики должны будут стать буфером, предохраняющим Польшу от угрозы со стороны России. В связи с исполнением исторической роли лидера в регионе Польша должна будкт иметь самостоятельную внешнюю политику и восточную программу на основе права народов на самоопределение, демократии, проведения аграрной и социальной реформ.
Не все польские лидеры разделяли такую точку зрения на будущее развитие своей страны и региона. Сторонники влиятельной партии национальной демократии («эндеков») опирались на «историческое право» Польши на восточные земли, но правое крыло этого течения сферой влияния Польши (т. е. западной культуры) считало только регион Балтийского моря. Украина и Черное море, полагали они, должны принадлежать России, поэтому широкие планы Пилсудского они считали самообманом.
Военные стратеги Антанты предусматривали тесное взаимодействие формирующейся польской армии с русскими добровольческими отрядами (Белой армией). Польская военная элита с самого начала процесса формирования в Прибалтике антисоветских регулярных отрядов включилась в него, оказывая им поддержку под руководством французской и британской военных миссий в Польше и Прибалтике.
Но для Пилсудского вопрос военного сотрудничества с русскими белыми армиями не был приоритетным и решался в контексте стратегических задач, стоявших перед польской армией и государством. Он отказался от поддержки А. И. Деникина в период его наступления на Москву, что вполне соответствовало интересам советского руководства. Тем самым Пилсудский лишил Деникина – своего политического конкурента в глазах союзного командования – дальнейшей материальной поддержки союзников. Белые армии в этом регионе к концу 1919 – началу 1920 г. агонизировали, после чего Пилсудский начал военный поход на Восток.
Советское правительство настойчиво и систематически предлагало польскому правительству заключить мир. В этой ситуации союзники, как вспоминал позже У. Черчилль, не захотели брать на себя «большую ответственность» за последствия польского марша на Восток, поскольку не были готовы к «большим жертвам», которые им пришлось бы принести на алтарь внешнеполитических претензий Пилсудского. Вместе с тем союзники решили «продолжать оказывать материальную и моральную поддержку тем антибольшевистским силам»[2], которые еще существовали.
Именно Черчиллю принадлежала идея создания на польской территории антисоветских отрядов, которые вобрали бы в себя личный состав разбитых белых армий, прежде всего – Северной и СевероЗападной. Польское военное руководство проделало значительную «совершенно секретную» организационную работу по формированию на своей территории «отряда русских беженцев», а также по вовлечению на польскую территорию отряда С. Н. Булак-Балаховича. Военное командование скоординировало свои действия с армией Украинской Народной Республики[3]. Из всей русской эмиграции Черчилль выбрал и кандидатуру на роль руководителя русских отрядов – в прошлом – боевика и террориста, теперь «демократа» Б. В. Савинкова. Кандидатура «свободного от империалистической российской традиции»[4] Б. Савинкова устраивала и польское военное руководство.
Работа по созданию «русского отряда» велась под непосредственным руководством французской военной миссии в Польше, которая регулярно посылала отчеты во французский Генеральный штаб. Б. Савинков и сотрудники организованного им Российского политического комитета (РПК) на средства, выделенные из польского бюджета через второй отдел штаба военного министерства Польши, собрали и перевезли в Польшу почти весь контингент интернированных офицеров и солдат бывшей Северо-Западной армии из Эстонии и Латвии и других добровольцев. Польское военное министерствоа организовало агитацию добровольцев в лагерях военнопленных красноармейцев. Результатом совместной работы стало создание двух армий – Народной демократической (НДА) под командованием Булак-Балаховича, 3-й Русской армии (3РА), подчиненной Врангелю, и казачьих отрядов.
Секретная деятельность по созданию антисоветских формирований велась в условиях советско-польской войны; ее интенсивность напрямую зависела от положения на фронте. Их общая численность к октябрю 1920 г. должна была составить не более 35 тысяч человек, но в реальности, как свидетельствуют документы второго отдела французской военной миссии, запланированной численности они не достигли. Сформированные части не были снабжены запланированным количеством вооружения, были плохо экипированы, наполовину раздеты и разуты. Вследствие систематических хищений командиров армий и организаторов этой «русской акции» добровольцы были полуголодными. В боевых действиях против Красной армии приняли участие не все антисоветские отряды.
Советское руководство располагало информацией об организационной деятельности Генерального штаба Польши по созданию «антисоветских формирований», но давало ей неадекватную оценку вследствие вполне объяснимой боязни очередной интервенции со стороны Стран согласия. «В Польше готовится грандиозное наступление на нас»[5], – предупреждал Г. В. Чичерин в ноябре 1920 г.
Заключение перемирия между Польшей и Советской Россией 12 октября 1920 г. заставило военное руководство Польши отказаться от явной финансовой поддержки «русской акции». Только Булак-Балахович принял решение совершить самостоятельный поход, который завершился в конце ноября 1920 г. полным разгромом его армии.
Все русские отряды были интернированы в польских лагерях. Личный состав численностью около 13 тысяч человек (3РА и НДА) и около 5 тысяч казаков получили статус беженцев, эти отряды и в лагерях сохранили военное деление и штаты. Условия содержания солдат и офицеров в лагерях до заключения Рижского мирного договора (март 1921 г.) были сносными, поскольку командование Польши и французская военная миссия еще возлагали надежды на изменение политической ситуации и возможность использования этого контингента в антисоветских целях.
Однако после заключения Соглашения о репатриации всех категорий граждан в феврале 1921 г. и заключения Рижского мира в марте 1921 г., а также ратификации этих документов ситуация в лагерях интернированных стала меняться в худшую сторону, несмотря на их востребованность в продолжавшихся политических играх.
Русские беженцы, в числе которых оказалось немало бывших военнопленных красноармейцев, стали заложниками в политических играх и планах «демократа» Б. Савинкова. Именно этот контингент он рассчитывал использовать при организации вылазок на территорию Советской России по линии Народного союза защиты родины и свободы (НСЗРиС), в разведывательной работе на советской территории по линии Информационного бюро и в «зеленом движении». На использование контингента интернированных в лагерях рассчитывал Булак-Балахович, когда приступил к созданию партизанских отрядов вдоль линии советско-польской границы. Значительный интерес к ним проявили и русские генералы в эмиграции, рассматривая беженцев из числа интернированных 3РА как составную часть Русской армии за рубежом.
Обеспечить сносное содержание русских беженцев из числа интернированных Б. Савинков и С. Булак-Балахович не смогли, поскольку немалые средства, которыми они располагали, были ими частью расхищены, частью направлены на «политическую работу». Командование Русской армии за рубежом направляло некоторые денежные средства на поддержание контингента 3РА, но они таяли, поскольку проходили через савинковский Российский эвакуационный комитет (РЭК).
По требованию советского правительства Б. Савинков и его сотрудники были высланы из Польши в конце октября 1921 г. После этого ситуация в лагерях беженцев из числа интернированных обострилась настолько, что мало чем стала отличаться от ситуации в лагерях военнопленных красноармейцев[6]. Беженцы из интернированных армий и отрядов в буквальном смысле были поставлены на грань выживания.
С осени 1921 г. польское военное командование, выполняя условия Рижского мирного договора, должно было снять с себя какие-либо обязанности по содержанию бывших «союзников», интернированных в лагерях, в подавляющем своем большинстве голодных, раздетых и разутых. Многие проблемы адаптации бывших добровольцев к лагерным условиям пришлось решать польскому отделению Земско-городского комитета и Попечительному об эмигрантах в Польше комитету под председательством П. Э. Бутенко. Определенную работу в лагерях интернированных проделала представитель советского Российского общества Красного Креста (РОКК) в Польше С. Семполовская.
Спасением для интернированных лиц в преддверии зимы 1921/1922 г. могла стать амнистия, которая была объявлена рядовому составу антисоветских формирований на основании декрета ВЦИК от 4 ноября 1921 г. С этого момента Российско-украинская делегация смешанной советско-польской комиссии по репатриации (РУД) вплотную приступила к работе по возвращению «амнистированных беженцев»[7] на родину.
26 ноября 1921 г. был принят декрет о гражданстве РСФСР, согласно которому «добровольно служившие в антисоветских армиях и участвовавшие в таковых же организациях» лишались возможности получить советское гражданство. Но по требованию Ф. Нансена на амнистированных беженцев декрет о лишении гражданства не распространялся, более того, они восстанавливались во всех правах.
В общем потоке развернувшегося возвращения русских беженцев и эмигрантов в Россию из различных стран Европы репатриация из Польши стала наиболее проблемной. Изучение материалов Архива внешней политики РФ дает автору монографии все основания утверждать, что в своей работе РУД сразу столкнулась с явным и скрытым противодействием репатриации со стороны польской военной власти. В ряде случаев с целью отбить желание у репатриантов вернуться домой представители польской военной власти на местах практиковали крайние меры: пытки, избиения, насилие.
В других государствах русского рассеяния репатриационные комиссии и советские организации действовали в контакте с комиссаром Комитета по делам русских беженцев Лиги Наций Ф. Нансеном и с делегатами комитета. В Польше участвовать в репатриации в контакте с РУД эта структура Лиги Наций не смогла вследствие негативного отношения польской власти к деятельности Ф. Нансена в целом. Были случаи, когда РУД опосредованно, через представителя РОКК в Польше, сотрудничала с Попечительным об эмигрантах комитетом.
Весной 1922 г. в лагерях и рабочих аретлях стал расширяться процесс перехода интернированных в категорию военнопленных; в документах Российского государственного военного архива (РГВА) зафиксированы случаи, когда амнистированные беженцы делали это за взятки польским лагерным чиновникам. В течение 1921–1922 гг. репатриация из Польши проходила в условиях ожесточенной борьбы между савинковцами, оставшимися в Польше, генералами Врангеля и командованием Войска Донского в эмиграции за привлечение интернированных на свою сторону. Попытку организовать амнистированных беженцев в форме трудового союза (Союза бывших российских военных эмигрантов в Польше) предпринял второй отдел штаба военного министерства Польши, однако она закончилась неудачей.
В конце ноября 1922 г. польским руководством был взят курс на выдавливание русских беженцев из Польши, число которых составляло, по официальным польским данным, около полумиллиона. В связи с этим осложнилась ситуация в лагерях амнистированных беженцев. Потребовалось вмешательство Лиги Наций, чтобы ее урегулировать. В январе 1923 г. К. Б. Радек принял решение о ликвидации РУД и окончании репатриации. Решение было поспешным и осложнило на время процесс возвращения амнистированных беженцев на родину. В феврале 1923 г. ГПУ отменило это решение, постановило продлить репатриацию на неопределенное время.
В июне 1923 г. в Польше произошла смена кабинета; оппонент Пилсудского, лидер народной партии «Пяст» В. Витос, стал премьер-министром. Начальник государства был вынужден уйти со всех должностей вплоть до майского переворота 1926 г. Новое правительство высказалось за точное соблюдение условий Рижского мирного договора, лагеря интернированных были закрыты. К началу 1925 г. репатриация амнистированных беженцев из Польши завершилась.
Хронологические рамки исследования охватывают период, в начале которого (конец 1919 г.) Верховным советом стран Антанты был принят курс на укрепление Польского государства и расширение его границ на востоке силами польской армии при поддержке русской военной эмиграции путем организации военных отрядов на территории Польши. К концу рассматриваемого периода (начало 1925 г.) проблемы, возникшие в связи с реализацией этого курса (интернирование контингента антисоветских формирований, репатриация амнистированных беженцев, рассредоточение их в страны Европы), в целом были решены.
Цель исследования — проанализировать цели, методы и последствия создания на территории Польши антисоветских отрядов (армий) как проявления курса Антанты (прежде всего – Франции) на укрепление международного значения Польши в регионе Центральной и Восточной Европы.
Источниковая база и историография проблемыИзданные в РСФСР (СССР) и РФ, а также за рубежом документальные материалы позволяют исследователям давать адекватную оценку деятельности лидеров Антанты в рассматриваемый период времени в указанном выше регионе[8].
В ряде воспоминаний организаторов антисоветских формирований на территории Польши и участников событий имеется необходимая информация для точного определения акцентов в этом процессе[9]. Цели и обстоятельства создания на территории Польши антисоветских формирований из разнородного контингента русских беженцев рассматривались современниками событий по-разному, в зависимости от того, как они сами позиционировали себя в этом процессе. Некоторые современники, бывшие участники Первой мировой войны и участники Гражданской войны, оставили воспоминания, в которых в разных аспектах затрагивалась эта тема[10]. Новые документальные издания были выпущены в конце ХХ – начале XXI в. В их числе – сборники документов и материалов из серии «Русская военная эмиграция 20–40-х годов ХХ века»[11], которые содержат значительный фактический материал для исследования различных аспектов проблемы.
До настоящего времени малоисследованным является вопрос о правовых аспектах проблем прибытия, размещения и учета репатриантов и реэмигрантов в СССР, несмотря на издание ряда документальных сборников и некоторых исследований по этому вопросу[12]. Историография по рассматриваемой теме представлена рядом исследований. Цели и планы лидеров Антанты в этом регионе в рассматриваемый период были проанализированы советскими историками межвоенного периода с точки зрения официальной советской идеологии, однако содержали ценный фактический материал. К ним относятся в первую очередь работы Л. Н. Иванова[13]. Не потеряли своей актуальности, несмотря на характерную для советской историографии идеологизацию, попытки нового осмысления советско-польских отношений в контексте европейской политики в период «оттепели» П. Н. Ольшанского[14].
В 80-х гг. прошлого века вопрос о цели создания антисоветских формирований в Польше рассматривался в целом в контексте проблемы антисоветской деятельности русской эмиграции[15]. В 90-х гг. ХХ в. отечественные историки подошли к изучению вопроса об антисоветских формированиях в Польше в рамках советско-польских отношений и в определенной степени – в контексте международных отношений[16]. Только в первом десятилетии текущего столетия началось комплексное, многоаспектное изучение этой темы[17].
Зарубежные историки, в первую очередь польские, начиная с 60-х годов прошлого века, подробно изучали внешнеполитическую концепцию военного лидера Польской республики Ю. Пилсудского, а также попытки ее реализации[18]. Ряд работ, прежде всего – Л. Гросфельда, А. Юзвенко, М. Лечика[19] и С. Грегоровича[20] сохранили свое познавательное значение до настоящего времени, как и фундаментальный исторический труд Х. Батовского, известного исследователя истории международных отношений[21]. М. Гарлей обратился к материалам ряда французских архивов[22].
Новые условия для изучения СССР и польско-советских отношений возникли после 1989 г. К изучению проблем советско-польских отношений в новом аспекте приступили поляки М. Лечик, С. Грегорович, М. Захариас, В. Матерский и др.[23] Важный для исследования материал содержится в коллективном издании Истории польской дипломатии 1918–1939 гг. под руководством П. Лоссовского[24].
Сотрудничество французского военного ведомства и французской военной миссии с польским военным командованием, в том числе по вопросу создания военных отрядов из представителей разных национальностей, получило рассмотрение в ряде работ польских историков Т. Шрамма, Л. Малишевского, М. Волоса и начальника управления военной истории сухопутных войск армии Франции, главного редактора «Журнала военной истории» (Revue historique des armies) Ф. Гелтона[25].
Пристальное внимание изучению темы национальных антисоветских формирований в Польше уделил польский исследователь З. Карпус[26]. Новые подходы в изучении различных аспектов советско-польских отношений рассматриваемого периода проявились в первом десятилетии текущего столетия[27].
В работе над монографией автор преимущественно опирался на материалы следующих архивов: Архива внешней политики РФ (Фонды: 0122, 122, 04, 4, 0384, 415); Российского государственного военного архива (Фонды: 7, 460к, 461к, 308к, 1703к, 40279, 33987); Государственного архива РФ (Фонды: 3333, 5802, 5814, 5826, 5831, 5866, 5871, 5872, 5881, 5901, 6092, 6094, 7003, 7005, 9135); Российского государственного архива социально-политической истории (фонды 69, 70), Архива Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына (Фонды 38 и 39).
Документальные материалы из Фонда В.Л. Бурцева в Архиве Международного института социальной истории Нидерландской королевской академии наук в Амстердаме (IISG ACCR) предоставлены автору Е. М. Мироновой.
В работе над темой необходимо было изучение публикаций по теме исследования в советских газетах («Правда» и «Звезда»), ряде эмигрантских изданий («Последние известия», «Общее дело», «Свобода», «За свободу», «Накануне», «Голос России», «Новое время», «Русское дело» и др.).
Монография состоит из введения, трех глав, заключения и приложений.
В первой главе изложена история формирования «отряда русских беженцев в Польше в контексте польско-французских военных связей в период советско-польской войны. Проанализированы причины этой акции как проявления нового этапа в развитии антисоветской политики государств Антанты. Выявлены количественные результаты совместной французско-польской деятельности в этом направлении. Показана особая роль Б. Савинкова в этом процессе.
Во второй главе изучены различные аспекты положения интернированного контингента антисоветских формирований с момента его размещения в лагерях Польши до амнистии 4 ноября 1921 г. Проанализирована борьба различных политических групп за влияние на контингент интернированных антисоветских формирований. На основании материалов личного архива Б. Савинкова и материалов второго отдела Генерального штаба Польши рассмотрены этапы и итоги советской антисавинковской кампании, которая закончилась его высылкой из страны.
В третьей главе освещаются причины и содержание Декрета об амнистии от 4 ноября 1921 г.; проанализированы ход, особенности и итоги репатриации амнистированных беженцев из Польши в период с ноября 1921 до начала 1925 г. Поставлен вопрос о судьбах амнистированных беженцев, отказавшихся от репатриации на родину. Подведены итоги польско-французской акции по созданию антисоветских формирований в Польше в рассматриваемый период.
В заключении сформулированы выводы и итоги исследования. В приложениях опубликован ряд документов из отечественных архивов, выявленных автором настоящего исследования и впервые введенных в научный оборот. По возможности, стилевые особенности публикуемых документов сохранены, если они не противоречат смыслу.
Автор выражает глубокую благодарность руководству и сотрудникам всех архивов и читальных залов (ГАРФ, АВП РФ, РГАСПИ, РГВА), Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, а также руководству и сотрудникам специализированных отделов Российской государственной библиотеки, Государственной публичной исторической библиотеки, Государственной библиотеки иностранной литературы.
Особая благодарность – заведующей хранилищем белогвардейских и эмигрантских фондов ГАРФ Л. И. Петрушевой, ведущему специалисту-эксперту АВП РФ С. В. Павлову, заместителям директора РГВА Л. Н. Сахаровой и В. И. Коротаеву, заведующей архивохранилищем отдела обеспечения сохранности документов и фондов РГВА Л. И. Кудрявцевой, заместителю начальника отдела использования и публикации архивных документов РГВА к.ф.н. Н. В. Колгановой.
Автор благодарит Е. М. Миронову за предоставленные документы из Международного института социальной истории Нидерландской королевской академии наук в Амстердаме (IISG ACCR).
Отдельная благодарность сыну Ивану за техническую поддержку и терпение.
Словарь основных терминовВ данном исследовании под «интернированными» понимается уникальная категория лиц, нигде, кроме Польши в рассматриваемый период, не встречающаяся. Особенность ее заключается в том, что основной контингент интернированных включал в себя военнослужащих антисоветских формирований, созданных польским военным ведомством для проведения борьбы с большевистской Россией, а также отошедших на ее территорию антисоветских формирований Белого движения. В состав этой категории вошли в основном как советские граждане (советские военнопленные красноармейцы), так и лица без гражданства (добровольцы из разгромленных русских белых армий). Поскольку Польское государство после заключения Рижского мира 1921 г. отказалось поддерживать эти формирования, предложив им самостоятельно вести военные действия против Советской России, то оно заявило о своей нейтральной позиции. В рамках правового поля Польской республики этот контингент после заключения Рижского мира рассматривался как «беженцы». Режим интернирования в Польской республике должен был регулироваться Гаагскими конвенциями 1907 г. о правах и обязанностях нейтральных держав в случае войны, а до момента окончания репатриации – двусторонним Соглашением о репатриации военнопленных, интернированных, беженцев и эмигрантов. После объявления амнистии 4 ноября 1921 г. рядовому составу антисоветских формирований в служебной переписке структур НКИД в отношении этой категории лиц утвердилось наименование «амнистированные беженцы». Лица, выразившие согласие принять советское гражданство, были репатриированы в Советскую Россию. Оставшиеся в Польше получили право политического убежища.
«Беженцами» в русском праве с 1915 г. стали называть лиц (жертв войны), оставивших местности, находящиеся под угрозой захвата неприятелем или им уже занятые, либо выселенных распоряжением военных или гражданских властей из районов военных действий. Социально-политические события периода 1917–1921 гг. (Февральская и Октябрьская революции, Гражданская война, советско-польская война) существенно расширили круг лиц, которых стали относить к беженцам. В международном гуманитарном праве русскими беженцами впервые с 1922 г. стали называть лиц «русского происхождения, не принявших никакого другого подданства»[28].
«Репатриантами» в международном праве принято считать лиц, возвращающихся в страну своего гражданства и оказавшихся вследствие различных причин на территории другого государства (военнопленные, гражданские пленные, беженцы, эмигранты, перемещенные лица). Возвращение на родину связано с восстановлением в правах гражданства.
«Оптантами» в международном праве называют лиц, имеющих гражданство двух или более государств и выбирающих гражданство одного государства на основе соглашений заинтересованных государств. Как правило, эта категория лиц возникает при изменении государственной принадлежности территорий, на которых эти лица проживают.
Глава 1
Создание русских антисоветских формирований в Польше: цель, ход и результаты
§ 1. «Укрепить Польшу, чтобы обуздать Россию…»[29]Начиная с марта 1918 г. Советская Россия по условиям Брест-Литовского мирного договора[30] «отказывалась от всяческого вмешательства во внутренние дела» оккупированных Германией территорий (польских, литовских, курляндских, лифляндских и эстляндских). 29 августа 1918 г. В. И. Ленин подписал декрет об аннулировании договоров и актов, заключенных бывшей Российской империей, касающихся разделов Польши. Усиление влияния Германии в этом оккупированном ею регионе было подкреплено Дополнительными соглашениями к Брест-Литовскому мирному договору, подписанными в конце августа 1918 г. в Берлине. Эти соглашения могли стать основой военного союза Германии и Советской России против Антанты и антибольшевистской («белой») оппозиции.
В те же дни германское командование дало разрешение на формирование в районе Пскова добровольческого корпуса из офицеров бывшей русской императорской армии и добровольцев. В августе 1918 г. вербовочные пункты были открыты в Риге, Елгаве, Лиепае, Митаве, Юрьеве и Ревеле[31]. В результате этой работы был сформирован Русский Псковский корпус[32].
На оккупированной Германией и Австро-Венгрией территории с польским населением вплоть до провозглашения 11 ноября 1918 г. независимого государства – Польской республики – легитимным органом управления был Регентский совет во главе с А. Ледницким. Уже в октябре 1918 г. Польский национальный комитет (ПНК) в Париже под руководством Р. Дмовского[33] обратился к странам Антанты с просьбой направить на польскую территорию английские и французские части для «создания будущей базы военных действий союзников в России»[34].
В Верховном военном совете Антанты доминировала точка зрения главнокомандующего союзными вооруженными силами маршала Ф. Фоша о необходимости эвакуировать германские войска с территории Польши в границах до первого ее раздела (1772 г.)[35]. Англия и США заняли осторожную позицию в этом вопросе, поэтому какое-либо политическое решение ими не было принято.
Ноябрьская революция в Германии изменила политическую ситуацию в регионе. 11 ноября в Компьене Германия подписала акт о капитуляции, вслед за этим 13 ноября Советская Россия аннулировала Брест-Литовский мирный договор. Руководство Советской России было уверено в союзнических намерениях Германии и в том, что присутствие Красной армии в Прибалтике предотвратит высадку на балтийском побережье частей Антанты. На польских землях 14 ноября вся полнота государственной власти была передана «временному начальнику государства», военному и политическому лидеру Ю. Пилсудскому.
«Белая» оппозиция в Прибалтике рассчитывала на поддержку англичан в антибольшевистской борьбе, но обращение командира формируемых в Латвии русских антисоветских частей А. П. Родзянко к английскому командованию с просьбой о материальной помощи осталось без ответа[36]. Правительство Великобритании не строило планов по созданию значительной антибольшевистской силы в регионе Прибалтики и Польши. Власть большевиков в измотанной войной России была для него более удобна, чем реализация «белой» идеи восстановления «единой и неделимой России». Русская смута и «большевистская анархия» были сильным фактором, препятствующим восстановлению экономического потенциала и территориальной целостности России в прежних пределах[37]. Поэтому основные вложения английские политики предполагали сделать не в антибольшевистские армии и отряды, а в экономическое и военное укрепление молодых республик, отделившихся от России на основе права наций на самоопределение.
Военное руководство независимой Польской республики стремилось воплотить в жизнь собственные глобальные территориальные планы на Востоке, нацеленные на создание цепи буферных государств вокруг России в форме федерации[38]. Роль координатора в ней польская «военная партия»[39] во главе с начальником государства Пилсудским оставляла за собой. В качестве опоры на Европейском континенте лидер молодой республики Пилсудский видел в первую очередь Францию. Французским политикам, в свою очередь, была жизненно необходима сильная и боеспособная Польша как политический противовес Германии. Французские военные лидеры были готовы поддержать молодую Польскую республику оружием, боеприпасами, снаряжением, военными советниками для создания одной из самых сильных армий в Европе.
Это направление внешней политики Франции усилилось и стало приоритетным в контексте идеи Ж. Клемансо о «санитарном кордоне» из пограничных с Советской Россией государств-лимитрофов, с помощью которого можно было оградить Европу от «большевизма – заразительной болезни»[40]. Ключевым звеном в цепи антисоветских государств стала Польша. Именно в ней Клемансо видел ту силу, которая могла бы стать основой «санитарного кордона» между «дикими азиатами» и «цивилизованными европейцами» либо основой забора из «колючей проволоки» вокруг России[41].
Американский взгляд со стороны на такую перспективу был более трезвым. Американский представитель при миссии Антанты в Польше генерал-майор Д. Карнап сообщал президенту США В. Вильсону в апреле 1919 г.: «Империалистические идеи – вид безумия, завладели психикой французов, они пытаются создать цепь сильных милитаристских государств, зависимых, насколько возможно, от Франции»[42].
Начальник Польского государства Пилсудский, принимая к сведению решения союзников, стремился к реализации собственной внешнеполитической концепции по расширению государства «от моря до моря». Ее реализация могла произойти только в ходе наступления польской армии на Восток – на литовские, украинские, белорусские и русские территории. В практическом воплощении федеративной концепции могли участвовать русские, украинские и белорусские вооруженные отряды, которые предполагалось создавать на средства из польского бюджета на территории Польши[43]. К реализации своего плана Пилсудский приступил в начале 1919 г., когда началось польское наступление на Вильно.
Д. Карнап сообщал в этот период времени из Варшавы в Вашингтон: «В стране, где такая нужда, где все усилия правительства и все источники дохода должны были бы быть направлены на улучшение материального положения населения и государственного управления, всем овладел военный дух». «Этот военный дух, – предостерегал американский представитель при миссии Антанты, – является для будущей Польши большей опасностью, чем большевизм»[44].
К 15 февраля 1919 г. в русских формированиях на территории Польши было всего 1050 человек, в их числе несколько десятков офицеров. С января 1919 г. общее командование антибольшевистскими силами на оккупированной Германией территории[45] стал осуществлять германский генерал граф Р. фон дер Гольц. С начала 1919 г. заметную активность в регионе Прибалтики стали проявлять США. Американская военная миссия во главе с подполковником У. Грином в Ревеле отслеживала ситуацию во всем Прибалтийском регионе. В качестве одного из возможных вариантов развития ситуации в Прибалтике США рассматривали, наряду с формированием местных национальных армий, создание добровольческих русских антибольшевистских отрядов. В условиях фактического отсутствия национальных армий в Прибалтийских республиках и в Польше в качестве реальной военной силы союзники могли рассматривать пока только русские добровольческие формирования в Эстонии.
В мае 1919 г. по распоряжению А.В. Колчака, одобрившего план Н. Н. Юденича по созданию Северо-Западного фронта, командованием Русской добровольческой армии были приняты меры к пополнению белых отрядов эвакуируемыми из германских и австрийских лагерей русскими военнопленными. При содействии американской военной миссии в Берлине велась успешная вербовка в лагерях русских военнопленных Первой мировой войны. Так, к началу июня 1919 г. численность отряда светлейшего князя А.П. Ливена в Латвии с 250 человек возросла до 3500[46].
С 1 апреля 1919 г. в Варшаве приступила к работе французская военная миссия под командованием генерала П. Анри, который возглавлял ее до 30 сентября 1920 г.[47] К этому моменту в Германии и Польше была организована система вербовки и отправки бывших военнослужащих императорской армии в Латвию. В Польше делом отправки русских офицеров и рядового состава в Митаву руководил штаб-ротмистр князь К. А. Ширинский-Шихматов. Светлейший князь А. П. Ливен вспоминал, что «благодаря содействию союзнических миссий в Варшаве и предупредительности германских пограничных властей дело это великолепно наладилось» – в Митаву еженедельно прибывало до 2 эшелонов добровольцев. Только в Польше число записавшихся в Ливенский отряд составило около 15 тысяч человек[48]. Военное ведомство Польши проводило политику наибольшего благоприятствования организации русских добровольческих формирований. Специальное распоряжение (регламент) военного министерства предписывало освобождать пленных красноармейцев, добровольно сдавшихся в польский плен, для того чтобы они вступали в Русский добровольческий легион или отправлялись в «небольшевистскую Россию»[49].
8 июля начальник Генерального штаба Польши полковник Ст. Галлер предложил военному министру создать польские военно-дипломатические миссии при армиях А. В. Колчака и А. И. Деникина, поскольку ожидалось признание правительства Колчака правительствами стран Антанты. Для создания антибольшевистского фронта требовалась координация действий белых армий с военными действиями поляков[50]. Параллельно развивалось сотрудничество польского военного командования и Министерства внутренних дел (МВД) с другими лидерами белогвардейских формирований.
Со второй половины июля 1919 г. добровольцы из Польши стали приезжать в Латвию ежедневно, А. П. Ливен откомандировал в Варшаву на помощь в вербовке нескольких надежных офицеров. Благодаря их усилиям к нему прибыл целый эшелон бывших красноармейцев, сдавшихся полякам на советско-польском фронте, под командованием капитана М. А. Стрекопытова (Тульский отряд). С советского Западного фронта отряд был выведен Стрекопытовым на польскую территорию. На обмундирование отряда из казначейства Латвии было выдано 800 тысяч рублей. Распределять прибывших в Латвию добровольцев, как вспоминал позже А. П. Ливен, приходилось «возможно справедливее между отрядами Бермондта[51], Вырголича[52]» и собственным[53]. С 19 августа 1919 г. офицеры армии Н. Н. Юденича полковник Субботин и поручик Данилевский на основании официального распоряжения польского МВД начали открытую вербовку добровольцев в Краковском военном округе[54].
26–27 августа 1919 г. по инициативе и под руководством главы миссии союзников в Прибалтийских государствах британского генерала Ф. Марша состоялась встреча представителей антибольшевистских военных сил Северо-Запада[55]. На ней было подписано соглашение о разделе антибольшевистского фронта между участниками встречи. Начало общего наступления было назначено на 15 сентября, однако вследствие взаимных противоречий сторон соглашение не было реализовано[56]. К началу сентября польское военное командование в лице полковника В. Сикорского приняло решение о разоружении и расформировании русского Пинского добровольческого батальона ввиду его «небезопасности»[57]. Батальон входил в состав 9-й пехотной дивизии Полесской группы польской армии. В сентябре появилось сообщение в одной из газет Киева о создании «второго русского добровольческого отряда из находившихся в германском плену русских офицеров и солдат». Отряд сражался на Волыни в рядах польской армии, по непроверенным сведениям он насчитывал около 5 тысяч человек[58].
В сентябре 1919 г. представитель правительств Колчака и Деникина в Париже С. Д. Сазонов[59] обратился в посольство Польши с предложением о создании представительства правительства Колчака в Варшаве «с официальным наименованием специальной миссии». 18 сентября вопрос о принятии Г. Н. Кутепова[60] в качестве такового был решен председателем Совета министров Польши положительно[61].
На следующий день МИД Польши направил посланнику в Париже М. Замойскому запрос об условиях возможного соглашения с А. И. Деникиным. Во второй половине сентября к командующему вооруженными силами Юга России прибыл глава польской военной миссии А. Карницкий. Деникин вспоминал, ссылаясь на информацию из французской военной миссии на Юге России, что польский представитель должен был «настаивать перед командованием Юга на границах «Великой Польши», обнимающих Курляндию с Балтийским побережьем, Литву, Белоруссию и Волынь». Деникин подчеркивал также, что Франция, оказывая материальную поддержку вооруженным силам Юга России, Украины, Финляндии и Польши, более серьезное внимание уделяла лишь одной Польше и только для ее спасения «вступила впоследствии в более тесные отношения с командованием Юга в финальный, крымский, период борьбы»[62].
В конце сентября 1919 г. командование Польши вступило в переговоры с командованием Северо-Западной армии по вопросу о координации совместных действий против большевиков. В Варшаву были направлены представители Колчака и Юденича. 2 октября в Варшаву прибыл генерал К. А. Крузенштерн, «с целью проинформировать о положении на русском Северо-Западном фронте»[63] и провести вербовку русских для «усиления армии Юденича и Ливена»[64].
С августа 1919 г. стало разворачиваться сотрудничество Польской республики с Украинской Народной Республикой (УНР) С. Петлюры. 10 августа 1919 г. во втором отделе Главного командования польской армии созрела мысль о необходимости «привлечь на свою сторону правительство Петлюры и путем оказания ему поддержки связать его интересы с Польшей», поскольку «Польша заинтересована получить преобладающее влияние на Украине, образованной на территории б(ывшей) России». Несмотря на присутствие при Петлюре французской и румынской миссий, польское командование было заинтересовано в том, чтобы «польское влияние на Петлюру было доминирующим»[65].
Польское руководство вынуждено было прекратить военные действия ввиду успешного наступления на Украине армии Деникина, который не признавал независимость Украинской Республики. 1 сентября 1919 г. Польская и Украинская республики подписали перемирие. Было достигнуто соглашение о разграничении дислокации армий на территориях по реке Збруч, стороны обменялись дипломатическими миссиями. 24 сентября УНР объявила войну Деникину, а галицийские украинцы, напротив, заключили с ним тайное соглашение. С 6 декабря 1919 г. в Варшаве начались мирные переговоры между УНР и Польской республикой[66].
Уже летом 1919 г. главное командование польской армии и польская разведка проявили особый интерес к армии Юденича в целом, и особенно – к отряду полковника С. Н. Булак-Балаховича в ее составе. Военный атташе Польши в Финляндии сообщал 23 июня главному командованию польской армии о присутствии в Эстонии отряда полковника Булак-Балаховича численностью от 1500 человек и наличии в нем 250 поляков[67].
В июле 1919 г. полковник Булак-Балахович, находясь в Пскове, обратился в польское правительство через военного атташе Польши в Финляндии полковника Пожерского и «высказал готовность действовать в соответствии с указаниями польских властей». Но в тот момент руководство польской армией интересовала лишь судьба поляков из его отряда[68].
Военный атташе Польши в Финляндии попросил Булак-Балаховича пока «оставаться под прежним командованием», поскольку у польской армии «с добровольческой русской армией общий фронт». Польский военный атташе подчеркнул при этом, что «служба г-на полковника в российской армии будет рассматриваться нами и как служба на благо нашей страны»[69]. Полковник Пожерский предложил Булак-Балаховичу откомандировать в распоряжение польского командования Литовско-Белорусского фронта в Вильно постоянного офицера связи (поляка) и предоставить информацию о лицах польской национальности в его отряде. Связь Булак-Балаховича с польским военным атташе осуществлялась через эстонский Генеральный штаб.
Ситуация на Северо-Западном фронте тщательно отслеживалась польским военным ведомством. В июле 1919 г., в период временных успехов армии Юденича и подготовки им похода на Петроград, полковник Пожерский сообщал в Варшаву: «Акция “белых”» вызывает большой интерес и поддержку коалиции, в особенности Англии». В подготовке похода с целью свержения правительства большевиков руководящую роль играл глава военной миссии союзников генерал Первой мировой войны Губерт Гоф. Под его руководством 7 июля состоялась конференция, на которой шла речь о взятии Петрограда и «вовлечения в эту акцию финских войск»[70]. Отряд Булак-Балаховича, по информации Пожерского, в этот момент насчитывал уже 3000 человек[71].
К середине августа численный состав дивизии Булак-Балаховича увеличился, по данным польского военного атташе, до 8 тысяч штыков[72], однако уже в сентябре героический командир был арестован командованием Северо-Западной армии, затем бежал и поступил на службу к эстонцам. 25 августа Красная армия заняла Псков[73].
В октябре 1919 г. Пилсудский издал декрет о создании белорусских отрядов (Белорусской военной комиссии)[74], после чего началась подготовка к их созданию в составе польской армии. Но в тот момент для его воплощения в жизнь не было условий.
17 октября польский военный атташе сообщал в Варшаву: «Юденич дезорганизован»; что Северо-Западное правительство ведет переговоры с Главным военным командованием Эстонии о переформировании Северо-Западной армии под его командованием «по типу отряда Булак-Балаховича»[75]. На следующий день генерал Булак-Балахович уже был «принят генералом Лайдонером в эстонскую армию и носил ее мундир». Генерал Я. Лайдонер разрешил Булак-Балаховичу «создавать добровольческие отряды из русских». Отряд Булак-Балаховича располагался в Верро, подчинялся командованию Эстонии (в составе 2-й эстонской дивизии) и получал от него содержание и вооружение. В этот период в отряде числилось всего 600 штыков и имелось 4 пушки[76].
Если к «белорусу и католику»[77] Булак-Балаховичу польское военное командование проявляло интерес, уделяя ему пристальное внимание, то политические и военные планы русских белых генералов не вписывались в его планы[78]. Отношение Пилсудского к русским добровольческим формированиям видно из его письма председателю Совета министров Польши И. Падеревскому. В конце сентября 1919 г. Пилсудский писал ему по поводу необходимости улучшения отношений с Англией, которая, по его мнению, не имеет четкой политической линии и занимается «созданием эфемерных русских сил» (т. е. белых армий), когда для решения русского вопроса, полагал Пилсудский, есть только две силы – «Польша и Германия»[79].
Однако в Лондоне придерживались другого мнения. Падеревский сообщал в МИД Польши: «Сейчас все изменилось, все считаются с большим успехом (Деникина. – Т. С.)… В случае малейшего столкновения с войсками Деникина наши отношения с Антантой будут порваны»[80]. Начальник польской военной миссии в Париже Т. Розвадовский также сообщал в Варшаву, что английские и, в первую очередь, французские круги «весьма встревожены» назревающим конфликтом поляков с Деникиным[81].
Руководство польских военного и дипломатического ведомств исходило из установки, что если «Деникин хочет идти на Москву, то он должен перед этим договориться с нами»[82]. Польские военные и дипломаты были убеждены, что после захвата власти в Москве лидеры Белого движения потребуют вывода польских войск из Литвы, Белоруссии и других территорий, занятых польскими войсками. И в первую очередь из тех, которые до 1 августа 1914 г. не входили в состав Привислинского края Российской империи. Польские лидеры отдавали себе отчет в том, что все занятые поляками территории рассматриваются русскими военными лидерами как неотъемлемые территории России.
В этот момент Главное командование Антанты потребовало выдвижения польской армии в направлении на Витебск и Смоленск, что могло бы облегчить наступление Деникина на Москву и способствовать восстановлению армии Колчака[83]. В ответ на это военный министр Польши К. Соснковский затребовал от французского правительства «срочную и активную помощь» в форме «обеспечения войск одеждой и снаряжением», а также «создания достаточных резервов боеприпасов», «улучшения транспорта», т. е. полного обеспечения польской армии к марту 1920 г.[84] Таким образом, польская военная элита тесно увязала необходимость существования антисоветского фронта, который «может быть в любой момент прорван по всей линии»[85], с требованием военной помощи со стороны Англии.
Польский МИД был готов идти на сотрудничество с Англией лишь в такой степени, «в какой это отвечало бы» польским интересам[86]. Только поляки и польская армия, были убеждены польские лидеры, являются силой, «готовой предпринять в согласии с Англией цивилизаторскую работу в России»[87]. А в намерении англичан поддержать армии Деникина и Юденича польские лидеры видели в первую очередь желание Великобритании «опередить всех конкурентов в эксплуатации русских богатств». При этом англичане, по их мнению, неверно оценивали стратегическую роль Польши, считая ее «слишком самостоятельной и притом связанной с Францией, а частично симпатизирующей и Америке»[88].
1 октября 1919 г. польский посланник в Лондоне Е. Сапега с удовлетворением сообщал в Варшаву, что Деникин будет получать помощь от союзников «только в течение нескольких недель, а если он до зимы не сумеет занять Москвы, то всякая помощь ему будет прекращена, и вопрос о России будет полностью снят». «В этом случае, – писал Сапега, – Польша, несомненно, оказалась бы в центре всех восточноевропейских дел»[89].
Быть в центре восточноевропейских дел – именно такую цель ставило польское военное руководство в период наступления Деникина на Москву. Поэтому Пилсудский не только не выдвинул армию в направлении на Витебск и Смоленск, как рекомендовало Главное командование Антанты, но и вообще приостановил наступление. Благодаря этому Главное командование Советской республики смогло перебросить против Деникина дополнительно до 43 тысяч штыков и сабель[90], что позволило остановить его наступление.
После этих событий Пилсудский получил от Деникина титул «спасителя большевизма в России», но добился своего: в глазах союзников лишил Деникина звания потенциального политического конкурента. Не случайно начальник государства бросил Советской республике, по образному выражению генерала А. А. фон Лампе, «якорь спасения, на котором удержалась советская власть»[91]. Позже Деникин пришел к выводу о том, что Пилсудский и большевики заключили тайный договор[92]. Архивные документы и исследования отечественных историков свидетельствуют в пользу этого утверждения[93].
Ю. Мархлевский сообщал Г. В. Чичерину 19 октября, что «неофициальный представитель Польши» категорически заявлял, «что поляки наступать не будут», «желают разгрома Деникина». Советский военачальник Н. Е. Какурин был убежден, что «противоположность целей» Пилсудского и Деникина[94] стала причиной бездействия маршала Польши в ответственный момент противостояния Красной и белой армий[95]. После разгрома Деникина Красной армией Пилсудский планировал не только захват Украины, но и готовился превратить Польшу в черноморскую державу[96]. Эти планы противоречили позиции Деникина по вопросу о западной границе России на основе этнографического принципа.
Уже в конце октября 1919 г. Совет министров Великобритании принял решение о прекращении всякой военной помощи военным операциям белых армий на Востоке Европы. Принявший должность министра иностранных дел Великобритании У. Черчилль добился исключения только для Деникина на период до конца его осенней кампании. Е. Сапега доносил в Варшаву, что английские политики ищут наиболее устойчивый вариант равновесия сил в Восточной Европе при традиционном стремлении к сильной России и готовы рассматривать даже создание на этой территории федерации из новообразованных государств во главе с Польшей. «Непременным условием сотрудничества Польши с Англией» Сапега по-прежнему считал «поражение Деникина и Юденича»[97].
В начале ноября 1919 г. союзникам стало ясно, что расчет на успех армии Колчака в Сибири несостоятелен[98]. В начале декабря началась эвакуация польских частей из Сибири. Генерал П.М. Жанен, командующий группировкой союзных сил в Сибири, в телеграмме начальнику 5-й польской дивизии отводил Войску Польскому роль «арьергарда всех союзных войск»[99]. В этих условиях проявилось стремление руководства стран Антанты к усилению Польши, которая действительно оказалась в «центре восточноевропейских дел». Одновременно проявилось стремление польского руководства к полной самостоятельности в военных действиях. 6 ноября Пилсудский в беседе с британским посланником в Варшаве Г. Румбольдом дал ему недвусмысленно понять, что Англия занимает позицию, не выгодную для Польши, оставляя ее без поддержки в войне с большевиками. В таких условиях, заявил Пилсудский, «Польша должна сама себе помогать и сама договариваться с кем найдет нужным»[100].
29 ноября Юденич вынужден был сообщить Деникину о поражении Северо-Западной армии. Боевой и гражданский состав армии был интернирован. Многие из интернированных в Эстонии солдат и офицеров армии бежали из страны. Российский посланник в Швеции К. Н. Гулькевич телеграфировал генералу Д. Г. Щербачеву: «Здоровые солдаты уходят сотнями к большевикам, которые ведут открытую пропаганду. Раздражение против офицеров растет и может привести к массовому избиению… офицеры группами, своими средствами уезжают к Деникину, на Мурман, в Германию, к авантюристу Балаховичу»[101].
В этих условиях руководство Эстонской республики вплотную приступило к подготовке переговоров о мире с Советской Россией.
25 октября 1919 г. министр иностранных дел Эстонии И. И. Поска от имени Прибалтийских государств сообщил о намерении начать переговоры. После очередного обращения Чичерина к эстонскому правительству с предложением заключить перемирие министр иностранных дел Эстонии А. Пийп дал согласие вступить в переговоры 17 ноября.
19 ноября Советская Россия подписала мирный договор с Литовской республикой. Однако правительство Эстонии заняло выжидательную позицию и в очередной раз перенесло переговоры на 2 декабря. К этому моменту советское руководство уже заключило с тремя Балтийскими государствами соглашения о репатриации заложников, беженцев и пленных. Советско-эстонское перемирие было подписано только 31 декабря 1919 г.
Планы союзников в отношении Советской России были существенно скорректированы. Интервенция была безуспешно завершена, армия и правительство Колчака прекратили существование, Деникин терпел неудачи, Латвия и Эстония приступили к переговорам с Советской Россией о перемирии. В истории советско-польских отношений в начале 1920 г. период осторожного прощупывания взаимных возможностей сменился периодом активного наступления Пилсудского на Восток.
Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж не был сторонником войны Польши против России и не упускал возможности подчеркнуть, что польская армия выдвинулась слишком далеко «за этнографические границы», заняв территорию, заселенную преимущественно русскими[102]. 16 января 1920 г. Верховный совет Антанты принял решение о снятии экономической блокады Советской России. По мнению Ллойд Джорджа, восстановление с ней торговых отношений через кооперативные организации могло стать «лучшим путем к установлению мира и ослаблению большевизма в России». Торговля с Россией становилась жизненно необходимой для всей Европы, государства которой стали испытывать недостаток русского продовольствия, нуждались в источниках сырья, расширении рынка и снижении взлетевших во время войны цен.
Польское руководство было убеждено, что Англия не понимает сути происшедших перемен на Востоке Европы, что Польша есть «новый фактор», обладающий по сравнению с Россией «несравненно большими жизненными силами» и способный определять политическую ситуацию на Востоке Европы[103]. Советское внешнеполитическое и военное руководство также недооценивало самостоятельную роль Польши в этом регионе и, как справедливо отметил российский исследователь, видели в ней не субъект международных отношений, а всего лишь объект политики Антанты[104].
В день снятия блокады Советской России Великобританией Верховное командование польской армии и Верховное командование армии Латвии подписали секретное соглашение о совместных действиях против Красной армии. 3 января началось их совместное выступление на «большевистском фронте»[105]. У. Черчилль констатировал, что, «пока большевики были поглощены столкновениями с Колчаком и Деникиным, возникшие на территории бывшей Российской империи государства создали сильные армии»[106].
Польское военное командование весьма умело использовало сложившуюся ситуацию для увеличения финансовых влияний на развитие армии: уже 18 января американский посланник в Варшаве Х. Гибсон сообщал государственному секретарю Р. Лансингу о намерении польского правительства заключить мир с большевиками ввиду отсутствия поддержки со стороны союзников[107]. На следующий день Г. Румбольд телеграфировал Дж. Керзону об угрозе прорыва в Польше «барьера против большевиков», что могло бы поставить в «очень тяжелое положение» Центральную Европу и западные державы. Одновременно английский политический представитель при Деникине в ранге главного комиссара Х. Маккиндер получил указание Форин Оффиса «сделать все возможное для установления дружбы между Деникиным и польским правительством»[108]. Маккиндер во время поездки в Париж и Польшу даже убеждал Деникина пойти на территориальные уступки, но успеха не добился[109].
Вслед за этим премьер-министр Великобритании вынужден был «откровенно объяснить» Пилсудскому, что его правительство не хочет, чтобы Польша своими военными действиями «способствовала созданию экономического барьера между собой и Россией»[110]. 28 января Сапега сообщал из Лондона в МИД Польши о кампании, развернутой в левой прессе Великобритании, под лозунгами: польские войска заняли «исконно русские земли», «большевистские атаки являются проявлением справедливых русских национальных стремлений»[111].
Если английский премьер-министр занимал позицию мира, то французское военное руководство было сторонником продолжения войны. Маршал Ф. Фош[112] готовился к визиту в Польшу, польские военные круги связывали с этим визитом надежду на «щедрую материальную поддержку со стороны Франции», а также на ожидаемое некое «внутреннее национальное движение в России, которое спасет Польшу», – сообщал американский посланник в Варшаве Гибсон в Вашингтон. В этой ситуации США предоставили полякам полную свободу действий в вопросе переговоров с большевиками[113].
28 января СНК РСФСР за подписью В. И. Ленина, Г. В. Чичерина и Л. Д. Троцкого направил народу Польши обращение с изложением мирных основ политики советского правительства в отношении Польши. В обращении подчеркивалось, что «сторонники и агенты Черчилля – Клемансо» стремятся «ввергнуть Польшу в беспричинную, бессмысленную и преступную войну с Советской Россией». Существующая линия фронта была объявлена ненарушимой, было подчеркнуто также, что «не существует ни одного вопроса: территориального, экономического или иного, который не мог бы быть разрешен мирно»[114]. Ради мира советское руководство было готово уступить Польше всю Белоруссию и «порядочный кусок Украины», которые к тому моменту уже были заняты польской армией[115].
В конце января советская дипломатия добилась некоторого успеха: между Латвией и Советской Россией было заключено перемирие[116], согласно которому военные действия между договаривающимися странами приостанавливались. В тексте договора о перемирии содержалось взаимное обязательство «не допускать образования и пребывания на своих территориях каких бы то ни было организаций и групп, именующих себя или претендующих на роль правительства всей территории другой стороны».
В случае обнаружения таковых они подлежали интернированию в течение 48 часов с момента подписания соглашения. Такие группы подлежали разоружению, а все их военное имущество, технические средства и средства вооружения – полной нейтрализации и иммобилизации. Через территорию договаривающихся государств был запрещен провоз чужих вооруженных сил, а также военного, инженерного и прочего имущества[117]. Вербовка в ряды антисоветских вооруженных сил, а также в антисоветские организации и группы на территории Латвии также была запрещена. В недельный срок Латвия обязалась предоставить данные о состоянии всех «неправительственных войск» (их военных складов, военного и технического имущества)[118].
Ситуация в Балтийском регионе существенно изменилась после подписания 2 февраля 1920 г. в Юрьеве (Тарту) мирного договора между РСФСР и Эстонией[119]. Ему предшествовали договор о перемирии и приостановке военных действий между армиями РСФСР и Эстонской Демократической Республики от 31 декабря 1919 г., заключенный по инициативе советской стороны. В нем также содержались взаимные обязательства сторон воспретить «пребывание на своей территории каких-либо войск, кроме правительственных», а также «вербовку и мобилизацию личного состава в ряды армий государств, с которыми заключены военные конвенции». На основе взаимности было решено «запретить организации и группы, ставящие своей целью вооруженную борьбу с другой договаривающейся стороной»[120].
Запрещалось также образование и пребывание организаций и групп, «именующих себя или претендующих на роль правительства всей территории другой договаривающейся стороны или части ее территории». На интернирование таковых отводилось 48 часов. Пребывание любых «неправительственных войск» внутри договаривающихся государств также запрещалось. Запрещалось и пребывание представительств и должностных лиц организаций, имеющих своей целью низвержение правительства другой договаривающейся стороны[121].
В день заключения мирного договора в Тарту ВЦИК направил очередное обращение к польскому народу с призывом установить добрососедские отношения между Польшей и Советской Россией. Суть документа сводилась к заявлению, что разгром «контрреволюционных сил Колчака, Деникина, Юденича» не означает стремления к завоеванию Польши и водворению там коммунизма «штыками Красной армии»[122]. В начале февраля 1920 г. в период Лондонской конференции глав правительств польские дипломаты приступили к выяснению отношения правительств Антанты к мирным предложениям России. Польские политики, с одной стороны, понимали, что отказ от мира означает длительную затяжную войну, к которой польский народ не будет готов. С другой стороны, министр иностранных дел Польши Ст. Патек осознавал, что польскому правительству следует действовать «в прямом соответствии с желаниями» союзных держав[123]. Ранее, на конференции в Гельсингфорсе в январе 1920 г. с участием Эстонии, Латвии, Литвы, Польши и Финляндии, также было принято такое же решение.
Однако союзные державы заявили лишь о своих обязательствах поддерживать государства, граничащие с Россией, в том случае, если та нарушит их «законные границы». Американский посланник в Варшаве доносил в Вашингтон, что союзные державы в этот момент «были склонны предоставить Польше взять на себя всю ответственность» за решение по вопросу о заключении мира с Советской Россией. О сильной антипатии к идее мира с большевиками, а также о бессилии оказать влияние на политику Ллойд Джорджа спустя некоторое время высказался только король Великобритании Георг V[124].
У. Черчилль вспоминал, что в этот период союзники встали перед выбором: финансировать наступление польской армии в направлении на Москву или польскому правительству заключать мир с большевиками. Оба варианта были неприемлемы, поэтому союзники решили не «предпринимать никаких действий, которые требовали бы от союзников больших жертв», но «оказывать материальную и моральную поддержку тем антибольшевистским силам, которые существуют»[125].
Идея использовать военный потенциал значительного контингента русской военной эмиграции созрела у Черчилля. Вопрос о лидере, способном собрать и удержать под своим руководством разочаровавшуюся и дезориентированную массу профессиональных военных, был решен также британским премьером. Р. Б. Локкарт вспоминал, что Черчилль в этот период времени «находился под благоприятным впечатлением» от Б. Савинкова; ему казалось, что тот «обладает наибольшим политическим весом и, самое главное, прекрасными организаторскими способностями, дававшими основание надеяться на успех контрреволюционного переворота»[126]. Агент британской разведки Сидней Рейли, «с благословения Черчилля и заручившись поддержкой шефа британской секретной службы»[127], был направлен к Б. Савинкову для установления с ним постоянной связи.
Существенную идеологическую и информационную поддержку идее сотрудничества белых формирований и русской эмиграции с Польшей оказал сам Б. Савинков[128]. Как член Русской заграничной делегации, он представлял интересы России на Парижской мирной конференции в 1919 г. и регулировал вопросы обеспечения армии Колчака со стороны союзников (поставки оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования). Как член Политического совещания, в тесном контакте с лидерами русской эмиграции (Н. В. Чайковским, В. А. Маклаковым, С. Д. Сазоновым) Б. Савинков проводил встречи с Клемансо, Ллойд-Джорджем, Черчиллем, представителями эсеров, правыми социал-демократами, группой кадетов во главе с П. Н. Милюковым.
С конца 1919 г. Б. Савинков стал развивать мысль, «что польский плацдарм, моральный и территориальный, по обстоятельствам текущего момента является вполне подходящим для организации русского вооруженного патриотического движения… и установления вечного мира с братской по крови Польшей»[129]. Во французской прессе он активизировал кампанию под лозунгом: «Польско-русское соглашение является вопросом первоклассного значения для политической стратегии Франции», публикуя статьи во французских газетах и журналахНаш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно
